– Знаешь, как интересно теперь звучат слова пророков из Писания? – спросил Джон.
Энн молча вела автомобиль и курила.
– В том месте, где про то, что все тайное становится явным, – добавил Джон.
Энн снова не ответила. Она думала о своем. О новой подруге – о русской. О Марии.
Агенту нельзя привязываться к объекту своей разработки.
Но Энн считала себя плохим агентом.
В анкетах писала одно, на экзаменах по специальности отвечала все как надо, а думала, а сердцем чувствовала как человек, как женщина.
– Помнишь, как у Ллойда Вебера в Иисусе-Суперзвезде? "The rocks and stones themselves would start to thing", – процитировал Джон и даже запел-замурлыкал в свои викторианские усы.
Энн понимала, это Джон про новые технологии, про ту заколку-прослушку, которую ничего не подозревающая Мария купила для своего мужа в подарок на русский праздник мужчин.
Технологии действительно были впечатляющими. Заколка с галстуком не были микрофоном и передатчиком. Против такого рода клопов в посольствах всего мира уже давно стоят устройства, регистрирующие работу передатчиков слабого действия, поэтому навешивать на генерала Макарова простого клопа с микрофоном, было бы наивным действием школьников, играющих в разведку. А они с Джоном работали не в школе.
Заколка с галстуком были гаджетом нового поколения, представляющим совершенно новую технологию фиксирования информации. В данном случае, пока еще только звуковой.
Чтобы не быть пойманной, зафиксированной защитными устройствами российских контрразведчиков, инженерная служба разведки Ее Величества разработала систему, которая не передает разговор генерала с послом в прямой эфир, а только записывает его. Причем новые технологии позволили избавиться от традиционных методов – микрофон-магнитофон-пленка и прочая безнадежно устаревшая дребедень!
Информация, вибрация и колебания теперь записывалась, вернее, просто фиксировалась самим предметом… Галстуком. И ни один прибор в России не смог бы обнаружить факта какой бы то ни было необычности этого галстука. Галстук и галстук! Застежка и застежка – хоть распили, хоть порви на части, нет в них никаких микросхем и записывающих головок! Просто предмет запоминает колебания.
Вот так! И потом только надо приложить к этому предмету специальный прибор и считать запомненные им колебания.
Сделать это предстоит Энн Дивенлоу, подруге Марии Витальевны.
Она найдет благовидный повод для визита к ней домой, усыпит внимание подруги, проникнет в гардероб ее мужа, найдет галстук и приложит его к своей сумочке буквально на десять секунд – всего и дел!
– Может, искупаемся? – предложил Джон. – А потом выпьем где-нибудь?
Энн знала, Джон тоже был плохим агентом, он не умел сдерживать внутренних позывов и проявлял в работе много эмоций.
Нация вырождается на глазах.
Где классический английский тип разведчика?
Канули в Лету времена великих, каким был Лоуренс Аравийский…
В кино показывают новую сказку о Джэймсе Бонде, а реальные агенты разведки Ее Величества – трусоваты, глуповаты, слабоваты на передок и все отдадут и продадут за полуденный секс с послеобеденной выпивкой.
– Нет, не поедем мы купаться, – ответила Энн. – Надо ехать к аналитику.
Джон знал.
Собственно, он сам был соавтором идеи, что шоу с этим инициативником, с Иваном, – это неплохое средство воздействия на мадам… Как они в России называют таких любовниц? Сахарная мама? Неплохо!
Аналитик на то и был аналитиком, чтобы придумать лишенную принужденных неловкостей ситуацию, которая выглядела бы совершенно естественно… Когда Энн смогла бы окончательно завербовать свою новую подругу. Теперь предстояло как-то обставить ситуацию, при которой Энн и Мария могли бы случайно включить телевизор и случайно увидеть там Ивана…
Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница" Красной Шапочки У Нежки с Бабасом все на мази, тусуются вдвоем туда-сюда. Перешептываются. Даже неинтересно, ясно, что дело кончится постелью. Интересно, покажут по всей стране эту сцену, без купюр, как есть? А может, вообще ее качественно срежиссируют?
Главреж нас в свои планы по поводу этого не посвящал. Но это все пофиг…
Главное, что Карабас после нашего с ним разговора, после моих непрозрачных намеков на меня, кажется, вообще внимания не обращает. Я ему всем видом сигнализирую, и вздыхаю при нем загадочно, и глаза прикрываю, типа, смущаюсь. И одеваюсь как можно сексуальнее. А он – ноль эмоций. Понятно мне, в чем там дело – это Алка его сбивает. Я ж не буду с Бабасом умные разговоры вести на французском и музыку эту отстойную слушать. Я понимаю, что ему с ней интересно, но что эта Алка понимает в сексе? Она ж действительно девочка. Жизни не видела.
Книжек начиталась и корчит из себя всезнайку. Не воспринимаю я ее как соперницу.
Просто, наверное, Карабас пока замыкает. Я ж вижу, что смотрит он в мою сторону не без интереса. Да и смысла нет им с Русалочкой сходиться, как я понимаю, они ж оба – блатники. Им смысла нет вдвоем в койку прыгать. Я почти уверена, что Русалочке и достанется этот миллион, а они уж там его и поделят как надо. Но перетереть с Русалкой эту тему просто необходимо. Что у нее на уме. ….
Жить осознанно?
Никто так не живет.
Разве что единицы из миллионов – философы.
Но жизнь философов, как правило, не задается.
Как жил Кант в своем Кёнигсберге? Счастливо улыбаясь, глядел на звезды, а счастья земного не имел!
Великий Ницше имел такие роскошные усы, и другом его был Вагнер… А с женщинами?
А с женщинами счастлив не был!
Жить осознанно?
Это значит ответить на главный вопрос – "зачем"?
Определиться с пресловутым "смыслом жизни".
И если после этого определения не захочется сразу покончить с собой, то тогда придется пойти дальше и определить жизненные приоритеты. Что и кого беречь и спасать? Вечную душу ли? Или благословенное здоровье чресел и желудка?
У женщин с этим все бывает легче и проще.
Они проскакивают первую позицию (необходимости определиться с главным, с "зачем") и сразу перескакивают на распределение приоритетов: типа дом-семья, дети и душевное спокойствие и комфорт… или – гулять, пить, кутить, танцевать и песни петь!!!!
Это происходит от того, что в женщинах центр тяжести ближе к земле.
У них таз развит больше, чем голова, по массе.
А от низкого центра тяжести они более устойчивы в равновесии и менее склонны ко всякого рода дестабилизирующим рефлексиям.
Поэтому и Мария Витальевна всегда быстро приспосабливалась, автоматически и не задумываясь, на подсознательном автопилоте находя верный жизненный путь.
Что?
Полюбить теперь мужа, когда он вдруг появился в ее жизни этак по-английски, out of the blue?
Кстати.
Кстати говоря, у нас у русских отчего-то "на английский манер" ассоциируется только с обычаем исчезать с вечеринок без того, чтобы попрощаться с гостями и хозяевами, а на самом-то деле английский манер заложен не в факте исчезновения, а в факте появления "out of the blue", что по-русски означает "вдруг откуда ни возьмись"!
И вот в ее комфортной московской жизни, в которой все было – и квартира на Екиманке, и Мерседес-кабриолет, и кредитки гоулден виза, по которым без лимита можно было покупать в бутиках Жуковки и Барвихи, и теннис с красивыми голубоглазыми блондинами – где все было, вдруг появился муж, который до этого присутствовал только в поле мнимых чисел. И нужно было теперь бросить эту привычную столичную жизнь в России, ради супружеского долга и ехать в самую далекую даль, до которой тридцать часов лёту и восемь промежуточных посадок в местах с самыми экзотическими названиями – Катманду, Бомбей, Куала-Лумпур, Бангкок, Джакарта…
И вот вопрос!
Если муж существует только там, на уме, то почему супружеский долг перед мнимым виртуальным супругом должен быть реальным?
Супруг был виртуальный, а лишения связанные с супружеским долгом – самые что ни на есть материально-воплощаемые.
Мария Витальевна, слава Богу, не задумывалась над этим.
Она просто определилась на уровне подсознанья.
Надо!
И сделала правильный выбор, потому что дело было не в мнимости виртуального супружества с Макаровым, а в реальности материальных благ, кои от этого супружества происходили.
Муж, может быть, и был виртуальным, но деньги, которые он давал на жизнь, они были в высшей степени реальными.
Потому что всё: и теннисная ракетка за пятьсот долларов, и утренний круассан с финским маслицем, и бензин в баке Мерседеса, на котором Мария Витальевна ехала после завтрака на корт, – все эти реалии московской жизни были оплачены мнимым виртуальным мужем…
И был бы в ее жизни красивый мальчик Иван Борщанский, не будь у нее виртуального мужа?
И были бы в ее жизни те два красивых молдавана, что клеили обои в ее гостиной в квартире на Екиманке?
Не было бы мужниных денег, не было бы и теннисной ракетки, не было бы и денег на ремонт квартиры, не было бы и корта, на котором она познакомилась с Иваном, не было бы и квартиры, и "Мерседеса", и кредиток…
Но что-то бы вообще было вместо этого?
Наверное…
Но это уже была бы другая реальность.
Может, в ней был бы скучный муж-бизнесмен, который приставил бы к Марии Витальевне платного агента – подсматривать за ее любовными связями? А может, в новой реальности была бы бедная жизнь учительницы английского языка, работающей в обычной московской школе, и муж простой инженер? …
Счастье Марии Витальевны было в том, что она никогда не задумывалась, она просто жила.
Жила, доверяясь автопилоту, который был у нее не то в теменной, не то в затылочной части… А может и вовсе не в голове, а ниже? Но был!
Автопилот в ней точно, на все сто процентов присутствовал.
– Люблю я тебя, заразу, – признался ей Макаров, крепко обнимая и по-хозяйски прихватывая, облапливая ее руками во всех сладких мягких местах ее нежного тела.
– Люблю и за это все прощаю.
Мария Витальевна улыбалась и исподлобья бросала на мужа игриво-ласковый взгляд.
Собственно, а что?
Можно и с мужем жить!
Выдержки из дневника участницы риэлити-шоу "Последняя девственница" Красной Шапочки Алка как всегда сидела в позе сфинкса и читала очередную книженцию.
– Что читаешь? – спросила я как можно доброжелательней. – Интересно?
– Нет, это не очень, – Русалочка зевнула, прикрыв рот рукой, и натянула плед на ноги. Все-таки есть в ней определенный шарм, уж точно не как у бестолковой Нежки.
– А что так?
– Да это учебник по латыни. Вот, решила повторить.
– Вау! – я вообще обалдела. – Ты чё, ещё и по-латыни разговаривать учишься?
Алка засмеялась:
– Да ты что? Кто ж на латыни разговаривает? Это мертвый язык. Язык медиков и юристов. А я в медицинском учусь.
– Ах ну да, ну да, точно! – вспомнила я и запнулась. Ну вот о чем будешь с этой ученой дамой говорить?
А она вдруг сама мне комплимент отвесила:
– Знаешь, Шапо, мне нравится, как ты одеваешься.
– Правда?
– Ну да, ты всегда с большим вкусом подбираешь одежду. Это, между прочим, не всем дано.
– Ну как же, надо выглядеть на уровне, – усмехнулась я. – На нас же вся страна смотрит.
– Так уж и вся? – засмеялась Алка и посмотрела на черные зрачки направленных на нас камер.
– Ну, если не вся, то две трети точно. Так что нужно быть на уровне, а не как эта Нежка. В ней ведь что? Только бюст! А так она, если присмотреться, склонна к полноте. Не замечала?
– Нет, – честно призналась Русалочка.
Я решила, что можно приступить к обработке этой умненькой девочки и сразу в лоб спросила:
– Слушай, Алочка, а вот тебе кто больше из наших парней нравится? Я так понимаю, что с Карабасом у вас дружеские отношения, а вот сексуально кто тебя больше привлекает?
И тут Алка вспыхнула, покраснела, уткнулась в свою латынь и тихо, но строго так мне и заявляет:
– Я предпочитаю об этом не распространяться. Тем более перед камерами.
Для меня это было неожиданностью. Я взбесилась даже и закричала:
– Ну ты подруга даешь, блин! А чего ж ты тогда на шоу приперлась? Книжки читать?
Ах, ну да, конечно! Миллион зарабатывать! – тут я повернулась к ближайшей камере.
– Так что, дорогие телезрители, главное – нашей Русалочке свои финансовые проблемы решить!
Да уж, по-дурацки это у меня вышло, но наплевать. Или вырежут, или зрители оценят искренность чувств и эмоций, все равно – хуже не будет. Короче, разговор у нас получился тупиковый, а тут еще Волчара притащился:
– Чё, девчонки, ругаетесь? – радостно спросил он. – Люблю когда девки ругаются!
И Волк принялся рассказывать про свой рынок, про то, как однажды он видел драку двух торговок и какой это был кайф.
– Да заткнись ты! – прервала я его дурацкий рассказ.
– А чё?! – не унимался Волк. – Одна торговка, лет сорока которая, у другой чуть ухо не откусила! Ты бы видела, кровища хлестала! Ментов понаехало! Вообще – атас!
Вроде бы чего там – ухо, а крови – фонтан.
– Ну не дурак ли? – меня передернуло.
А Волк к Алке обратился:
– Алочка, ты же медик, вот просвети меня, чего там в ухе такое отгрызть можно было, что кровища хлестала, как из крана.
– Волк, прекрати, – презрительно ответила Алочка. – Действительно, ведь противно слушать!
– А я чего? Я ж думал, вам интересно!
Я тогда поняла, что, и правда, тяжело это – в закрытой комнате с одними и теми же людьми находиться. Выслушивать весь этот бред! Хоть бы французский, действительно, знать, можно было бы с Карабасом на французском разговаривать.
Вот блин! Поскорей бы все это дело закончилось! Ничего-ничего скоро Бабас ко мне как миленький прискачет! Не все же ему с этой Русалкой друг другу по ушам ездить.