Пси-ON. Книга III

Глава 18 Финальные штрихи

Вопросы морали интересовали людей во все времена, будь то седая древность или современность, благодаря псионике ставшая в истории человечества новой, ни на что не похожей вехой. Кто имеет право отнимать жизнь? Должен ли отнявший жизнь умереть? Как поступать с теми, кто не вписывается в нормы сложившегося общества?

В подростковом возрасте я и сам много думал о таких вещах. Не потому, что был дофига умный или преисполнившийся в своём сознании, а совсем наоборот: мне недоставало жизненного опыта и осознания своего места в этой самой жизни. Последнего и сейчас, пожалуй, недостаёт, но у меня хотя бы есть цель, способная на какое-то время заменить собой смысл. И — да, это кардинально отличные друг от друга понятия, кто бы что ни говорил.

Смысл без цели существует с тем же успехом, с каким существует цель без смысла.

Уничтожение культа — это тоже своего рода цель. Но смысл… Меньше жестокости в мире от моих действий не станет, ибо выбранный мной метод просто замыкает порочный круг ненависти. Даже у культистов должны быть родители, дети, друзья и любимые, которые не обрадуются, узнав о бесславной гибели близких им людей. А уж сопоставить теракт на территории Российской Империи с последующей за этим скорой расправой и раскрытием культа Смерти, — а подчищать я за ними не собирался, — сможет и полный дурак. Я даже не уверен был в том, что на японских островах массовая резня, начало которой я положил три часа назад, не станет национальной трагедией. Ведь культ прорастил свои корни так глубоко, что я уже устал их выкорчёвывать. Не все, отнюдь не все люди, встающие на моём пути, напрямую относились к культу, но ни один из них не был готов отступить в сторону. А те, кто был готов, в мыслях клялись отомстить… и таких я не отпускал. Потому что если я могу выдержать многое, если не всё, то моя страна и близкие люди подобными возможностями не располагают.

Так что превентивное устранение угроз — самый что ни на есть разумный подход, предложенный моим отрезанным от чужих эмоций разумом.

Но даже у этого разума, рационального и холодного, было желание. Не то желание, что обусловлено эмоциями, а то, что проистекает из логичных, рациональных выводов. Из выгоды, если хотите. И для меня этим желанием стало убийство лидера культа Смерти, от которого я не отрывал своего взгляда ни на миг. Он бежал, менял укрытия и стремился раствориться среди себе подобных, но я неуклонно следовал за ним. Уничтожал храмы и убежища, убивал культистов — и всё это на глазах человека, вложившего в возвышение культа всю душу, если она у него вообще была. По крайней мере, боль, испытываемую псионом пятого ранга, я улавливал регулярно… и упивался ей, испытывая какое-то мрачное удовлетворение. Понимал, что так нельзя. Хотел остановиться, просто доделать работу и забыть об этом…

Хотел, но продолжал не убивать, нет.

Разрушать.

Здесь и сейчас затянувшаяся игра в кошки-мышки подходила к своему логическому завершению: старик, поняв, что я от него не отстану, решил принять смерть и сохранить хотя бы часть своего культа в целости. Оставил убежище и направился в Токио, в самое, так сказать, сердце своей «преступной империи». Не знал, болезный, что с его кончиной я не остановлюсь, и что большая часть старейшин уже занята растопкой его личного котла на том свете, а местоположение оставшихся, избравших в качестве укрытий самые надёжные убежища культа, я отслеживал уже давно. И ни одна тайна культистов не оставалась для меня таковой, ибо всё, что знали посвящённые из числа обычных людей, знал и я.

Так что на верхние этажи шикарного небоскрёба я поднимался, предвкушая скорую расправу над смирившимся со своей судьбой главой культа.

Он уже выгнал всех подчинённых из некоей просторной залы, обставленной в старинном стиле. Деревянные полы, стены и потолки, низкая, рассчитанная на сидячее положение мебель, свечи, картины и много, много цветов, среди которых преобладал, конечно же, столь любимый культом символ. Хиганбана, красивый, пугающе красивый цветок. Его изображение было высечено на деревянных стенах и изображено на картинах, выжжено на висящих у дверей свитках и отлито в виде печатей, закрывающих тубусы с документами. Даже единственная тусклая люстра — и та внешне напоминала перевёрнутую хиганбану, высеченную из цельного куска древесины. Не любовь, но фанатизм. Не религия, но одержимость. Буквально культ, возведённый вокруг безобидного, в общем-то, цветка, которому человеческое воображение приписало крайне мрачные свойства.

Сам старик сидел сейчас за низеньким столиком, и сосредоточенно, не отводя взгляда от своих рук, занимался столь популярной на востоке каллиграфией. На лице — ни страха, ни ярости. Лишь холодная отстранённость. Руки не дрожат, спина прямая, и даже испарина на его лбу до сих пор не выступила. Поразительная выдержка и самоконтроль… или слепое бесстрашие. Я бы точно не смог вот так вот ждать неминуемой гибели, алыми чернилами выводя на пергаменте «послание смерти», как пафосно был обозван документ в заголовке.

Когда запертые двери тихо отворились, а я ступил в залу, старик показательно неспешно отложил в сторону кисть. Попутно он напрягся и начал с большим трудом воплощать в реальность нечто, чего я видеть совсем не желал. Не желал — и потому подавил, стабилизировав пространство вокруг древнего псиона, неведомо каким образом достигшего такой мощи. Уж не знаю, тянул ли он на пятый ранг, но известных мне «четвёрок» превосходил значительно. А его взгляд — это то, чего определённо должны были бояться его враги. Отгрохать такую организацию, состоящую, по большей части, из преданных лично ему фанатиков дорогого стоит, и слабый волей человек на такое не способен в принципе. Жаль, что некто его талантов занялся именно терроризмом и погоней за властью. Направь он свои способности в мирное русло — и, быть может, японские острова не были бы опустошены после столкновения с нашими войсками. Такая седая древность наверняка застала и пробуждение псионов, и сомнительные решения своей страны, привёдшие её к краху.

— Я до последнего надеялся на то, что ты не столь юн. — Произнёс старик на чистейшем русском, — чем отличался и Тоширо, впрочем, — поднимаясь из-за стола и в бессильной злобе сжимая кулаки. Да, его псионические манипуляции я подавил в зародыше, и смог создать видимость абсолютного подавления на некотором расстоянии от нас. И теперь глава культа Смерти даже не пытался ничего сделать. Смирился… или затаился. — Но, видно, ты и правда тот, кем все тебя считают…

— Думаешь, тебе стало бы легче, будь иначе?

— С мастодонтом своей эпохи, изменившим своё тело, я бы смог договориться. — Старик оскалился. — А с детьми… С детьми говорить бесполезно.

Разум старика оказался на удивление крепким. Видно, что телепатию он в себе развивал вполне себе целенаправленно, и добился солидных успехов на поприще его защиты. Столь целостную структуру очень сложно повредить, и даже поверхностные мысли видны исключительно в качестве размазанных образов, эха их подлинной сути. Силовое же решение проблемы, как я ощущал, привело бы к неумолимому разрушению разума, а вместе с ним — и памяти, из которой я хотел почерпнуть много интересного. Паршиво. Культ не был локализован исключительно в одной стране, а сведения от старейшин, коих я уже успел настигнуть, были весьма обрывочными. Мне очень сложно было оперировать такими объёмами данных, и мой предел, если говорить честно, уже остался далеко позади.

Как и способность здраво мыслить, в общем-то…

— Бесполезно за неимением рычагов давления на них? — Я вскинул бровь, сначала приглушив сигнал, появление которого спровоцировало нажатие стариком на кнопку под столом. Физически уцелевшая серверная комната культа, окопавшегося в этой корпоративной башне, силовикам японцев будет полезнее руин. Да и падать вместе с этой самой башней на улицы и дома у меня не было никакого желания: меньше жертв — меньше вопросов ко мне и к Российской Империи, которую и так обвинят во всех смертных грехах, как наиболее заинтересованное в учинённых разрушениях и массовых убийствах «лицо». Правда, в большинстве случаев я честно озаботился неоставлением следов, избавляясь от тел и электроники, могущей меня заснять, но все мы знаем, что доказательства — это удел тех, кто пониже, нежели сильные мира сего.

Захотят — обвинят просто так, и их даже поддержат, если увидят в этом смысл.

— Молодость редко прислушивается к старости. Но ты здесь не для разговоров о вечном, верно? — В моих глазах он увидел лишь согласие с этим вопросом. — Знай: дракон способен жить и без головы. Но без неё же он перестанет контролировать свою мощь…

Как и ожидалось, разум старика был устроен таким образом, что нарушение целостности внутренней оболочки провоцировало стремительное разрушение всего прочего. Сродни системе самоуничтожения какого-нибудь танка, активирующейся в случае гибели экипажа или при критическом повреждении корпуса. Так что пришлось мне, глядя на бесконечно медленно падающее тело главы культа, во взгляде которого застыл не страх, ненависть или отчаяние, а самое что ни на есть искреннее облегчение, собирать жалкие ошмётки его памяти, надеясь найти среди них что-то ценное. И ценное это искаться упорно не желало…

Над трупом я измываться не стал, просто обратив тот во прах вместе с его свитком-завещанием, и незаметно покинув башню за минуту до того, как псионы силовых структур Японии ворвутся в нетронутый, абсолютно пустой зал с распахнутыми окнами. Пафосная битва? Превозмогание? Оставьте это для тех, кто по силам равен своим противникам или лишь незначительно ими отличается в любую из сторон. Я не хотел играться со своими врагами, да и сложности у меня были иного толка: разум отчаянно хотел скользнуть в блаженное забытье, дабы переварить невразумительные объёмы информации, попавшие в него за последние объективные часы… и субъективные годы.

Совсем непросто было обрабатывать воспоминания, мысли и прочие данные о местоположении и личностях своих врагов, ибо памяти той суммарно было намного больше, чем имелось у меня за субъективные века существования. Добыть оттуда всё нужное, не допустить влияния чужих воспоминаний на свой разум и при этом сохранить дееспособность оказалось задачей около-неподъёмной, так что сейчас я пребывал в, мягко говоря, пришибленном состоянии. А ведь ещё четверых старейшин, засевших в разных частях не слишком маленьких островов, ловить. И по-хорошему даже после этого не останавливаться, идя по ещё не остывшим следам культа смерти и пугающего своей красотой цветка, разросшегося по всему миру.

Но я этого просто не выдержу, так что придётся здесь и сейчас ограничиться планом-минимумом, последние штрихи оставив на Императора, которому, так-то, этот культ должен быть как кость поперёк горла. И даже так мне придётся с ним объясняться, ибо я ушёл в нехилую такую самоволку с очень масштабными и долгоиграющими последствиями. Сто сорок семь уже посещённых мною убежищ и, суммарно, одиннадцать с небольшим тысяч трупов культистов и им сочувствующих менее, чем за четыре с половиной часа. Хорошая, в общем-то, работа. Точная, без лишних жертв и разрушений. Словно удаляющий опухоль хирург, я позаботился о том, чтобы на всей территории Японии не остались разве что смутные намёки на существование опасного культа, промышляющего терроризмом и где-то раздобывшего современные «чистые» ядерные бомбы.

Я и так реакцию Императора просчитывать не берусь, а будь взрыв грязным… Как бы новой войны из-за этого не случилось, которая сыграла бы роль разгоревшейся спички в руках человека, стоящего по колено в ракетном топливе.

Но усталость… она определённо брала своё, и всё, чего я сейчас хотел — это доделать остатки грязной работы, да завалиться спать на первой попавшейся более-менее подходящей койке. Хорошо будет, если койка эта найдётся на территории академии, а не в какой-нибудь японской заброшке. Но я неприхотлив, а с последствиями перенапряжения столкнуться придётся уже сейчас.

Зато я решил проблему, которая в ином случае растянулась бы на месяцы и годы…

— Подытожим. — Император взирал на членов тайного совета, среди которых, внезапно, затесались его старший сын и любимая дочь, хмурым и необъяснимо тяжёлым, давящим на психику взглядом. — Артур Геслер взялся за самостоятельное решение проблемы с нацеленными на него террористами, освободив всех заложников кроме тех, что использовались в качестве приманки. С последующим ядерным взрывом его след обрывается, но уже на территории Японских Островов, выходцами с которых являются члены культа Смерти, нацелившихся на Геслера, начинается… что-то.

— По последней информации «некто» учинил резню в нескольких местах на территории островов, а, предположительно, закончилось всё в башне корпорации «Соцветие», которую сейчас оцепили японские силовики. После этого поступали только сведения об обнаружении опустевших убежищ и храмов культа, на которые «некто» оставил вполне однозначные наводки, которые нельзя проигнорировать. Или дымящие пепелища у подземных ходов, или те же пепелища на местах, где недавно возвышались древние храмы, использующиеся не по прямому назначению. Больше мне добавить на данный момент нечего, Ваше Императорское Высочество. — Высокий жилистый мужчина с достоинством выдержал взгляд правителя, не проронив более ни слова.

— Наши осведомители на территории островов сообщают также о многочисленных случаях исчезновения не последних в их обществе людей. Независимо от того, были они простыми людьми или же псионами, следов обнаружить не удалось. Если Геслер способен на такое… — Светловолосая немолодая женщина покачала головой. — … то тогда выходит, что мы все его недооценивали. Снова. И это уже становится опасным.

— Не забывай о том, Светлана, что он живым и, хе-хе, вполне энергичным вышел из эпицентра ядерного взрыва. Двух взрывов! Способен ли кто-то из нас на подобное? Лично я мог бы попытаться, но проверять желания нет… — Сравнительно молодой, пышущий энергией мужчина с живым взглядом, аккуратную бородку которого ещё не скоро должна будет тронуть седина, хлопнул по столу. — Я бы трижды подумал перед тем, как в чём-то его обвинять, и обвинять ли вообще. Если он уничтожил культ, то одно только это лишило острова ощутимой части их псионической мощи, что открывает перед нами ряд определённых возможностей…

— Кто о чём, а Андрей — о том, как бы сковать наших недобитых соседей новыми обязательствами! — Фыркнула блондинка, смерив высказавшегося мужчину возмущённым взглядом. — Наращивание влияния на нейтральном востоке может привести к прямому конфликту с западом, тебе ли об этом не знать!

— Если Геслер, будучи псионом без году неделя, способен на то, что, предположительно, он уже устроил, нам просто необходимо уже сейчас начать подминать под себя новые сферы влияния. Да и даже без него мы сейчас на пике, и способны на многое!

— Здесь и сейчас все силы должны быть брошены на поиски способа сохранить наш мир пригодным для жизни!

— И это будет сделать куда проще, если человечество получится собрать под единой властью! Я не говорю о подчинении вообще всех несогласных, но создание реальной… — Это слово мужчина выделил особо. — … единой правящей межгосударственной организации стало бы первым шагом на пути к единству! И показать свою силу, дабы наши оппоненты добровольно пошли на такой шаг — самый очевидный, простой и доступный уже сейчас метод…

— Способный привести к войне всех против всех, и превращении нашей планеты в уродливое подобие того, что все мы имели удовольствие наблюдать по ту сторону разломов. Тебе не кажется, что те миры — наглядная демонстрация того, к чему может привести новая псионическая и ядерная война⁈.

Покуда разгорался очередной спор на сверхактуальную сейчас тему, Император, одним ухом слушая доводы ближайших соратников, размышлял о том, сколь удачной оказалась та их с Геслером «незапланированная встреча» в беседке подле дворца. Они договаривались даже не как равный с равным, а как уважающие друг друга старший и младший товарищи, объединённые одной идеей; и не организуй он этот разговор тогда, то сейчас, возможно, ему пришлось бы говорить уже с равным… если не хуже. Всё-таки Геслер, по информации из разных источников, успел «бесследно пропасть» как минимум полторы «официальных» сотни, а как максимум — свыше тысячи одних только псионов, не говоря уже о других кадрах, восполнение которых дорого обойдётся островам. Что ни говори, а культисты опосредованно подчинялись родному правительству, выполняя для того самую грязную работу. Были частью Японских Островов, хоть и всеми способами демонстрировали обратное.

А теперь культ практически уничтожен. Добить тех, кого, возможно, упустит Геслер, который вряд ли будет носиться по всей планете, можно будет уже в ближайшие месяцы. Без помощи с метрополии агенты культа уязвимы, а помощи этой больше не будет. Как по причине истребления всех, кто оказался в этой самой метрополии, так и потому, что к островам ещё долго будут прикованы подозрительные взгляды всех когда-либо от культистов пострадавших. Шутка ли — ядерный взрыв недалеко от столицы Российской Империи, а после и стремительный ответ, скостивший седьмую часть всего псионического потенциала островного государства?

Но все эти радостные для Императора факты, предположения и обоснованные домыслы не давали ответа на вопрос о том, с чем к нему совсем скоро может нагрянуть Геслер. Так сработать он мог лишь как следует покопавшись в головах культистов, а те были людьми осведомлёнными. Местами — даже слишком осведомлёнными. И грязи, способной очернить Империю, у них в головах должно было быть много. Хватит, чтобы даже отпетого идеалиста и патриота превратить в нечто строго противоположное.

«К счастью, Артур патриотизмом и излишней верой в торжество добра не страдает. Эту пакость время напрочь смывает уже годам к тридцати, а у него этого времени было куда больше. Вот только до чего он мог додуматься — всё ещё загадка, и загадка не из приятных. Противостояние… едва ли возможно. Как показала практика, лобовое столкновение с ним будет сродни попытке голыми руками остановить разогнавшийся поезд. Яды и химия? На его месте первым, что я бы сделал, было бы создание эффективного способа защиты от отравления. И судя по отчётам о его экспериментах с грызунами, основные моменты он успешно отработал…». — Даже Императора, повидавшего на своём веку не так уж и мало, передёрнуло от воспоминаний о видеозаписях и снимках с крысами, живущими своему состоянию вопреки. Геслер хладнокровно, без жалости и сожалений расчленял крыс и избавлялся ото всего, по его мнению, лишнего. Сначала это были только плоть и сосуды, но уже к вечеру первого дня его экспериментов «крысы» состояли только из мозга, лёгких и прочих «важных» органов.

А на следующий день мир увидел мозги и кровоток, их снабжающий. Все прочие функции Геслер взял на себя, и успешно поддерживал грызуна в таком состоянии на протяжении целого дня. Что это, если не проверка способностей к поддержанию своей жизнедеятельности?..

Тяжкие думы прервала звонкая трель мобильного телефона. В ту же секунду взгляды всех присутствующих, людей, стоящих подле вершины власти одного из сильнейших государств мира, скрестились на цесаревне Лине Романовой, выхватившей смартфон с на удивление радостным лицом.

— Да?.. — Слов было не разобрать, но вот то, что собеседник начал говорить одновременно с его дочерью, Император разобрал в момент. — Ты что⁈ Но…

И вновь он не дал ей договорить, сказав нечто, заставившее брови девушки поползти вверх. Естественно, хозяин Трона уже понял, кто вышел на связь, но вот предсказывать, что именно им было сказано, не брался. И в голову Лины тоже не лез, опасаясь навредить медленно восстанавливающемуся разуму.

Благо, — а благо ли? — уже в следующее мгновение протяжный гудок, изданный динамиком, оповестил всех присутствующих о завершении разговора

— Отец. — Цесаревна поджала губы. — Звонил Артур. И он сказал, что вернётся через несколько дней. А пока ему нужно время, чтобы подумать… и что-то доделать.

«Значит, всё-таки будет сам выбивать остатки культистов по всему миру? Или он и правда решил отдохнуть? Ранен, но не хочет показываться нам, считая себя уязвимым? Последний вариант особенно плох, ведь это прямое свидетельство его к нам недоверия…». — Даже доли мгновения не прошло, а в голове Императора уже выстроилось просто немыслимое число самых разных вариантов. — «Хотя я бы поступил аналогичным образом. Доверять только самому себе, ибо все остальные — люди едва знакомые. Плохо, но варианты найдутся. Нужно озадачиться подготовкой всего того, что он может запросить по возвращении. Или потребовать…».

— Превосходно. — Тайный совет такой реакции хоть и удивился, но виду не подал. Впрочем, Император и так видел все эмоции своих ближайших товарищей, разделивших с ним нелёгкую долю управления гегемонией. — Пусть хуже, чем нам хотелось бы, но точно лучше, чем могло бы быть. И в связи с этим обстоятельством я считаю необходимым обговорить несколько моментов касательно ваших взаимоотношений с Артуром. Как только представится возможность, вы должны лично с ним познакомиться. Вопросы?..

Вопросов, конечно же, ни у кого не возникло.

Не после той демонстрации, что невольно устроил Артур Геслер, чуть менее, чем за шесть часов перевернувший с ног на голову все внешние и внутренние политические расклады. И пока ещё сложно было сказать, чем именно всё это аукнется Российской Империи: величайшим благом в истории, или же неминуемым крахом…