Пси-ON. Книга III

Глава 14 Затишье перед бурей

Академия казалась островком спокойствия среди бушующего океана безумия, охватившего, казалось, всю южную часть столицы. Я на удивление легко вычленил очаги хаоса просто по эмоциональному фону, параллельно открыв для себя эту необычную способность: ощущать концентрацию особенно сильных людских эмоций, резонирующих друг с другом. И сказать, что в этот раз «коктейль» был приятным, было нельзя. Страх и какой-то животный ужас волнами разливались по ноосфере, а в эпицентрах и вовсе творилось нечто невообразимое. Даже просто «смотреть» в ту сторону было неприятно — пронимало так, словно я вновь оказывался там, лицом к лицу с мутантом из разлома, будучи не почти всесильным сверхпсионом, а обычным человеком, с головой ухнувшим в пучину страха. Это с моим-то дисциплинированным, совершенным разумом!

И при этом сейчас мне нужно было погрузиться в самые недра, чтобы просто понять, что там вообще происходит…

Признаться, мой разум впервые сталкивался с настолько обезличенным испытанием, от которого нельзя было не то, что закрыться, но и всецело погрузиться в него. Чужая боль и чужие страхи сковывали подобно покрытым шипами цепям, наматывающимся на конечности, впивающимися в кожу и тянущими к земле. Всё это можно было только принять и пропустить через себя, минимизировав тем самым сопротивление… и заглянув за это чудовищное марево, под прикрытием которого творились масштабные и ужасные вещи. Под обломками, в огне и дыму гибли люди, и люди же бросались на помощь. Были тут и обычные, ничем не примечательные гражданские, и псионы, которым повезло оказаться поблизости. Но местами я видел, как обычные люди делали куда больше чем одарённые просто потому, что они боялись, но переступали через страх и ставили на кон свои здоровье и жизнь.

Благо, не одни только жертвы попались мне «на глаза». Присутствовали неподалёку и исполнители, разумы которых были подобны звёздам в ночи. Кто-то из них лично наблюдал за взрывами, утирая слёзы радости, хохоча, скалясь и упиваясь властью над чужими жизнями; кто-то трусливо бежал, заметая следы и лелея надежду был необнаруженным; а кто-то просто ждал результатов качественно выполненной, привычной им работы и новых указаний, будучи уверенными в собственной безнаказанности. И я видел: у них было такое право, продиктованное их профессиональными навыками и основательным подходом.

Я издалека присматривался ко всем своим целям, пытаясь найти у них хоть что-то общее. И оно нашлось: приметные, но мне не знакомые опознавательные знаки в виде необычного алого цветка на чёрном фоне. Такие имелись не у всех мною обнаруженных террористов, а только у тех, кого я относил к категории профессионалов. Они выглядели и вели себя соответствующе, не суетясь и не привлекая к себе особого внимания, но присматривая за тем, как подоспевшие сотрудники спецслужб борются с последствиями выполненной ими работы.

К их сожалению, я запомнил каждого, и намеревался отслеживать их до самой поимки.

Всё это, — и даже чуть больше, — я узнал менее, чем за минуту, которая потребовалась мне для проверки внушительных размеров области города. Вокруг академии всё было спокойно, если, конечно, не считать студента, смерть которого послужила для меня спусковым крючком: его встретили в километре от академии и пустили пулю в лоб, оставив на теле всё тот же цветок с запиской. Её содержимое я, к сожалению, рассмотреть не мог из-за фона Пси, непроглядным облаком разошедшемся на месте смерти. Парень в момент нападения попытался что-то сделать, но не успел отреагировать, и впустую, с нулевым КПД выпустил энергию, тем самым организовав своеобразную дымовую завесу, за которую я пока не мог заглянуть.

Впрочем, даже так объём стекающейся в разум информации находился за гранью разумного, и мог моментально прикончить любого человека из ныне живущих, кроме, конечно же, меня. И подобающе распорядиться этой информацией я как будто бы не мог. Неопределённость и опасения сковывали мне руки, ведь я не знал, с какой целью неизвестные устроили всё это, и имел ли я к происходящему хотя бы опосредованное отношение. Я не считал себя пупом земли, и разумно полагал, что по прошествии трёх недель возводить меня в ранг цели номер один, ради которой можно устраивать террор таких масштабов, никто бы не стал…

По крайней мере, я на это очень надеялся.

Но вернёмся к нашим баранам. Сейчас в моих руках имелся ряд фактов, от которых уже можно было отталкиваться, планируя дальнейшие действия. И первое — Ксении ничего не угрожало. Она была дома, в окружении псионов из числа охраны, и на территории академии при этом мне не удалось обнаружить даже подозрительной собачки, не то, что людей. Второе — никто кроме меня не знал про ноосферу и то, как я могу с ней работать. Следовательно, позвонить сейчас цесаревичу или куратору, чтобы сообщить о террористах-исполнителях, я не мог. Как не мог и отправиться их ловить лично, если так подумать. Даже если замаскировать устранение под воздушную прогулку по городу, то всегда останется вероятность моего обнаружения. Или обнаружения моего здесь отсутствия, а уж умные люди сопоставят дебет с кредитом и поймут, что я скрываю нечто очень важное…

Плохо, ведь несколько суток кряду я отслеживать перемещения вообще всех этих уродов не смогу. Образуется выбор: или причинить справедливость, рискуя хотя бы отчасти раскрыться перед союзниками и врагами, или закрыть на произошедшее глаза, пойдя на сделку с совестью. Последний вариант мне не особенно нравился даже несмотря на отсутствие этой самой совести, отчего разум отчаянно изобретал различные способы маскировки и обмана окружающих. Но сколь бы я ни старался, стопроцентных гарантий не было и, похоже, быть не могло.

Я колебался совсем недолго, если смотреть в объективном времени, и очень долго — если смотреть в субъективном. И хоть разумнее всего было самоустраниться от решения чужих проблем, эхо страха, боли и горечи, витающее над городом, поставило точку в борьбе с самим собой.

Я вложил ещё больше усилий для улучшения своей маскировки, незамеченным покинув территорию академии через выход для пешеходов и наземного транспорта. Меньше трёх минут мне понадобилось, чтобы добраться до первой точки, где уже работали спасатели совместно с псионами, а исполнитель, — по крайней мере тот, что привёл в действие сами бомбы, — пытался покинуть этот район. Сделать это я ему не дал, сначала вломившись в мозги с целью отыскать там воспоминания о подельниках и организаторах, а после остановив получившемуся овощу сердце. Ничего ценного у того в черепной коробке не обнаружилось, кроме разве что названия «культа», которому урод крупно задолжал в прошлом, и теперь был готов на что угодно, лишь бы этот долг ему списали, и тайника, в котором он забрал всё необходимое. Одно было хорошо: своей целью эти культисты, считающие себя апостолами смерти, массовые убийства не ставили, и как минимум от должников требовали просто устроить как можно более масштабные разрушения. Уж не знаю, скольких из них с таким подходом к делу поймали в процессе подготовки, но действовал как минимум этот урод крайне топорно.

Жаль только, что даже так его дело выгорело…

Последующий час реального времени я целенаправленно охотился на всех причастных, потроша из мозги и составляя как можно более цельную картину произошедшего. Всего удалось перехватить двадцать семь человек, которые приложили руку к организации терактов в семи местах. И семеро из них являлись профессионалами, получившими «образование» на родных Японских островах, и заброшенные в Империю в качестве спящих агентов для особых случаев. Именно они сработали чище всего — с максимумом разрушений и минимумом жертв, как и было приказано. Остальные, будучи дилетантами, таких результатов не показали, и оттого было ещё больнее. Вместо разрушений, которые легко исправимы, Империя получила лишние трупы. И что-то мне подсказывало, что эта акция — не более, чем первый шаг в грандиозном действе, как-то со мной связанном…

К густым зарослям в парке я подлетал в самом что ни на есть паршивом расположении духа, понимая, что впереди меня, возможно, ждёт только ложь и недоговорки. Я изначально «стартовал» именно отсюда, и за время моего отсутствия никто не стал лезть в кусты и проверять, здесь ли я нахожусь. Охрана как таковая за мной по пятам уже не ходила — не было в том смысла, только лишнее внимание к моей не особенно заметной персоне. Плюс я и сам предпринял усилия для того, чтобы бесследно исчезнуть. А теперь предстояло как следует пофонить, чтобы это не я появился из ниоткуда, а меня нашли, проследовав за возмущением Пси.

Даром, что ли, сейчас на территории академии была развёрнута прорва оборудования, для этого и предназначенного?

Я поудобнее устроился в траве, сосредоточившись на собственном разуме и ноосфере. Пока меня никто не беспокоил, а в городе творилось неладное, так что я мог спокойно попрактиковаться в, так скажем, целенаправленном воздействии на чужие разумы. Мимолётном и слабом, спроецированном через ноосферу, но при том всё равно ощутимым. В случае неудачи, — которая, я уверен, не станет фатальной для подопытных, — мелкие проблемы удастся списать на влияние обстановки. Ну а если всё получится, то я даже помогу людям. Совершенно незаметно для них самих, между прочим!..

Так что, спросите, я конкретно собирался сделать? А ответ прост: повторить свой первый опыт с шаурмой, но с конкретной целью, не столь явно и не напрямую, а через ноосферу. Я изначально не был ограничен расстоянием в случае с телепатией, но повода попытаться нащупать возможные пределы до сего момента не было. А сегодня этот день настал, и да реализуются мои теоретические выкладки на практике.

Приступим-с…

Спустя несколько минут.

Мужчина сидел, оперевшись спиной на стену, и безвольным, почти мёртвым взглядом смотрел на обвалившуюся стену музея, оцеплённого сотрудниками спецслужб. Там, за периметром, находиться дозволялось только силовикам, да медикам с пострадавшими, о которых они заботились. Мужчина и сам должен был быть там, ведь рана на спине саднила не на шутку… но он сбежал. Сбежал, когда его беременная жена вдохнула в последний раз, а реанимационные мероприятия не дали желаемого эффекта. Он даже ударил медбрата, когда тот попытался остановить его…

К облегчению самого мужчины, врачи были слишком заняты, чтобы гоняться за тонущим в горе человеком, а силовики, будь то полиция или люди во всём чёрном, ограничились лишь сверкой биометрии, не став задавать лишних вопросов. Они рыли носом землю в поисках террористов, а уставший сорокалетний профессор истории на эту роль никак не подходил, даром, что был в неадекватном состоянии.

И вот теперь он сидел здесь, размышляя над тем, что, возможно, сейчас хороший момент, чтобы свести счёты с жизнью. Даже делать ничего не придётся: просто остаться здесь да истечь кровью. Рана вновь открылась, не выдержав пробежки, и мужчина уже с четверть часа ощущал, как по спине расползается безразличный и равнодушный холод, как нельзя лучше описывающий его нынешнее отношение к жизни без единого близкого родственника и, теперь, без любимой женщины тоже.

Он и сам не понял, в какой момент его мысли улетучились, словно чудное наваждение, а тело разве что не само собой поднялось и зашагало к врачам, хромая и едва переставляя немеющие ноги. Резкое осознание ценности собственной жизни оглушило его похлеще обуха, так что, попав в руки к медикам, он не то, что не сопротивлялся, но и ни на что особо не реагировал.

И таких людей, резко переосмысливших произошедшее, взявших себя в руки или принявших наиболее подходящие в их ситуациях решения, были сотни. О череде странных феноменов напоминал лишь слегка возросший фон Пси, потерявшийся на фоне эха работы псионов-спасателей, да полтора десятка мародёров, независимо друг от друга сдавшихся полиции.

О настоящем положении дел знал только Артур Геслер — тот, кто и являлся первопричиной «помешательства» множества людей…

В то же время.

— Вторая фаза?

— Приведена в действие. Наши ячейки уже раскрыли себя и включились в работу. К сожалению, многих заменить местным контингентом не вышло: имперцы держат преступность под контролем, и желающих в достаточных количествах просто нет, господин. — Невысокий жилистый азиат говорил, не поднимая головы и не разгибая спины даже несмотря на то, что собеседник не мог видеть его без камер и им подобного оборудования. С одной стороны — глупость, но с другой — демонстрация крайней степени преданности и какого-то неадекватного, раболепного уважения.

— И ни слова про то, что наши люди бесследно исчезли, едва выполнив свою работу. — Согнувшийся в три погибели азиат едва заметно вздрогнул. — Выясни, что с ними произошло. Если нужно — задействуй резервы. Всё равно после этой операции любые действия в черте Империи нам заказаны на несколько лет, и это по меньшей мере. Ты понял меня?

— Я сделаю всё, как вы скажете, господин. Не в ущерб основному плану…

— Если сейчас от тебя зависит исполнение основного плана, то ты чертовски плохо выполнил свою работу! — Прошипел собеседник вновь содрогнувшегося азиата. — Я жду результата!

Устройство для связи тонко пискнуло, и азиат, поняв, что разговор закончен, моментально поднялся на ноги. Сейчас его лицо напоминало высеченную из камня маску охваченного ненавистью демона, один лишь взгляд на которую мог ввергнуть в суеверный ужас даже абсолютно нерелигиозного человека. Было в мужчине нечто, заставляющее его бояться. Нечто, видимое даже обывателям.

Распахнув ведущую в полупустой кабинет дверь, азиат вышел в коридор и сразу же, без лишних слов впечатал кулак в живот одного из ожидавших его возвращения подчинённых. Тот согнулся и зашёлся в хрипящем кашле, но мужчину это, казалось, нисколько не обеспокоило. Он лишь наклонился, тихо, но отчётливо прошептав:

— Ты узнаешь, что случилось с нашими агентами.

И это был не вопрос. Утверждение.

— Д-да, господин! — Почти без запинки ответил несчастный, придерживая ладонью чёрную половинчатую маску, закрывающую левую сторону его лица. — Я узнаю…

— Прекрасно. Я рассчитываю услышать от вас хорошие новости, потому что у вас нет и не было права на ошибку. Бирюза?

— Все группы на севере справились, господин. Заложники взяты чисто, вариантов помимо штурма у имперцев не будет!

— Синева?

— На западе всё готово, господин. Местные отбросы пытались пойти против приказов, но мои люди разобрались со всем на местах…

Каждый из присутствующей здесь пятёрки японцев в необычных масках с цветными полосами у глаз отчитывался об успехе кратко, с максимальным смирением и преданностью в голосе. Но эмоции их были подобны вулкану, что их непосредственный начальник, будучи не последним телепатом, отлично чувствовал. Чувствовал, но молчал и не пытался привести подчинённых к абсолютному смирению, ибо полностью послушный, безвольный инструмент — бесполезен.

Этому его научил глава, позволив на собственном примере ощутить, каково это — становиться слабее, слепо подчиняясь чужим приказам. И сейчас, имея на руках донельзя подробный план по устранению невероятной во всех смыслах цели, он не собирался следовать каждой его букве. Небольшие коррективы так и напрашивались, ведь мужчина предполагал там, где старик опирался лишь на точную информацию. Но можно ли было так выступать против человека, о котором совсем недавно никто ничего не знал, а в дальнейшем каждая новость о нём приносила с собой колоссальной значимости откровение?

Тоширо намеревался сыграть по-своему, и в последующем, добившись успеха в обход плана главы, добиться одобрения старейшин… и смещения старика со столь полюбившегося ему места. Потому что старики должны уступать молодым добровольно, а не делая этого — не гневаться, принимая собственное низложение.

Таким был путь культа Смерти, таким он и останется впредь…