Дабы словом сим зидать сущее, а не рушить оное, лишая его и далее Образа, посредством чего ото Прави удаляясь всё дале, ко Нави близясь…
Проводив бабушку в путь-дорогу Ягла не находила себе места. Она то разглядывала свой практически заживший порез, то отодвигала занавески, пытаясь подглядеть, что происходит на соседском дворе, то бесполезно слонялась по избе с метёлкой в руках. Ничего сегодня не спорилось в руках девушки, смутные думы одолели её голову. Она была уверена, что не успокоится до тех пор, пока не поговорит с Велеславом. А тот, как назло, всё не возвращался. Кое-как переделав все дела по хозяйству, Ягла вышла во двор, вдохнула полной грудью, перекинула заплетенную косу через плечо и отправилась на луг, на покос. Проходя мимо дома Данилы мастера, она с волнением сжала деревянную ручку серпа в ладонях, но заглядывать во двор не решилась, старалась даже не оглядываться.
День стоял такой жаркий, что после недолгого времени работы Ягла совсем выбилась из сил. Она уже пожалела, что не взяла с собой крынку со студёной водой, а пить страсть как хотелось. Ягла присела на скошенную траву, вытирая раскрасневшееся мокрое от пота лицо передником. Как она ни старалась, а всё не могла прогнать беспокойства, оставленного так и не окончившейся беседой с Весеславом. Его взгляд до сих пор стоял у неё перед глазами, гневный и резкий голос звучал в ушах. Но вместо обиды девушка чувствовала уважение к Велеславу — пойдя у неё на поводу и рассказав всё сразу, он бы только уронил себя в её глазах.
— Да что же это я? — вслух изумилась Ягла. — Жила-была, а теперь дурью голову забиваю? Эва как… Не бывать этому!
Ягла решила вернуться домой, натаскать воды, истопить баню, позвать Василису, ужин приготовить, чаю травяного заварить, да отвлечься от всех ненужных дум. Так она и поступила. Первым делом с баней дело сладила, а как Василиса подоспела, так за пшеничные лепёшки взялись вместе.
— Погуще замешивай!
Василиса сидела за деревянным столом и помогала Ягле советом, у самой уже нос и щёки были перепачканы мукой, глаза счастливые, горящие.
— Так ты подсоби! — засмеялась Ягла, смахивая со щеки девчушки муку, но та стала ещё белее.
Так они дружно и взялись за дело. Мешали, лепили, заполняя избу весёлым хохотом и криками. А запах какой по избе пошёл! Лепёшки ели вприкуску со стрелками зелёного лука, макая его в соль, и прихлёбывая всё это душистым травяным чаем с мёдом.
Тем временем Велеслав возвращался домой. После того, как он покинул свой двор, решил он направиться прямиком к старому волхву Наволоду, который жил уединённо в глухом лесу, лишь изредка посещая деревню. Добрался Велеслав до Наволода только засветло, долго блуждал он по дремучему лесу, пока не набрёл на скромное жилище волхва. Тот, будто бы дожидался незваного гостя: Наволод уже стоял у большого вросшего в землю камня, прислонившись к его замшелому покатому боку, когда Велеслав, обогнув старую пожелтевшую сосну, оказался прямо перед ним.
— Я ждал тебя… — начал тихо седовласый старец, задумчиво поглаживая свою густую бороду. — Мне было видение, прямо в Купальскую ночь. Это и правда странно… Странно ещё и то, что ты пришёл один. В видении была пара.
Велеслав уверенно шагнул навстречу старику, с интересом разглядывая его. С тех пор, как Наволод покинул деревню, минуло много зим. Старый волхв обладал многообразными знаниями и способностями: он знал прошлое и будущее, и, как поговаривали, был властен над стихиями. Впалые глаза его излучали многовековую мудрость, а задумчивый взор их, будто заглядывал в самую душу, во все потаённые её уголки. Обветшалая светлая одежда висела на сухом тельце старика и уже совсем превратилась в лохмотья, но тот словно не обращал на это никакого внимания. Наволод крепче сжал свой деревянный посох морщинистой дланью и продолжил молча взирать на Велеслава, дожидаясь объяснений.
— За помощью пришёл. — Велеслав не знал, с чего начать, поэтому ждал, пока Наволод сам ему всё объяснит. Он уж непременно знал куда больше гостя. Истинная правда.
— Это ты верно пришёл. — Наволод задумчиво кивнул, оглядел Велеслава с головы до ног, медленно развернулся и зашагал по направлению к своей накренившейся избе. — Ступай за мной, да не оглядывайся.
Велеслав сделал всё, как было велено, и вот он уже сидел на скрипучей скамье за большим массивным столом, заставленным деревянными мисками, ковшами, ступками, шкатулками. Вдоль стен скромного волхового жилища были навешаны пучки сушёных разнообразных трав, от которых исходил приятный терпкий аромат, окутывающий всю избу, а в углу мерцали тусклые зажжённые лучины, слабый свет от которых падал на стены, отражая от них причудливые тени. Наволод устроился напротив гостя, разложил перед собой несколько холщовых мешочков, поочерёдно пересыпая их содержимое в ступку. Пестом перемешал травы, усердно что-то бормоча вполголоса, затем, поднеся одну из лучин к сухой смеси, поджог её. От этого действа по избе пошёл одурманивающий запах. Серый дымок, поднявшись над ступкой, устремился к потолку и развеялся в воздухе, оставляя после себя призрачное видение. Велеслав, не веря своим глазам, отчётливо различил очертания большого ворона, который взвился в небо, подобно чёрной туче. Птица расправила в воздухе свои огромные крылья, заслоняя ими весь белый свет. От крыльев потянулись тонкие чёрные нити, точно паутинки, а от них во все стороны разлетелись точно такие же птицы, но размером они были чуть меньше самого ворона. На миг в избе от этой черноты наступила полная темнота, а затем последовала яркая вспышка света, ослепляя Наволода и Велеслава, что тем, от неожиданности, пришлось прикрыть свои глаза ладонью, невольно щурясь. Источником этого ослепительного света оказалась Жар-птица, она, будто поборола тьму, заполняя своим сиянием всю избу. Куда делся ворон, и куда тут же пропала Жар-птица, Велеслав не увидел, он в полном недоумении тёр свои глаза, в которые точно земли насыпали.
— Что это было? — наконец заговорил Велеслав, с изумлением глядя на волхва.
Наволод не торопился отвечать на вопрос гостя. Он медленно поднялся со своего места, убрал все принадлежности, которыми пользовался во время ритуала, со стола, глубоко вздохнул и нехотя начал:
— Солнце борется с ночью, лето с зимой, жизнь со смертью, но всё это — часть великого колеса перемен и никакое из указанных явлений не является злом. Солнце даёт жизнь, а ночь — покой и прохладу, лето — плоды и летние гуляния, а зима — время для досуга и зимних праздников, жизнь — это жизнь, а смерть — обновление жизни.
Велеслав не совсем понимал такое толкование старого волхва. По его словам, то, что показало видение, было ни что иным, как борьбой жизнью со смертью, борьбой света и тьмы, борьбой добра и зла.
— И что же такое зло? А добро? Почто прямо не говоришь? — Велеслав начинал злиться, и уж было пожалел, что вообще пришёл, но Наволод продолжил говорить в своей манере.
— Когда чёрный бог и белый бог становятся единым целым — обнаруживается «я». Сознание — это белый бог, тело — это чёрный бог. Я — это чёрный бог и белый бог…
Велеслав не дал договорить волхву, он резко поднялся со своего места, так, что лавка, на которой он сидел, повалилась назад с громким стуком, и с негодованием начал:
— Наволод, не сочти за дерзновение, но я пришёл за ответами, а не за загадками!
Волхв даже глазом не повёл, он смиренно оставался на своём месте и с интересом наблюдал за сменой поведения своего гостя.
— Ты избрал свой путь, Велеслав. Но ты ещё не знаешь, куда он тебя приведёт. Все ответы лишь в твоей голове, и только от тебя зависит исход. Каждый сам для себя толкует видения. Ты всё поймёшь, и совсем скоро всё изменится.
— Благодарю. — только и проронил Велеслав, и уж было собирался выйти из избы, как волхв остановил его.
— Обожди, Велеслав. Есть кое-что ещё. — Наволод долго не решался произнести самого главного, но он знал, что это лето у него последнее, поэтому промолчать он не имел права. — Навью тебе предначертано править, какой бы ты не выбрал путь, все тропки тебя к одному лишь приведут…
Велеслав бежал, не разбирая дороги. Лёгкие уже горели, но остановиться он не посмел. Ночь уже опускалась на их деревню, до дома было всего пару вёрст, ноги сами несли его к избе. Как только Велеслав забежал во двор, замкнув за собой калитку, опустился он наземь, тяжело дыша, и вновь образ ворона возник у него перед газами. Слова Наволода звучали набатом в его ушах, так, что хотелось закрыть их ладонями, отрешаясь от внешнего мира, и забыть всё, как страшный сон. Не за тем Велеслав держал свой путь ко волхву, чтобы усомниться в выбранном им пути, шёл он за ответами, которые он так и не получил. Наволод ясно дал понять, что всё, что ищет Велеслав, скрыто лишь в мыслях его, и все свои жизненные ошибки ненадобно называть судьбой. У него лишь один путь, и он уже предопределён.
— Да что же это? Как же? — лепетал Велеслав, словно во бреду. — Обезумел, знать, старик!
В сенях забрезжил маленький лучик света, это Беломир пробудился средь ночи, услышав лай деревенских собак да ржание вороного коня брата, вот и решил проверить, что творится во дворе.
— Кто тут? — послышался басовитый глас Беломира, нарушая тишину ночи.
— Беломир? — отозвался Велеслав, взяв себя в руки, и поднялся с земли.
— Брат, где же тебя носило? — Беломир с беспокойством оглядел растерянного на вид Велеслава, держа свечу перед собой.
В тусклом свете слабого огонька лицо Велеслава выглядело ещё более бледным, чем было на самом деле, ужасающим и озадаченным, будто, он только что проснулся, либо чего-то испугался. Чёрные как смоль волосы его были взъерошены, отрешённый взгляд был направлен вдаль и казался пустым.
— Велеслав, и правда ты? — Беломир, наконец, признал брата и, подхватив его под руки, повёл в избу. — Данила совсем плох, а ты где-то пропадаешь. Ягла сбор принесла Весеи, но и тот не помогает. Хворь его взяла неведомая.
Услышав из уст Беломира упоминание об Ягле, Велеслава будто осенило. По всей видимости, Наволод имел в виду Яглу, когда говорил о двух людях из своего видения. Наверное, следовало бы обговорить с Яглой свой визит ко волхву. Как только эта мысль посетила голову Велеслава, он встрепенулся, твёрдо встал на ноги, опустив руку брата, и уверенно поинтересовался:
— Ягла дома?
— Дома, где ж ей быть средь ночи?
Велеслав стремглав бросился со своего двора в соседний, не обратив внимание на, так и оставшегося стоять столбом подле сеней, Беломира. Но, только прикоснувшись рукой к калитке Яглы, Велеслав будто пришёл в себя. Привыкший делать всё на холодную голову, взвешивать любой поступок, Велеслав поймал себя на мысли, что в этот раз он делает что-то не то. Как-будто неведомая сила стала тянуть его в сторону девушки, будто свет, который он узрел вчера в сарае, соединил невидимой нитью его и Яглу. Никогда прежде он не замечал такой тяги к девушке. Ещё раз, прокрутив свой поступок в голове, Велеслав решительно развернулся и зашагал по направлению к своему двору. Не время ещё с Яглой беседы вести, надобно сначала самому во всём разобраться.
Беломир ждал брата уже в доме. Он сидел подле кровати своего наставника Данилы и смачивал ему лоб влажной тканью. Данила лежал с полуоткрытыми глазами и бормотал что-то невнятное, точно в бреду. Его прежде аккуратная рыжеватая борода теперь имела совсем неприглядный неухоженный вид, волосы, влажные толи от пота, толи от примочек Беломира, свисали прядями прямо на лицо, сильные руки его покоились вдоль тела, одна нога беспомощно свисала с ложа. Его некогда задорный пыл точно угас, неведомая хворь отнимала у мужчины уже и так иссякшие силы.
Беломир вернул тряпицу в глиняную плошку с водой, стоявшую на столе и, наконец, заметил тихо вошедшего брата, который обессилено опустился на скамью рядом.
— Ничего не буду спрашивать, — тихим голосом проговорил Беломир, даже не взглянув на Велеслава. — Надо — сам расскажешь.
Велеслав был благодарен брату за понимание, что тот не стал тревожить расспросами и назиданиями, но держать в себе события прошедшей ночи и сегодняшнего дня было тяжело. Велеслав очень хотел выговориться, всё ж брату он довериться мог завсегда.
— Поговорим. — кивнул Велеслав, и Беломиру пришлось обратить на него внимание.
— Я закончил тут, выйдем в сени. Жар спал, Данила должен вот-вот заснуть.
Братья снова выбрались в сенцы и присели на низенькое крылечко рядом друг с другом.
Будучи чуть помладше они часто любили сидеть здесь, занимались резьбой по дереву, точили инструменты, играли на жалейках, либо просто беседовали. Велеславу же нравилось тут читать. Он раскладывал прямо на досках свои пергаменты с письменами, бересту и свитки, добытые из частых поездок на торжища, на которых он продавал изделия, сделанные Данилой и Беломиром. Как считал Велеслав — его творения ни на что не годились, уж тем более на продажу. Велеслав был к себе очень строг и придирчив, поэтому часто намеренно прятал свои шкатулки и резные досточки в дальний угол мастерской. Но Даниле всегда удавалось их отыскать, с его слов изделия Велеслава были ничуть не хуже его самого, но упрямец даже не хотел слушать. Да, было в вещицах парня что-то мрачноватое, странное, но в этом и есть суть мастерства — умение отличаться. Как бы мастер не отчитывал своего ученика тот ни в какую не поддавался, и продолжал снова стоять на своём. Так в мастерской появился отдельный стеллаж, который Данила мастер соорудил специально для Велеслава, теперь на нём собралась внушительная коллекция из причудливых поделок. Большая шкатулка, с вырезанными на крышке рунами, изящный деревянный цветок с причудливыми самоцветами на лепестках, множество ложек, ручки которых украшали резные головы животных — это ещё малая часть всего, что там было и что так и не увидело свет.
— Как он? — вздохнул Велеслав, намекая на самочувствие Данилы.
— Ни хуже не становится, ни лучше.
— Что думаешь?
— Да уж не знаю, что и думать. Знахаря ему надо. Весея все снадобья перепробовала уже.
— Так может ему хуже и не становится поэтому, травы поддерживают его дух.
В сумраке ночи повисла угнетающая тишина, разбавляемая только стрекотанием кузнечиков в траве, и никто не решался нарушить её первым. Велеслав поднялся с крыльца, окинул двор пустым усталым взглядом и заметил, что тот стал будто больше. Беломир приметил удивление брата и улыбнулся одними лишь уголками губ, знать оценил Велеслав его утреннюю работу. Но Велеслав промолчал, а Беломир не сдержался:
— Да говори уже, коль на разговор позвал! Светать уж скоро начнёт.
— Отыскал я цветок.
— Чего? — в голосе Беломира послышалось некое недоверие.
А Велеслава было уже не остановить. Он с жаром выпалил всё, что свалилось на него в последнее время, брат не перебивал его и с удивлением внимал все речи Велеслава. Потом, когда тот закончил, Беломир поднялся со своего места, приблизился к брату и легонько похлопал его по плечу, выказывая своё понимание и поддержку. Подначив Велеслава на поиск цветка, он и не думал, что тот на самом деле существует. У Беломира также не укладывалось в голове, что его брат втянул в свои дела и Яглу. Теперь он понял, что происходило вчера ночью в сарае, и обругал себя мысленно за свои додумки, и за слова, брошенные утром девушке. Не заслужила она такого, но сказанного не воротишь.
— Я тебе, брат, одно скажу. — решительно проговорил Беломир. — Все знания, к которым ты так стремишься, должна получать созревшая личность. Наделаешь беды…
— Да что бы ты понимал, Беломир. — вздохнул Велеслав, запустив пятерню в свои взлохмаченные ветром волосы. — Я уже многое упустил. Знания должны быть получены с рождением младого духа.
— Тогда не советчик я тебе по знаниям, Велеслав. Я за ними никогда не гнался. Главное — добро знать, понимать, в себе хранить. Да и в других людях нужно только доброе искать, так как злое они сами покажут.
— Умеешь ты, брат, складно говорить. — опустошив свои мысли от тяжких дум, Велеслав расслабился и улыбнулся, груз свалился с его души, дышать стало легче и даже в сон поклонило.
Больше братья к этому разговору о тайных знаниях никогда не вернутся, подумалось Велеславу тогда, но как же он ошибался. Ведь с Яглой разговор был ещё впереди.