К концу затянувшегося вечера, наполненного разговорами, лицами и чужими эмоциями, я отчего-то ощущал себя точно переевший блинов на масленицу карапуз. Пресыщен, наполнен до краёв и готов от любого толчка лопнуть на манер перезревшего арбуза, но не в физическом смысле. Очень необычное, впервые встретившееся мне ощущение, приобрётшее некий мистический оттенок: сложно, знаете ли, «обожраться» чужими эмоциями. Но я справился, и теперь мог с изрядной долей уверенности сказать: это моё состояние действительно было напрямую связано с тем, насколько плотно я работал с чужими эмоциями и отголосками мыслей.
А сегодня я этим занимался очень, очень плотно, выискивая в словах аристократов не только ложь, но и вторые, третьи и даже десятые смыслы. Вы удивитесь, насколько много могут сказать о человеке его эмоции, которые он не может даже в полной мере воспринять.
Ну а прибавишь к этому отголоски мыслей — и открываются такие просторы…
Если обобщить, то за этот бал длиной в пять часов я узнал о наиболее влиятельных аристократах столько, что иному человеку хватило бы на цементные тапочки с путёвкой на речное дно. Кто-то хотел нажиться, изящным образом обойдя указы Императора, кто-то собирался через меня приблизиться к Трону, кто-то намеревался укрепить своё положение через дружбу или сотрудничество с потенциальным столпом Империи, а парочка индивидуумов и вовсе рассчитывала вывести меня на своих заграничных покровителей, дабы те могли попытаться «перебить ставку», бескровно перетянув меня на свою сторону.
С последними я, как порядочный «слуга Трона», не имел права церемониться, и потому намеревался уже в ближайшее время отыскать повод подвергнуть их тщательнейшим проверкам силами специализированных государственных структур. Можно было поведать обо всём и в лоб, но на закономерный вопрос об источнике сведений раскрывать своё обострившееся телепатическое восприятие как-то не хотелось. Потому что если на это способен, например, сам Император или даже кто-то чуть слабее его, то эти видные и влиятельные предатели без причины не топтали бы мраморные полы в малом дворце. Ну а если такие возможности уникальны, то раскрывать их было бы ошибкой.
Кто знает, не почую ли я однажды в чьих-то мыслях намерение добить меня после отравления?..
Некоторую часть ночи я, как и планировал, посвятил изучению конкретных нюансов биокинеза, замаскировав их среди иных, не менее важных моментов: я не исключал, и даже был вполне себе уверен в том, что мой интерес к тем или иным вопросам отслеживается. Ну а оставшееся время просто проспал, давая мозгу долгожданный отдых, а себе — кратковременное забытье, словно миг разделяющее субъективные океаны времени, запертые в сутках. А ещё разбудил меня телефонный звонок, отчего поначалу мне вообще показалось, будто я и не спал вовсе.
— Слушаю. — С трудом подавив зевок, я поместил Ксению в отдельный звукоизолирующий кокон. Не хотелось из-за дел будить и её тоже.
— Господин Геслер, пятьюдесятью километрами западнее вашего текущего местоположения вот-вот образуется новый разлом, «стандартного» вида. Вы намерены заняться его изучением?..
— Намерен. — Странный вопрос, учитывая то, что я прямо попросил Владимира время от времени выделять мне «свободные» разломы для своих опытов. Но вот из-за пятидесяти километров трястись в машине мне не хотелось от слова совсем. — Пришлите мне координаты, а там я доберусь своим ходом.
Костюм есть, маска — тоже. Летать среди псионов могут многие, о чём я доподлинно узнал, мимолётом проштудировав пару тысяч досье из всего множества, переданного мне Владимиром на накопителе, меры безопасности которого подразумевали сожжение перед прочтением. Потому я вряд ли слишком явно привлеку внимание: достаточно будет лишь соблюдать скоростной режим и посматривать вокруг, чтобы не устроить воздушно-транспортное происшествие с самолётом или вертолётом каким.
Дальше я позавтракал и переоделся в «рабочее». Ксения всё так же не просыпалась, так что я ушёл по-английски, не прощаясь. Для проформы, — взгляд в ноосферу уже отпечатал в моей памяти местоположение разлома, — посмотрел на обозначенную точку на картах в смартфоне — и взлетел, воспользовавшись предназначавшимся для авиации «окном» в куполе. На удивление, покинуть академию таким образом получилось практически беспрепятственно: просто позволил себя обнаружить и подождал пару минут, пока не поднимут бронестворки. Дальше просто вырвался на свободу, и…
… это, скажу я вам, впечатляло сильнее любых видов, красот или ощущений. Ощущения зашкаливали даже пока я только набирал высоту, а уж о том, что было дальше и говорить нечего. Свободный, беспроблемный полёт в небесах над огромным городом, с высоты кажущимся совсем крошечным и игрушечным, заставлял петь душу и отдыхать — разум. Мне даже слишком сильно ускоряться не хотелось, а уж когда я влетел в первое в своей жизни облако, ненадолго в том задержавшись…
Да, изнутри оно не сильно отличалось от очень густого тумана, но само понимание того, где ты, внутри чего ты и как ты… завораживало. Заставляло сердце биться быстрее, а сознание — испытывать необычный восторг. Впечатляло всё, начиная от оседающих на одежде капель влаги, и заканчивая огромным солнечным диском, плывущим по строгому курсу высоко над линией горизонта. Последнее я увидел лишь после того, как поднялся над облаком, и немалую роль в том сыграл контраст.
Сначала — серо-белесая, мокрая и непроглядная хмарь, отчаянно пытающаяся намочить одежду и осесть мокрой взвесью в лёгких, но стоило только вырваться на свободу, подняться чуть выше — и в глаза ударил ярчайший свет, а всё вокруг окрасилось белоснежно-оранжевыми мазками пушистых красок. Просторы, которые человеку не объять и вовек. Это я осознавал, — чисто теоретически, — и раньше, но сейчас, глядя с высоты на Москву и вообще весь мир, я окончательно уверился в том, что мне не нравится в ситуации, и что я хочу изменить.
Все эти дипломатические ухищрения и борьба внутри и вовне государств, стремление создать оружие помощнее и вырастить псиона поопаснее ничем не могли помочь в борьбе с Пси, которое, предположительно, в большой концентрации вредило всему живому. Те существа из разлома, оказавшись на нашей стороне, незамедлительно начали исторгать из себя Пси, как будто сбрасывая с плеч тяжёлый груз. И чем дальше заходил процесс, тем сильнее, крепче и выносливее они становились. Первые пули легко ранили их, но всего нескольких секунд хватило, чтобы ручное вооружение, специально адаптированное для поражения таких целей, стало куда менее эффективным. Я наблюдал за этим своими глазами, осознавал своим восприятием и мог гарантировать, что Пси как минимум сдерживала потенциал чудовищ, населяющих тот мир. А как максимум — подавляла и медленно убивала их. Просто жизнь сама по себе является очень гибкой штукой: радиация, давление, химикаты — ко всему этому она адаптировалась, хоть и с попеременным успехом. Так произошло из Пси, которое не смогло убить всю жизнь.
Зато вылепила из неё до одури живучих чудовищ, с радостью бросающихся в пространственную аномалию лишь из-за того, что по другую сторону Пси куда меньше.
Преодоление пятидесяти километров по прямой заняло у меня меньше получаса при том, что я не стал слишком сильно разгоняться, насладившись как витающими в голове мыслями, так и чудесными видами, открывающимися с высоты. И разлом неподалёку от эвакуированной школы я заметил сильно заранее, ибо сложно было не заметить место, окружённое тремя кольцами сил сдерживания, коих было задействовано даже чуть больше, чем в лесу. Тут разве что техники присутствовало куда меньше, но оно и понятно: сам открывшийся разлом не подразумевал прохождение через него чего-то крупнее лося, ибо приплюснутый круг границ аномалии в диаметре достигал всего лишь двух с половиной метров. Шагнёшь неосторожно — и половина ноги снаружи останется, какие уж тут чудища-гиганты?..
— Господин агент. — Я легко вычислил одного из старших офицеров, приземлившись прямо рядом с ним. Бойцы при том насторожились, но открыто тыкать в меня пушками не стали: чай, не пограничная зона. А вот сам мужчина вытянулся в струнку, что при нашей разнице в росте, — он был на голову выше меня, да и в плечах шире в полтора раза, — выглядело слишком уж неестественно. — Нас предупредили о вашем прибытии. Какие будут приказы?
— Я намерен провести несколько относительно безопасных экспериментов, но вашим людям, подполковник, нужно будет удалиться от разлома хотя бы на пятьдесят метров. С эвакуацией гражданских вы, как я вижу, уже закончили… — В окрестных высотках не было ни следа разумной жизни, и только нередкие огоньки домашних питомцев бесновались в бетонных клетках, каким-то образом чувствуя неладное.
— Есть основания ожидать чего-то экстраординарного?
— Я не исключаю возможности дестабилизации разлома, а это может привести к разрушению всего и вся в непосредственной близости. — Честно ответил я, вглядываясь в синеватую, с пурпурными искажениями поверхность аномалии. — Но такой цели передо мной не стоит. Просто мера предосторожности.
— Понял, разберёмся. — Кивнул офицер, потянувшись к рации на поясе.
— И я бы хотел ознакомиться с данными, которые у вас есть на этот разлом.
— Далеко ходить не надо, господин агент. — Мужчина хмыкнул, и в мои руки перекочевал по-военному минималистичный и защищённый планшет, на котором подполковник предусмотрительно открыл интересующие меня сведения. После этого он сразу сделал полшага в сторону, начав диктовать соответствующие указания кому-то по ту сторону рации.
Я же на пару минут, — это устройство не было под меня адаптировано, так что приходилось ждать загрузки страниц, — погрузился в чтение, не без интереса отметив, что выпущенные на ту сторону и уже вернувшиеся дроны отчитывались о достаточно живых густых джунглях с гипертрофированной в плане размеров растительностью. И из двух десятков винтокрылых «малышей» вернулось всего шесть штук, не встретивших ничего подозрительного. И вот это-то и напрягало, сигнализируя о том, что имело место быть правило выжившего. Военные дроны-исследователи были достаточно крепкими и манёвренными, чтобы не гибнуть от столкновений с деревьями и лианами, так что полтора десятка пропавших машинок можно записывать на счёт чего-то хищного…
Пробежавшись глазами по изображениям и видеозаписям с той стороны, я впечатлился… и занялся, наконец, тем, ради чего сюда и прибыл. Военные как раз освободили для меня пространство, взяв разлом на прицел, а я, ничтоже сумняшеся, взялся за терраформирование небольшого пятачка земли под разломом, за минуту породив рукотворный кратер с покатыми стенами, не мешающими, в случае чего, вести огонь извне. Но сама форма получившейся «тарелки» позволяла мне, случись чего, утопить всё чуждое нашему миру в плазме. Этакое извращение, в моменте должное частично компенсировать слабость моего постепенно растущего радиуса воздействия.
— Я начинаю. — В который уже раз использую свои способности для баловства, организовав доставку своих слов непосредственно до адресата, господина подполковника, занимающегося проверкой занятых его людьми позиций. Естественно, о полноценной фортификации в условиях городской застройки и сжатых сроков не шло и речи, но даже так делать мозги рядовым бойцам и младшему офицерскому составу было, за что.
Первым делом я сконцентрировался, уставившись на разлом одновременно глазами, через призму своего восприятия и через ноосферу. Уже одно только это отняло немало ресурсов разума, но сразу за этим последовали эксперименты, очерёдность которых я выстроил в соответствии с энергозатратами. Плазма, воздух, потоки воды, телекинетические щупы, старые ржавые качели, — как раз и поменяют, — потоки света — всё это устремлялось на ту сторону, а я отслеживал реакцию разлома на такое непотребство. И картинка складывалась крайне интересная, ибо разлом тем активнее выплёвывал Пси и склонялся в сторону дестабилизации, чем больше я использовал свои псионические силы. Неважно было, летят ли непосредственные результаты на ту сторону или остаются здесь: сам факт использования псионики выступал катализатором в конечном процессе свёртывания пространственной аномалии, единственной задачей которой, казалось, была передача Пси прямиком к нам.
Хаотично образующиеся «клапана», стравливающие излишнее давление? Звучит логично, но в отрыве от механизма образования разломов, пока непонятого, бесполезно…
От дальнейших размышлений на этот счёт меня оторвало изменение состояния разлома, который резко начал изливать значительно больше Пси, чем секунду тому назад. Аналогично обстояли дела и в прошлый раз перед тем, как в наш мир ступил попугай-динозавр, так что я заранее приготовился к устранению незваного гостя… или отступлению в том случае, если разлом решит самоликвидироваться, прихватив как можно больше материи с нашей стороны.
— Подполковник, огонь не открывать, я разберусь сам. — Найти нужного мне человека, как и докричаться до него, было делом пары секунд. Все прочие приготовления я провёл практически моментально, отчего ожидание стало настоящим испытанием для моего любопытства. А ещё я задумался о том, можно ли назвать совпадением тот факт, что изо всех посещённых мною разломов в обязательном порядке что-то вылезало вопреки статистике. Разлом с гостями — каждый седьмой, а я собрал четыре в ряд. Первый, перед стазисом, второй — в академии, третий — в лесу, и этот — четвёртый. Везение? Сомнительное и не позволяющее мне проводить «чистые» эксперименты, ибо сам переход существ оттуда оказывает на разлом заметное влияние, сравнимое с активным использованием высокоэнергетических манипуляций на этой стороне…
Тем временем из ставшего ярко-малиновым зёва разлома показалась внушительная голова гостя, спровоцировавшая мощнейшую эмоциональную волну со стороны многочисленных солдат, наблюдающих за происходящим. Люди ожидали чего-то мелкого и не слишком внушительного, но реальность предоставила нам змея, в пасти которого я бы смог расположиться с ощутимым комфортом. И эта тварь не иначе как интуитивно выползала, не касаясь границ разлома, что само по себе указывало на то, что проходящему действительно мало чего грозит. Раз уж гигантское пресмыкающееся нашло, на что опереться, — а оно нашло, ибо его сюда не выбрасывало, оно ползло само, — то и человеку будет вполне комфортно. Ранений, опять же, почти нет, в то время как сама змеюка в аномалии едва помещалась. Это само по себе весьма интересное знание, ценное в том случае, если я научусь стабилизировать разломы своими силами или посредством техники, смотря что будет проще и быстрее.
А змей тем временем окончательно переместился на нашу сторону, продемонстрировав тушу длиной в тридцать пять с небольшим метров, покрытую болотно-зелёной чешуёй. Каждая чешуйка была размером с мой кулак, так что я не стал давать змею слишком много времени на привыкание к окружающей обстановке.
Я подхватил себе телекинезом и стремительно сблизился с целью, не без удивления заметив, как вытянутые зрачки начали двигаться вслед за мной практически без задержки. И это при том, что я вплотную приблизился к тому, чтобы «хлопнуть» воздухом, преодолев звуковой барьер! И могучая туша змея пришла в движение лишь немногим позже, как бы демонстрируя подлинную опасность этого существа. Я не знал и знать не хотел, насколько змей живуч и быстр, так что всего лишь миг — и голова пресмыкающегося отделилась от тела, провожаемая парой шальных одиночных выстрелов: у бойцов не выдержали нервы. Но я не мог не понимать, почему так получилось, и потому не злился.
Будь я обычным человеком, наплевал бы на просьбы любого из людей, разрядив в такое чудище всю обойму в первые же секунды…
На землю ещё не упала первая капля крови, а я уже разорвал дистанцию, держа в фокусе восприятия постепенно «успокаивающийся» разлом. Вместе со змеем из него пришло очень много Пси, но на этом он сворачиваться не спешил. Его стабильность подверглась испытанию и значительно уменьшилась, но не упала до нуля, как было после залпа экспериментальной установки. Избавиться от туши змеи — и можно попробовать кое-что ещё из того, к чему не хотелось прибегать на «чистом» разломе.
— Интересно, жаркое из змеи есть вообще можно? — Поинтересовался я сам у себя, глядя на содрогающуюся в конвульсиях обезглавленную тушу, уютно устроившуюся на дне земляной «тарелки». Разлом был стабилен и опасности не представлял, так что я приблизился к своему трофею со вполне конкретными целями: изучить и понять, что оно такое и почему сейчас, спустя половину минуты, я уже не могу с той же лёгкостью кромсать плоть и кости иномирной змеи. Это была очень неприятная неожиданность, отчасти объясняющая, почему одного сильного псиона для уничтожения тварей-из-разлома бывает недостаточно, и на место их отправляют минимум двойками. Среднестатистический студент второго ранга, например, не смог бы быстро и беспроблемно устранить такое чудовище, что даже при активной поддержке пехоты с техникой вылилось бы в серьёзные потери. Не бывает такой реакции у медленных существ, так что несчастные полсотни метров змей преодолел бы одним броском. А там, глядишь, потери были бы выше, чем от эксперимента профессора.
И если такое происходит везде и повсеместно… что ж, привлечение к патрулированию перспективных студентов уже не видится мне такой уж глупой идеей. Псионы — ресурс конечный и ограниченный, а боевые псионы это даже не четверть от общей массы. Тут или к каждому разлому танки гонять, — и то — без гарантий, — или использовать все доступные ресурсы так, как оно есть сейчас.
Но вытянуть из цесаревича побольше информации я просто обязан, ибо не дело это — доходить до очевидных для сильных мира сего истин своими силами. Так можно что-то проглядеть, и в итоге серьёзно ошибиться…
Вздохнув, я похлопал тушу змеюки и зашагал назад, сформировав на своём пути некое подобие лестницы. Уж не знаю, сколько продержится разлом, и не полезут ли из него новые гости, но своего я не упущу…