Пси-ON. Книга III

Глава 12 Цветок смерти

Власть имущим всегда неприятно осознавать, что ситуация выходит у них из-под контроля, и Ричард Гринсон, президент ассоциации псионов Объединённых Штатов, исключением не был. Совсем недавно, чуть больше недели назад, к нему поступило самое первое, ненадёжное и отчасти проигнорированное сообщение о появлении у давнего соперника, Российской Империи, «универсала», псиона, владеющего всеми направлениями разом. Тогда ещё никто не знал о том, что эта весть — лишь блеклая тень истины, которой в будущем было суждено напугать членов парламента до мокрых, — а кое-где и грязных, — штанишек. Повелевающие людскими судьбами не оказались готовы к такому удару, и мигом лишились вылетевшей из-под ног почвы.

А истина…

Признаться, Ричард до сих пор не верил в то, что ему удалось воссоздать полную картину растянувшегося во времени события исторических масштабов. Агенты и осведомители в Москве раскрывались, гибли и просто исчезали каждый час, добывая или жалкие крохи информации, или вообще ничего. Редкие исключения, чаще обусловленные глупостью самих имперцев, приносили куда больше, но и сведения эти просеивались через сотни ситец в отчаянных попытках разглядеть в них ложь, неправду, пыль, пущенную в глаза. Вот только факты говорили сами за себя, и с каждым новым сообщением вгоняли Ричарда и всех причастных во всё большее уныние.

Универсал появился в Империи, а не где-то ещё — первая неудача.

Оперативно перенаправленная группа убийц-смертников не пережила встречи с целью — вторая неудача.

Выходы на уникума, на привлечение которого на свою сторону уже были выделены десятки миллиардов долларов, моментально обрубили спецслужбы имперского Трона — третья неудача.

Всё шло по наихудшему сценарию из всех возможных, и пока ни у кого не было идей касательно того, что можно было сделать для стабилизации ситуации.

Вообще никаких идей.

Мужчина устало оперся на высокий подоконник, а струйка сизого дыма устремилась вперёд, бессильно разбившись о стекло. Пронзительно-яркие голубые глаза, отразившиеся в мутной из-за причудливой игры света поверхности, прекрасно отражали внутреннее состояние своего владельца: покрасневшие, с полопавшимися капиллярами и, казалось, с трудом держащиеся в полуоткрытом состоянии. Ричард полноценно не спал уже несколько дней, довольствуясь редкими спокойными периодами длиной в пару-тройку часов ежедневно. И всё потому, что многочисленные помощники, заместители и коллеги категорически не справлялись с наплывом задач, окончательное решение по которым в итоге всё равно приходилось принимать президенту ассоциации псионов — ему, Ричарду Гринсону. И чья же в том вина? Только и только его, ведь ещё десять лет назад власть была сравнительно равномерно распределена среди представителей элит.

Теперь же даже болванчик на посту президента Объединённых Штатов практически ничего не решал, вынужденно оглядываясь на тоже президента, но стоящего во главе ассоциации псионов — организации, обладающей практически абсолютной властью… но только на «своей» территории, ибо Российская Империя, Единый Китай и страны Европы ревностно противились всякому вмешательству в свои внутренние и внешние дела, что закономерно приводило к многочисленным локальным конфликтам. Эти стычки, пожалуй, никогда и не прекращались: менялось лишь то, что широкой общественности перестали о них сообщать, ибо народ, в отличие от своих лидеров, в силовом противостоянии не видел никакого смысла.

И тем не менее, сложный процесс рождения однополярного мира не подразумевал иных вариантов. Каждый властитель желал возвыситься над всеми прочими, и каждый же считал свои методы, свои законы и власть наиболее подходящими для установления на всех территориях, где когда-либо ступала нога человека. И нынешнее затишье, десятилетие грызни за влияние в странах третьего мира, должно было вот-вот подойти к концу. Появление сверхпсиона — вполне подходящий толчок, способный разрушить устоявшийся баланс. Нет, не так: уже разрушивший, просто сам факт произошедшего осознали ещё не все…

Входная дверь щёлкнула замком и беззвучно распахнулась, впустив в кабинет совсем не молодого, можно даже сказать древнего азиата, вопреки современной моде облачённого в искусно выполненное белоснежное кимоно с алыми узорами, то тут, то там сплетающимися в хиганбана, он же — ликорис, цветок, символизирующий смерть и вечную разлуку. Именно размеренный цокот деревянной обуви по паркету отвлёк Ричарда от тяжких дум, заставив мужчину обернуться и окинуть вошедшего взглядом.

— Нобу Такеда-сан. — Нечасто можно было увидеть, как президент ассоциации псионов подстраивается под собеседника, но этот случай как раз был одним из таких. — Благодарю вас за то, что приняли моё приглашение…

— Просто прекрати тратить моё время. Это и будет лучшей благодарностью из всех возможных. — Взгляд выцветших тёмных глаз азиата, казалось, нёс в себе какую-то потустороннюю, ненормальную мощь, подобной которой не сыскать было даже у сильнейших псионов из ныне живущих. И Нобу Такеда сильнейшим не был, вовсе нет. Более того, он относился к пионерам псионических искусств, занимая почётное место в первой двадцатке пробудившихся ещё пятьдесят лет назад одарённых. Его силы и способность влиять на материальный мир по современным меркам оценивались как нечто заурядное… но наивен тот идиот, что решился бы сойтись со стариком в битве насмерть. За долгие годы лидер культа Смерти, запрещённого, пожалуй, во всех странах цивилизованного мира, отточил навык убийства как никто другой. — Чего ты хочешь от нас, Гринсан*?

*Неправильное произношение, Гринсон/Гринсан.

— Как и всегда, Такеда-сан, от вас мне требуется услуга по профилю. Устранение человека в Империи, о котором вы наверняка уже наслышаны. Артур Геслер, псион-универсал…

— … уже лично перебивший целый отряд пусть беспомощных, но псионов. — Старик оскалился. — Этот заказ обойдётся тебе очень дорого, Ричард!

— Любые суммы…

— Не деньги. Технология стабилизации разломов или постоянный, беспрепятственный доступ к одному из таких. И полторы сотни перспективных одарённых детей до десяти лет включительно…

С каждым произнесённым словом лицо президента ассоциации псионов искажалось всё сильнее, покуда мужчина не спохватился и не надел привычную за долгие годы работы на должности непробиваемую маску. Впрочем, уже увиденного старику хватило, чтобы теперь смотреть на собеседника с заметной ехидцей.

— За устранение пусть потенциально могущественного, но мальчишки? Ваши требования выходят за любые рамки, Такеда-сан. — Пять, десять секунд. Старик молчал. — Пятилетний доступ и пятьдесят одарённых детей.

— Они таковы лишь по той простой причине, что никто другой на это в принципе не способен. И я тоже не могу гарантировать успех. Потому… — Глава культа убийц оскалился. — Технология или доступ. И сто пятьдесят детей. За меньшее я и пальцем не пошевелю, чтобы устранить угрозу вашей гегемонии.

— Если он войдёт в силу, плохо станет не только нам. Уверен: после нас, видимых конкурентов на поверхности, Империя примется за вас, Такеда-сан. Вы останетесь один на один с силой, которая всегда ставила во главу угла повальное уничтожение подпольных организаций.

— Если бы нас было так легко найти и истребить, это бы сделал ещё прошлый император, Гринсан. Но мой культ, в отличие от марионеток твоего отца, существует и по сей день… — Старик не мог не заметить, как вспыхнула злоба в глазах президента. Но удовлетворение от маленькой победы в словесной дуэли было тем единственным, что отразилось на лице и во взгляде Такеды. — Я бы мог уменьшить цену, но ты вряд ли позволишь задействовать твоих людей в цепочке кровавых терактов. Или Геслер действительно сильно тебя пугает?..

— Всё зависит от того, что конкретно это будут за теракты… и выживут ли исполнители.

Существа, утратившие всякую человечность в погоне за абсолютной властью, — Гринсан, — и силой, — Такеда, — поняли, что нужная точка наконец-то была нащупана.

Начались переговоры, не сулящие одному сверхпсиону ничего хорошего…

Дни слились в хаотичный калейдоскоп тренировок, поглощения знаний и бессонных ночей, среди которых я, казалось, полностью потерял себя. Несмотря на то, что из разломов мне «достался» всего один, на котором я проверил свои выкладки по механизму принудительного схлопывания разлома собственными силами, — что удалось, хоть чуда с недопущением Пси в наш мир и не получилось, — полноценный отдых я разве что понюхал, и то — так, мельком. Совместное времяпровождение с Ксенией было ужато чуть ли не до минимума, а не слишком частые встречи с Владимиром, который, как оказалось, почти всегда занят делами Трона, становились исключительно деловыми: цесаревич решил с по самые подошвы макнуть меня в дерьмо под названием «истинное положение дел в мире». Чуть лучше всё было с Линой, но мало того, что мы пересекались совсем нечасто, так эта бедняжка ещё и примерила саван неизмеримой печали, сдавшись и просто планируя максимально беспроблемное замещение Линнет Назимовой на Лину Романову.

Как по мне, то планировать там ничего не стоило, ибо такое планирование, скорее всего, лишь выпятит «проблему». Но бедолаги, варящиеся в котле с интригами и политикой с самого детства, возможно, понимают куда больше моего, так что я не особо наседал со своими советами. Поставленная Его Величеством задача и так была выполнена на порядки быстрее ожидаемого, хоть и не столь тонко, как того хотелось бы Императору.

Да, я не подвёл Лину к этому решению так, чтобы она посчитала его всецело своим, но в чём я был уверен, так это в том, что каждая неделя с «закрытым разумом» усугубляла имеющиеся проблемы с головой девочки, в геометрической прогрессии раздувая срок, который ей потребуется для восстановления. Так что Император, слегка разобравшись в вопросе, меня поймёт. Или уже понял, ведь не далее как вчера я самолично отослал ему полноценный отчёт, в котором мои опасения выступали главной скрипкой, и проигнорировать их не смог бы даже самый скользкий аристократ, не то, что мужчина, заинтересованный в сохранении здоровья дочери.

Но сейчас передо мной стояла другая задача, «найти решение» которой я пытался так давно, что даже воспоминания о былых эмоциях остались в памяти сугубо в виде обезличенной стопки фактов. Воробьёва, мерзавка, предавшая Ксению, по моей просьбе уже была выдворена из лучшей академии, и отправлена в учебное заведение средней паршивости. И — да, это по ней ударило достаточно сильно, чтобы я счёл справедливость восстановленной.

Вот только не она использовала телепатию для того, чтобы повлиять на Ксению. И не она спланировала «операцию». Всё это сделал Георгий Трубецкий, наконец-то вернувшийся в стены столь им любимого учебного заведения и клуба в частности.

Я размышлял над тем, чтобы лишить его самого дорогого — «Мысли», а вместе с ней и влияния с репутацией, которую он скрупулёзно накапливал не как просто Трубецкий, а как глава одного из лучших и известнейших клубов академии. Всем был хорош этот вариант, кроме того, что тогда под удар попадали и совершенно ни в чём не виновные студенты, для которых клуб тоже был чем-то весьма важным. А ещё быстрая реализация этого плана подразумевала воздействие через цесаревича, а злоупотреблять столь сомнительной, чужой властью я не хотел.

Так я и оказался перед распахнутой дверью, за которой стоял, поправляя очки, Георгий, выставляющий напоказ равнодушие с лёгким налётом заинтересованности. Он был хорошим интриганом и лицедеем, но к нынешнему моменту его разум был для меня если не открыт, словно книга, то явно не столь защищён, как при нашей первой встрече. Я ясно видел его эмоции, с попеременным успехом улавливал отголоски мыслей — и всё это так, что меня в нарушении границ дозволенного не заподозрил бы лично Император с лупой и намерением взять преступника с поличным.

— Не ожидал встретить тебя так скоро, Геслер. — Преувеличенно вежливо произнёс парень, поборовший первоначальную вспышку эмоций. — Наконец-то надумал вступить в «Мысль», или по другому вопросу?..

— Я войду? — Не дожидаясь ответа, я вошёл в пустующее, распечатанное после более чем недельного простоя помещение. — Ты угадал насчёт другого вопроса, Георгий. И мне кажется, что ты хорошо понимаешь, что конкретно заставило меня наведаться сюда сразу после твоего возвращения в академию. Ничего не хочешь мне сказать?

— Понятия не имею, что ты имеешь в виду, но слова, сказанные таким тоном, можно легко принять за попытку оскорбить… или за угрозу. Такое в нашем обществе не приветствуется…

Мне даже не потребовалось изображать тяжёлый вздох.

— Я имел один весьма содержательный разговор с Воробьёвой, о судьбе которой ты, должно быть, слышал. Или нет? Настолько наплевать на последствия, которые могут затронуть использованные и выброшенные пешки? — Ожидаемо, но в глазах Георгия не было ни тени вины, раскаяния или хотя бы сомнения. Зато там виднелась работа мысли, ибо парень ни на секунду не переставал искать способы выкрутиться с минимальными потерями для себя. — Я хочу знать, какую цель ты преследовал, попытавшись повлиять на мышление Ксении столь… эксравагантным образом Причина, Георгий.

— За такое из академии можно вылететь пробкой невзирая на титулы, заслуги, влияние и деньги. Я бы не стал так рисковать! — Нет-нет, у парня не начали сдавать нервы, как могло бы показаться по повышенному тону и искреннему возмущению, маской осевшему на его лице. Просто он, похоже, окончательно определился со своим намерением до конца изображать дурачка, ибо сейчас, по прошествии времени, любые телепатические манипуляции будут просто недоказуемы. Да и даже если я в тот же вечер отвёл бы Ксению к квалифицированному телепату, то ничего кроме факта воздействия то не нашёл бы, а уж к аристократу, довольно именитому, между прочим, привязывать произошедшее в обычных условиях никто не стал бы.

Но на горе кретину, у которого начало понемногу рвать черепицу от вседозволенности, наш случай обычным назвать не получится просто из-за моего в нём участия. Изначально я мог просто попросить — и следующим днём у всего рода Трубецких начались бы большие проблемы. Я и сам из изученных от корки до корки досье на дворян был в курсе их тёмных делишек, так что прихватить их было, за что. Как и девять десятых всех дворянских семей, если уж о том пошло. И одна десятая, как бы грустно то ни было, относилась к самой низкой прослойке аристократии, не имеющей ни кола, ни двора. У таких была только честь и нежелание тем или иным образом её пятнать, но на этом далеко не уедешь.

— Позволь прояснить, Георгий. Я уже знаю, что ты сделал. Я уже мог сделать с тобой что-то вроде того, что случилось с Воробьёвой. Ликвидировать твой клуб, например, или просто вышвырнуть из академии. Ты и сам понимаешь всю ширину моих возможностей, парень-то не глупый, голова на плечах есть…

— Тогда к чему этот разговор? — Всё напускное волнение точно морской волной смыло, и передо мной предстал столь же бледный, сколь и спокойный интриган, кукловод и лидер «Мысли». — Я наслышан о том, как ты предпочитаешь решать дела. И потому искренне не понимаю, к чему эта встреча. Хочешь убить меня? Или изнасиловать мозг? Последнее у тебя вряд ли получится: я скорее умру, чем пропущу тебя к своим воспоминаниям…

Я рассмеялся:

— О да, поначалу я рассматривал такой вариант. Ведь ты протоптался по тому немногому, что я по-настоящему ценю и люблю. Но беседы с кое-какими людьми, а так же время сделали своё дело. Я решил, что ты будешь куда ценнее в живом виде, даже если о какой-то там лояльности не будет идти и речи. — Я дождался, пока до собеседника дойдёт всё сказанное. — Но перед тем, как я озвучу своё предложение, честно ответь: зачем ты попытался подтолкнуть её ко мне в постель?

Георгий втянул носом воздух, на секунду опустил веки, и, шумно выдохнув, отрезал:

— Хотел на корню зарубить твою только начавшую складываться репутацию. Ты бы не смог долго скрывать свои «углубившиеся» отношения, а Алексеева — это своего рода чёрная метка для подавляющего большинства дворянских родов. Слепое желание защитить, как и покровительство, они ещё могли принять: ты только-только оказался в нашем «мире». Но не более. — Парень поправил очки. — Достаточно честно?

Он и правда выложил всё как на духу, не став ничего утаивать. Я отчётливо ощущал это, и даже, в каком-то смысле, понимал его мотивацию. Избавиться от потенциального конкурента в самом начале, или, как минимум, усложнить тому всю «игру». Если бы я был не таким «тяжеловесом» с точки зрения влияния на окружающий мир, то всё могло бы пройти ровно так, как и планировал Трубецкий.

К его несчастью, я оказался слишком крупным для подготовленного капкана.

— Вполне. Это как раз тот ответ, который я ожидал услышать. — Да, для себя я уже всё решил, но одно дело — спланировать, и другое — воплотить в реальности. Ощущение бессмысленности сих игрищ в песочнице не отпускало ни на миг, так что я решил даже слегка форсировать этот диалог. — Ты будешь присматривать за тем, чтобы в черте академии против Ксении Алексеевой никто ничего не замышлял. Если о чём-то узнаешь — сообщаешь мне, если нужно — помогаешь ей. Всё предельно просто и, если мои представления о здравомыслии аристократии верны, тебе до самого конца обучения не придётся ничего делать…

Но в мыслях ты будешь знать, что презираемую тобой лично девушку, случись что, придётся защищать. Более чем подходящее наказание для горделивого нарцисса, привыкшего развешивать на людей ярлыки и мимолётным движением выбрасывать надоевшие игрушки.

Молчал Геогрий недолго, а в его эмоциональном фоне я мог лицезреть самое настоящее извержение вулкана. Гнев переплетался с подавляемой ненавистью в отношении меня, и противовесом этому всему выступало искусственно пестуемое смирение. Он кипел и бурлил, напоминая этим стоящий на огне котёл с намертво зафиксированной крышкой, но что удивительно — внешне это никак не проявлялось. Он стоял, «спокойно» выдерживая мой взгляд…

Пока, наконец, не кивнул.

— Хорошо. Я согласен таким образом ответить за свою ошибку.

— Прекрасно. — Я хмыкнул, смерив парня взглядом. По эмоциям нельзя было сказать, что он не намеревался исполнять свою часть «сделки», но и энтузиазмом тут, конечно, не пахло. Смирение, принятие, осознание неизбежности — вот, что сейчас преобладало в его разуме. И меня это вполне устраивало. — Мои основной и запасной номера. Больше я тебя не отвлекаю. До встречи.

С этими словами я, передав ему в реальном времени созданную из прихваченного с улицы камешка «визитку», покинул клубную комнату. На всё про всё — двадцать минут, включая путь сюда от кабинета, в котором размещалось созданное для меня оборудование, позволяющее просматривать материалы в разы быстрее чем даже на специальном планшете. Что это, если не идеальное использование времени?

Наловчился же, за столько-то субъективных лет…