Пси-ON. Книга III

Глава 22 Далеко не конец

Никакого удовольствия, вновь оказавшись по другую сторону разлома я, к своему вящему сожалению, не испытал. Весь позитив сгорел в городе, который не без моих усилий был в ощутимой мере предан огню. Осталось только намерение довести всё до конца… и щепотка любопытства, подавить которое не смогла бы даже близость смерти, не то, что душевные терзания.

Невероятно низкое свинцовое небо было расчерчено редкими белесо-голубыми, с неярким свечением проблесками. Вокруг расчищенной, забетонированной и привращённой в натуральный укрепрайон зоны тянулись ввысь подкопчённые деревья: эхо нашей с Королём Пламени стычки добралось и досюда, не только испепелив все рукотворные не-подземные сооружения, но и ударив по дикой растительности. К счастью, последняя лишь слегка обгорела и, в целом, не сильно пострадала. Я прямо отсюда безо всякого труда мог заметить жиденькую листву какого-то приторно-синеватого оттенка, редкие, но могучие, в четыре обхвата взрослого мужчины стволы коренастых деревьев, не слишком-то и мелких насекомых и даже притаившуюся на дереве страшненькую тварь, заметно напоминающую существо, появление которого на Земле едва не поставило точку в моей жизни.

Или подтолкнуло её в тартарары, тут уж как смотреть…

Но больше дикой природы и мутантов поднявшегося в воздух меня интересовали руины и местная ноосфера, которой… которой в привычном мне виде не было, что стоило сразу же признать. Некое жалкое эхо всеобщего информационного поля, несомненно, присутствовало, но прикасаться к этому без большой нужды и предварительной настройки «фильтров» в разуме я точно не стал бы. Мало ли, какая дрянь там обитает? Это в «своей» ноосфере я мог быть уверен, ибо ей от меня что-то было надо. Местная же мало того, что агонизировала и будто бы пыталась выжить неведомо за чей счёт, так ещё и хаотично исторгала из себя своё естество: информацию. Закрыться-то я закрылся, но всё равно не слишком приятно чувствовать, как то, чего ты мог добиться только волевым усилием, постоянно пытается навязаться тебе само по себе. Сродни визгу грызущего металл сверла прямо над ухом, или монотонной, оглушительной капели, эхом разлетающейся вокруг и бьющей со всех сторон…

Впрочем, вернёмся к тому, что можно было пощупать руками и увидеть глазами.

К руинам.

Остатки былого величия порядком разрушились и утонули в дикой растительности, внёсшей свой вклад в падение некогда огромного мегаполиса. От его предместий уже практически ничего не осталось: лишь дорожные полотна, изгрызенные дерзкой травой, да изувеченные коробки редких основательных зданий из камня и металла проглядывали среди деревьев. От декоративных элементов остались лишь тени-напоминания, выжженные солнцем на лике мёртвого города. Эта картина заставляла что-то внутри меня трепетать, что-то — дрожать, а что-то и восторгаться хотя бы тем, что человечество оказалось неспособно погубить жизнь как таковую. Людей уже нет, а растительность и всякое зверьё присутствуют в обилии. И чем больше времени пройдёт, тем их станет больше, ибо последние отголоски радиации, которую я пусть слабо, но ощущал везде и всюду, растворятся в потоках времени, а порушенные экосистемы восстановятся, заполнив освободившиеся ниши чем-то подходящим или даже совершенно новым, пусть для последнего и понадобятся любимые эволюцией миллионы лет.

Но местные виды развлекали меня недолго, ибо чем ближе я подбирался к сердцу древнего города, тем отчётливее ощущал около-привычную ноосферу, что, в общем-то, было нонсенсом… но в нашей ситуации — теоретически вполне себе объяснимым, если так подумать. Сосредоточься живое и относительно разумное в местах былой славы местной цивилизации, и ноосфера, накрепко к этому живому привязанная, «скуксится» и сконцентрируется в тщетных попытках продлить своё существование.

Почему тщетных, раз уж разумное завелось? Да потому, что жить, нормально жить в атмосфере этой мёртвой планеты просто невозможно. Человек получил свои мозги только потому, что его ареал обитания не предполагал таких уж суровых условий, и, так сказать, эволюционную гонку выиграли мозги, а не физическая мощь. Здесь же без абсурдно высокой выносливости обычным существам ловить было нечего. Уверен, что даже самые стойкие тут больше двадцати лет не живут — просто умирают, оставляя ещё менее умное и ещё более живучее потомство. А «умненькое», что случайно получится, помрёт, не сумев прокормить жадные мозги или просто поддавшись смертоносному воздействию концентрированного Пси.

Многоэтажные строения, частично обвалившиеся, смотрелись этакими чудом уцелевшими клыками во рту не видавшего хорошей жизни человека. Уродливые, потемневшие, покрытые всякими-разными наростами, они даже эха былого величия в себе не сохранили. Одну лишь только тоску по былому, глубокую и навевающую уныние. Мне приходилось подлетать к ним достаточно близко, чтобы просто пробиться сквозь плотную завесу Пси, из-за которой иногда казалось, что ещё секунда — и я столкнусь с непреодолимой стеной. Местами, — в частности там, где ноосфера до сих пор хранила ужас, боль и отчаяние миллионов умирающих в убежищах людей, — я дальше сотни метров в принципе не «видел», так что приходилось чуть ли не буквально в сверхбыстром темпе ощупывать город, заглядывая в каждый его изувеченный войной, запустением и временем уголок.

И в какой-то момент поиски принесли свои плоды.

Сначала я ощутил отчётливую, яркую, оформленную и приправленную эмоцией примитивную мысль, резко сменив направление своего движения. И десяти секунд не прошло, как я, повторно замаскировавшись, завис напротив завешанных шкурами оконных проёмов покорёженной многоэтажки, воззрившись на… людей?

Нет, точно не людей, хоть они и слегка похожи на их далёких предков.

Физически крепкие приматы, напоминающие облысевших и научившихся неплохо ходить на задних лапах орангутанов заняли предпоследний перед «крышей» этаж — оригинальные крыши сохранились не везде, но это, по всей видимости, никак не повлияло на необходимость забираться повыше. Было их тут довольно много: шестьдесят семь особей, и все они занимались своими делами: кто-то присматривал за потомством, кто-то выделывал шкуры в дальних помещениях, кто-то сосредоточенно ваял из арматурины копьё, кто-то мастерил инструмент и даже игрушки, а некоторые и вовсе несли караул с оружием в руках: видимо, попытки взаимоуничтожиться с другими формами жизни тут не редкость. Ну и общались они между собой какими-то невнятными звуками и жестами, системы в которых я не смог сходу отыскать даже прибегнув к телепатии: совершенно чуждые движения и образы.

Но одно я, уловив схожие слепки образов у всех приматов без исключения, понял точно: им приходилось несладко, и виновники обретались совсем рядом.

Пришлось, поглубже изучив мысли и память этих примитивов, слетать в гости к их заклятым недругам, просто интереса ради осмотрев, а затем и истребив всю скрывающуюся в глубоких норах колонию: будет местным подарок в честь моего здесь первого появления, ведь обезглавленные туши я вытащил и разложил на поверхности так, чтобы их было легко заметить.

Приземистые хищные твари подозрительно напоминали очень плоских и очень больших крыс: тот же хвост, та же морда, лишь габариты и форма тела отличны, да когти с клыками покрупнее: ровно такие, что б было удобно рвать крупных приматов. И стая таких, скажу я вам, могла погрести под собой и отряд автоматчиков, не то, что туземцев, вооружённых палками-копалками и копьями из арматуры. Но они всё равно как-то выживали, чем заслужили моё уважение. В мёртвом постапокалиптическом мире, где нет ни цивилизации, ни благоприятных условий для жизни, продержаться даже век — это уже много. Тут же явно прошло поболе, а примитивы всё ещё жили, плодились и пытались развиваться.

После устранения крыс-мутантов я устроился на «крыше», начав настраиваться на работу с местным гниющим огрызком ноосферы. Времени оставалось не то, чтобы очень много, так что летать из края в край, собирая информацию, было бы слишком неэффективно. А значит мне придётся идти против нежелания касаться «гниющего трупа», и пытаться там выловить что-то цельное. Да и интересно же, что из себя представляет «труп» такого явления! Тем более ноосфера до сих пор упорно пыталась мне что-то впихнуть в голову, так что…

Подготовка началась и завершилась за несколько объективных минут, и совсем скоро я, морально приготовившись к чему угодно, а физически — убедившись в отсутствии потенциальных угроз в обозримом радиусе и закрывшись в бетонно-железном кубе со стенками в метр толщиной, приоткрыл свой разум для внешнего мира… и в ту же секунду едва не закрылся обратно, ибо поток нестройных, искажённых, уродливых данных оказался столь силён, что мне пришлось все силы бросить только на его обработку. Тело моментально сковали боль и напряжение, а разум вышел на пиковый уровень своей работы… и даже так этого, казалось, было недостаточно. В таком состоянии меня не то, что псион шестого ранга прибил бы, но и даже простой пробойник с пистолетом в руках. И с каждой секундой я чувствовал всё менее и менее боеспособным, втайне радуясь тому, что уж на крышу-то никто точно не заглянет, а если заглянет — метр бетона быстро не прогрызёт.

«Если только летающих бронебойных тварей тут не живёт, но это уже было бы перебором…» — промелькнула мысль, прежде чем я с головой погрузился в омут образов, видений и расплывчатых миражей. В массив того, что осталось от местной ноосферы, которая умерла, начала гнить — и возродилась на остатках былого величия, начав в приступе отчаяния от осознания масштабов утраты «пришивать» к себе куски «трупа» предшественницы. Получившийся гомункул ужасал обилием гротескных черт, как будто насмехающихся над своей первоосновой.

Но информация… она стоила того, чтобы коснуться этой агонизирующей плоти, старательно отсеивая откровенный мусор от бесценного сейчас знания.

Война. Использование боевых машин, которые в один прекрасный момент продолжили сражаться сами по себе: люди, способные их контролировать, просто закончились. Армии были разбиты, планета утонула в ядерном пламени, но война роботов продолжалась ещё очень долго, по меньшей мере четыре десятилетия. Автоматика держалась, сколько могла, но исчерпался и её ресурс. Свидетелей этой затянувшейся бойни было слишком мало, и оттого отпечатки тех событий в ноосфере казались размытыми, додумываемыми уже моим разумом. Я не без труда отрешился от особенно ярких образов начала конца человечества, запечатлённого в ноосфере подобно выжженному клейму на коже раба, и погрузился ещё глубже, выискивая зёрна истины среди искажённой лжи.

Мир до войны неспокоен. Псионы. Много псионов. Ещё больше болезней среди обычных людей. Человечество вымирает. Разломы встречаются на каждом шагу. Надежды практически не осталось. Ноосфера не дала вымирающей цивилизации ответов на самые важные вопросы. Но эта зацепка слишком слаба, за неё не схватиться. Глубже!

Мировые правительства обеспокоены ростом числа разломов и повышением фона Пси. В странах третьего мира прорывы невозможно контролировать: местных сил недостаточно, миротворцев слишком мало. Псионы всё чаще выходят из-под контроля, самостоятельно ища способ спасти мир. Ноосфера толкает прогресс вперёд, но телепаты начинают роптать. Не то! Слишком слабый оттиск! Глубже!

Поспешно созданная Организация Единой Воли Человечества берёт на себя обязательство решить проблему Пси. Многочисленные лаборатории по всей планете, используя сильнейших телепатов, пытаются выйти на контакт с ноосферой, в которой должны быть скрыты все ответы. Параллельно ведётся поиск способа закрывать разломы избегая исторжения Пси. А вот за этот образ можно ухватиться, потянуть его на себя и выйти на всё, что связано с ноосферой.

В меня устремился ещё более плотный, но стройный по сравнению с предыдущим поток тщательно фильтруемых данных.

Тяжело, но иначе сейчас никак.

Секунды складывались в минуты, минуты — в десятки минут, но до часов дело не дошло. Я остановился, разорвав контакт, обособившись от ноосферы и взлетев в воздух: установленный самим мною крайний срок приближался, да и чего-то действительно интересного я найти не смог. Важное — да, было, не могло не быть. Как, например, тот факт, что реальности, связанные разломами, всё-таки параллельные. В этом разрушенном мире существовали страны с известными мне названиями, люди со знакомыми именами, но континенты, климат, число дней в году и часов в сутках, — если сравнить с нашими, — несколько отличались, а звёзды на небосводе как будто принадлежали другой планете. Аналогично ситуация обстояла и в тех мирах, куда местное человечество успело добраться в надежде отыскать способ выжить: десятки отражений Земли, и во всех человечество пало, так или иначе.

На этом я пришёл к выводу о том, что «моё» человечество ТОЧНО окажется на грани в ближайшие двадцать лет, и ТОЧНО не сможет найти решения этой проблемы своими силами, как не смогли в бесконечном множестве итераций. Не потому, что люди глупы или слабы, а потому, что сама псионика — это болезнь уровня, до которого людям ещё развиваться и развиваться. Это ведь не волшебство какое, где можно дать магическую указку ребёнку и потребовать от него творить чудеса. Псионические воздействия — это физика, пусть и кажущаяся «волшебной» с точки зрения обывателей и даже некоторых псионов. Собственно, я тоже пока не мог досконально ответить на вопрос о том, что же это такое — энергетическая часть разума, появляющаяся у псионов и наделяющая их сверхспособностями. Так что для меня псионика тоже в каком-то смысле магия. Не понимаю? Не понимаю! А любая технология на определённом уровне своего развития становится неотличима от магии. Мы же просто меняем «технологию» на явление, проводим аналогию с первобытными людьми, нарекающими молнии, ливни, морозы и прочие стихийные бедствия гневом заседающих на облаках бородатых и не очень мужиков — и вуаля!

Но вернёмся, пожалуй, к тому, по какой причине я начал считать псионику болезнью. К чему она приводила в итоге? К гибели тех, кто ею «болел». Признаков того, что хотя бы малая часть людей эволюционировала в энергетические формы жизни нет и не предвидится, хоть я и постараюсь, конечно, что-то такое найти. Но вот что есть, так это ноосфера, являющаяся, по сути, первопричиной «рождения» псионики как явления. Каким образом? Теперь я был практически уверен в том, что самым что ни на есть прямым. Степень влияния ноосферы на разумы, поучаствовавшие в её образовании и развитии, — а это буквально все люди умнее полена, — явно находится на достаточно высоком уровне, раз она смогла меня так разогнать, что мне естественным образом развивающиеся псионы на один зуб оказались. А ведь изначально я был самым обычным человеком — не умным, не глупым, не особо волевым и даже инфантильным. Рядовой планктон, который в иных обстоятельствах тихонько пожил бы и тихонько же умер, оставив после себя в лучшем случае таких же планктонят. Вряд ли меня выбрали из-за выдающихся качеств, скорее так решил случай и череда совпадений вроде условий, которые требовались ноосфере для привнесения столь значительных изменений…

Но последовательность действий, согласно моим прикидкам, была такова: люди достигли в частных случаях высокого уровня ментального развития, ноосфера «осознала себя» и, по всей видимости, следуя некоему подобию инстинктов или навязанной чужой воли, — иначе объяснить повторение одного и того же в разных мирах просто невозможно, — начала «селекционную программу» по созданию псионов, которые, как доподлинно известно, умнее обычных людей, а значит и эффект от их существования для ноосферы должен быть куда выше. Ну а привела эта прелесть к тому, что нашу Землю не иначе как из-за увеличения концентрации Пси «связало» с параллельными мирами, в которых людей уже не осталось.

И вот тогда Пси стала поступать к нам по аналогии с сообщающимися сосудами: там слишком много, у нас — мало. А то, что высокая концентрация этого эха нерастраченной энергии приводит к смерти всего живого… Объясните шторму, потопу или извержению вулкана, что их пагубная деятельность приводит к многочисленным смертям и горю. Одумаются ли они? А внимать-то вообще способны? То-то и оно. Самый страшный противник — это физические законы, играющие против тебя и твоего вида. Их не изменишь и не поспоришь, их можно только изящно обойти.

Но на поиски такого обхода нужно время и, возможно, усилия не одного лишь меня.

Ведущий на Землю разлом находился там же, где я его оставил, а обратный переход не отнял и секунды. И на этой стороне по прошествии объективного часа не изменилось практически ничего: разве что в воздухе появились вертолёты спасательных служб, да расплав под ногами подостыл и начал застывать. Я же, ограничив восприятие до сравнительно небольшой сферы вокруг себя, поднялся повыше — и направился в Москву. Благо, на Земле ноосфера пребывала в здравии, и работать с ней было одно удовольствие.

Право слово: отбери у человека что-то важное, а после верни как было, и он будет тебе очень благодарен! Работать с полноценной ноосферой было не в пример проще и приятнее, так что на своей Земле я, можно сказать, выдохнул. И задумался над тем, что упускать из виду развитие собственного восприятия всё же не стоит: ноосфера-то «смертна» оказалась.

Я намеревался продолжить чистки сегодня же, но перед этим хотел встретиться с Ксенией. Возможно, встретиться в последний раз перед очень долгим перерывом. Ведь если девушка не пойдёт со мной, то рисковать и лишний раз светиться рядом с ней при том, что её безопасность будет обеспечивать Трон, я не стану. Император не дал прямых гарантий, но в том разговоре, в котором одно предложение порой имело вторые и третьи смыслы, мы сошлись на том, что Ксению можно будет использовать, — звучит некрасиво, но что тут поделать? — в качестве «заложника», весомой причины однажды позволить Российской Империи оправданно избежать чего-то, что я обрушу на все прочие страны.

Или хотя бы снизить масштабы этого чего-то, что, в общем-то, куда более реально.

Так или иначе, но я добивался сразу двух целей: оставлял «окно» для могущих проявиться в отношении соотечественников милосердия и малодушия, и обеспечивал безопасность и относительную свободу Ксении, если меня с моими планами она не примет, что тоже весьма вероятно. В таком случае условия для неё будут куда лучше жизни в отрыве от цивилизации, которые я хотел ей предложить изначально, и уж точно лучше превращения в мишень для миллионов тех, кто вот-вот начнёт считать меня злейшим врагом всего человечества.

И — да, я понимал, что Император при всём желании едва ли сможет обеспечить Ксении абсолютную безопасность. Он не мог запереть её во дворце: это вызвало бы лишние и несвоевременные вопросы. Он не мог и спрятать её, ибо что в том толку, если даже с неприкаянным мной условия её жизни будут даже лучше? Да и сама Ксения была, как ни крути, довольно свободолюбивой. Ограничивать её, пусть и гарантируя выживание, было бы неправильно. Я не Бог, и навязывать своё мнение не имел права.

Уж точно не после того, что уже сделано и будет сделано в ближайшем будущем.

Километр за километром я приближался к Москве, пока в какой-то момент впереди не замаячил купол, накрывающий академию. Внутрь я проник так же, как и обычно: благо, с моими нынешними способностями это было совсем нетрудно. Но вот Ксению нашёл не одну-одинёшеньку, а в компании с Мариной и Линой, которая, между прочим, находилась на территории академии в своём «истинном» облике, не скрываясь. Казалось бы: как упиралась, но стоило произойти чему-то действительно масштабному, и эта мелочь стала совершенно неважной.

Но для меня узнать, что дворянство оставило своих детей в черте академии, как в одном из самых безопасных мест, было весьма неожиданно. И это тоже не с лучшей стороны выставляло аристократию, как бы демонстрируя, что все их возмущения о незащищённости академии и прочая, прочая были не более, чем попыткой расшатать почву под Троном, да выбить для себя лишние привилегии и послабления.

В академии кипела жизнь в, пожалуй, худшем значении этого слова. Опасение, страх за себя или близких — всё это можно было почуять в воздухе безо всякой телепатии. Было… горько, пожалуй, но отвечающая за принятие рациональных решений часть меня упорно твердила, что так надо. Пусть человечество само по себе и не сможет разобраться с проблемой, но отсрочить темпы приближения точки невозврата люди в силах. Достаточно лишь объединиться, осознать перспективы ближайших лет и начать работать. В первую очередь — перестать обделять вниманием страны третьего мира, где финиш настал куда раньше, чем во всём остальном мире, но с этим как-нибудь и без моих советов разберутся. Просто организую пинок в нужном направлении…

Основной корпус академии остался позади, и я, избежав пристального внимания аж двух десятков псионов, охраняющих цесаревну издалека, через распахнутое окно влез в коридор четвёртого этажа. Ксения, Марина и Лина изволили проводить время в одной из пустующих клубных комнат, которые обычно для таких дел не выделялись. Но — цесаревна, чего уж тут поделать?..

Усыпив слишком уж бдительного, готового получить дверью по спине, но не отойти в сторону охранника, я сбросил чисто визуальную маскировку и вошёл в комнату, сразу ощутив скрестившуюся на мне троицу взглядов. Первый — испуганно-неопределённый, исходящий от Лины, для которой мои действия выглядели возведённым в абсолют актом жестокости по отношению к подданным её рода. Второй — просто испуганный, постоянно срывающийся в стороны и как будто ищущий пути отступления принадлежал Марине. Вот уж кто тут вообще не при чём. Ну а третий…

Осуждение смешанное с болью — вот, как на меня смотрела Ксения. И я бы мог убедить себя в том, что это можно исправить. Объяснить. Добиться понимания. Мог бы, если бы не являлся телепатом. Но эмоции… Такому коктейлю может противопоставить что-то лишь время и привязанность, но первого у нас не было, а второе имело вес лишь для меня, познакомившегося с этой девушкой многие субъективные годы назад. И то — события последних дней, — реальных, а не тех, что слились в единую вспышку в моей голове, — порядком меня перекроили. Нельзя было не измениться, убив стольких людей и пропустив через себя обильно сдобренный кровью поток грязи. Вот и я многое переосмыслил… и практически перестал относить себя к людям. Как, если мои интересы и возможности кардинально отличаются от чьих-либо ещё? Я не превозносил себя над человечеством, но и не отрицал больше того, что я — другой. Существо без собственных эмоций, движимое жаждой познания и уже являющееся в большей мере энергетическим сгустком, чем кем-то из плоти и крови. А потому…

— Я всё понял. — Знать о людях больше, чем они знают о себе сами — не дар. Это проклятье, калёным железом выжигающее в людях человечность. Потому, наверное, телепаты себе на уме, и существуют разве что не в отдельном измерении, получая удовольствие лишь от общения с себе подобными. — Удачи. Вам всем.

Я обвёл девушек взглядом и, не дождавшись ответа, исчез с их глаз, вернув сознание их телохранителю и заперев за собой окно. Естественно, это заметили, но к тому моменту, когда был поднят шум, я уже вылетел из-под купола академии. Для воплощения в жизнь моих планов только за последующие два-три дня я должен был устранить больше четырёх сотен не последних в иерархии власти Российской Империи человек.

Так что медлить и правда не стоило.

Тишина в клубной комнате продлилась недолго, и нарушил её ворвавшийся внутрь охранник, только-только осознавший, где и при каких обстоятельствах он заснул. Всё, что помнил опытнейший псион четвёртого ранга — промелькнувшее в восприятии нечто, непреодолимое желание расслабиться… и темнота, сменившаяся столь же резким пробуждением. За те мгновения, что потребовались ему для устранения препятствия в виде двери, он представил себе самые ужасные картины, какие только мог сейчас увидеть. И каково же было его облегчение, когда все три девушки, которых он должен был охранять, были живы и здоровы.

Но напуганы и ошарашены, так что выпроводили в коридор телохранителя практически моментально.

— Он что-то сделал?..

— Артур — сильный телепат. — Тихо произнесла Ксения, поджав губы и перебив Марину, которая от облегчения села там, где стояла. С нервами у неё всё оказалось очень не очень. — А я… он поступил ужасно, вы же знаете. Столько погибших… — Ксения, пятясь назад, заплакала. Я просто не могу относиться к нему по-другому!..

Лина в ответ на эти слова лишь выдохнула, бочком сдвинувшись к ближайшему диванчику и рухнув в его объятья. Словами было не описать, что за эмоцию она ощутила от Артура, но тот как будто воплотил в себе её собственные переживания. По-другому, но всё-таки воплотил. Боль и решительность — редкие соседи, но сверхпсион позволил себе продемонстрировать именно их. И это явно был момент его слабости, ведь сама девушка отчётливо видела и ярко запечатлела в памяти его взгляд.

Сначала потерянный, но уже мгновением позже…

Артур словно испытал облегчение, сбросил с плеч некий груз…

Хотя — почему «некий»? Вполне конкретный, отвернувшийся от него груз, сейчас рыдающий с Мариной в обнимку. Эмоции Ксении цесаревна тоже уловила, и понимала, что их Артур точно увидел, осознал… и понял, что ему теперь здесь не рады. Это было ожидаемо, ведь то, что он сделал, принять было… сложно, мягко говоря. Уж точно не в тот же день, и тем более не спустя всего лишь час. Это Лина могла себя контролировать, что и делала, оставаясь в «нейтральной зоне». Ксения же фонтанировала страхом, презрением и отвращением. Всем тем, что гарантированно и напрочь могло отвадить любого телепата, в сторону которого были направлены эти чувства.

Но на глазах цесаревны заставить отвернуться от себя человека, ради хоть какого-то влияния на которого дочь павших Алексеевых холили и лелеяли бы, словно саму Лину в детстве… это ошибка. Фатальная для Ксении, которая теперь представляла куда меньшую ценность, а значит и рассчитывать на что-то сверх минимума не могла. Да и показала она себя не с лучшей стороны: вот так упустить контроль над эмоциями, даже не пытаясь сдерживаться…

Сама Лина не знала, как на это смотреть: чудовищная трагедия, но вместе с тем — столкновение со столпом, псионом шестого ранга. Мог ли Артур обойтись без жертв? Чтобы диктовать свои условия в таком бою нужно обладать превосходящей силой. И такие последствия — явное доказательство того, что уж шестой-то ранг способен что-то ему противопоставить даже в одиночку.

«А это само по себе обнадёживает, правда ведь? Но всё равно нужно расспросить отца. Артур не похож ни на сумасшедшего, ни на того, кто хочет нам вреда. Иначе я бы уже не дышала…» — промелькнула мысль в голове девушки перед тем, как началось затянувшееся обсуждение только что произошедшего, сопряжённое с посещениями их компании всё новыми и новыми следователями, псионами и руководителями охранных групп, каждый из которых считал своим святым долгом лично всё проконтролировать.

Они опасались Геслера, и, если честно, делали это не без оснований…

Алексей Второй сидел, поджав губы, и скользил глазами по строкам текста на лёгком, практически невесомом планшете. Его голова полнилась тяжёлыми думами, которые спровоцировали, пожалуй, последствия им же принятого решения. Но мог ли он поступить иначе? Точно нет. План Геслера был хорош. Решителен и жесток, но хорош. Действительно верный способ объединить кого-то — это представить врага, с которым одиночки не сдюжат. И главное тут — это чтобы враг был именно врагом, а не пугалом. Силой, причиняющей настоящие разрушения.

Стихийным бедствием, неконтролируемым и страшным.

Артур Геслер стал таким не далее, как полтора часа назад. Сотни тысяч погибших и пропавших без вести, бесследно исчезнувший псион шестого ранга — и череда массовых убийств, волной прокатившихся по Москве. И ведь список пополнялся до сих пор несмотря на все попытки людей избежать незавидной участи. Куда бы они ни пошли, где бы ни спрятались — Геслер их находил. Все те, кто был представлен в его «списке», сегодня должны были найти свою смерть. И Император, не забывая изучать поступающие отчёты о происходящем в его столице и империи, уже подбирал замену каждому из обречённых, даже если те всё ещё были живы. Процесс был непростой и трудоёмкий даже сам по себе, и в обычное время занял бы недели, если не месяцы, но сейчас приходилось торопиться. Не хотел правитель империи столкнуться с внешним кризисом, покуда в его государстве будет бушевать кризис внутренний.

Но от работы его отвлекла распахнувшаяся дверь и юноша, ворвавшийся в кабинет с совершенно безумными, покрасневшими глазами и искажённым от ярости лицом:

— Отец! Он…

— Я знаю. — Отрезал Император, одним лишь взглядом усадив цесаревича в кресло. Безо всякой псионики притом. — Что, как ты думаешь, я делаю?

— Устраняешь последствия?..

— Предвосхищаю новые потери, сын. Геслер стал нашим врагом: это факт. И он неодолим сейчас: это тоже факт. Корона Пламени погиб там, и по итогу битвы с одним из сильнейших псионов современности наш не оправдавший ожиданий знакомый сейчас носится по всей Москве, вычищая ту от тех, кого он счёл недостойными. Более от его руки никто не погибает. Твой вывод?

Владимир фыркнул:

— Скажешь, что он нам помогает⁈ Сотни тысяч человек! Практически пятая часть города! Столп! У всего этого должна быть серьёзная причина, отец, но я её не вижу!..

Император опустил веки и медленно втянул носом воздух. Умом он понимал, что в годы Владимира он сам был куда хуже… но эмоции требовали многое разъяснить отпрыску, открыть ему глаза на его неправоту и ткнуть носом в истинное положение дел. Но он не мог. Не потому, что не доверял цесаревичу. Не потому, что считал его недостойным. Просто юноша, сколь бы талантлив он ни был, оставался молодым. Он не был монстром вроде Геслера, чей разум внешне, может, и не столь пугающ, но если заглянуть глубже…

Хаос — и вместе с тем Порядок. Баланс — и Дисгармония. Несовместимое, но вместе с тем единое. Вот, что увидел Император в голове Артура Геслера во время последнего их обмена мыслями. Позволил ли сверхпсион это увидеть, или действительно недооценил телепата — это вопрос, не имеющий значения. Важно тут только то, ЧТО император увидел в итоге. И какие выводы сделал, совсем иначе взглянув на это… существо, иначе не скажешь.

— Геслер — сильный телепат, сын. И он в одиночку уничтожил культ Смерти, который, я хочу тебе напомнить, был отнюдь не самой слабой и легко выявляемой террористической организацией. Естественно, что в процессе он покопался в головах террористов. И нашёл там… не самые лицеприятные сведения, выставляющие нас в худшем свете.

— И теперь он очищает страну ото всех, кого счёт недостойными? А гражданские, которые погибли в Санкт-Петербурге? Случайные жертвы? А не слишком ли огромные, отец? — Юноша не кричал и не буйствовал. Он уже взял эмоции под контроль, и теперь говорил ясно и чётко. Точно так, как должно наследнику огромной империи в одной из сложнейших ситуаций его жизни. — Предположим, что Артур действительно решил очистить империю от гнили. Но сделать это, избрав такой способ? Не верю. Хоть я его практически не знаю, но определённое впечатление о нём у меня уже сложилось. Он не из тех, кто идёт напролом, имея возможность решить вопрос иначе. Всё в его поведении и действиях указывало именно на это. И я не уверен, что он такой уж умелый лицедей. Тут должна быть какая-то подоплёка… и ты о ней в курсе!

Последние слова столь сильно выбивались из общего ряда и прозвучали настолько обвинительно, что мужчина, выслушивающий сына, даже немного растерялся. Слишком давно в последний раз Владимир выходил за рамки ожидаемого, как произошло, например, сейчас.

— Ты тоже всё поймёшь, когда изучишь послужные списки людей, которых сейчас устраняет Геслер. И ознакомишься с последними выводами касательно мировой ситуации с Пси… и теми прогнозами, которые дал сам Геслер.

— Прогнозы? — Из всего услышанного Владимира заинтересовала именно эта неполноценная ложь, приправленная ополовиненной правдой.

— Верно. Он искренне верит в то, что человечеству наступит конец уже через несколько лет, и причиной тому станет переизбыток Пси. И он намеревался бороться с этим своими способами… которые я, несмотря на все выгоды для нас, счёл неприемлемыми.

— Ты бы не стал отказываться, если бы он предложил способ закрывать разломы без исторжения Пси. Истребление псионов?

— Именно. Меньше псионов — больше времени, которое можно потратить на поиск способа нейтрализации Пси. Мало закрыть разломы, ведь мы и сами неплохо справляемся с выработкой этого смертельного в большой концентрации эха псионических манипуляций. — Мужчина выждал несколько секунд, давая сыну время обдумать только что услышанное. Но лишь поверхностно, ибо глубокий анализ был сейчас не нужен. Мало ли, какие несостыковки Владимир сможет разглядеть? — Подозреваю, что он сошёл с ума окончательно после посещения той стороны разлома. Собственно, сегодня он должен был провести там целый день… но что-то пошло не так.

— Скажи честно, отец: он действительно действует самостоятельно?

— Считаешь, я бы смог дать добро на убийство стольких наших подданных? — Император лукавил, ибо ему вполне себе представлялись условия, при которых он бы это добро дал без лишних сомнений. Вроде тех, что уже сложились и вынудили его смириться с такой необходимостью. Просто из-за отсутствия иных вариантов. — Нет, Владимир. Артур Геслер сделал свои выводы, и теперь будет идти к цели несмотря ни на что. Возможно, только возможно, что сначала он предпримет попытку решить всё мягко, но в то, что у него это выйдет я не верю.

— «Мягко» вырезать неведомо сколько псионов по всему миру?

— Террористы. Подпольные организации и нелегалы. Самое паршивое обучение — именно там, а плохо обученный псион генерирует особенно много Пси. Но «мягкость», пожалуй, будет заключаться в том, что он выступит не на нашей, а на своей стороне. И всеобщей войны удастся избежать… с приемлемой вероятностью.

Владимир медленно, словно специально тяжело вздохнул — и стальным, всецело уверенным взглядом посмотрел на отца:

— Что я должен сделать?..

//

Третий том Пси-ON’а на этой ноте подходит к своему завершению.

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/331724