Пуля для дублера

Глава 22

В тишине Беликов репетировал свою роль Евгения. Он только что вышел из укрытия. Он встретился со своим информатором, который обнаружил, что он все еще жив, а затем кто-то застрелил его. Молодая девушка. О чем бы подумал Евгений? Что сказала бы ему смерть Мурада? Что бы увидел во всем этом Евгений? Думал ли он о чем-нибудь, кроме того, что мог сделать, чтобы спасти свою шкуру?

Фархадов сидел, сгорбившись в кресле, опершись правым локтем на подлокотник, подперев лицо ладонью, сложив два пальца на правой стороне рта и держась двумя пальцами за висок. Юрий заметил на левом запястье черные часы в стиле "милитари". Глядя на Евгения, пристально наблюдая за ним, неужели он что-то почувствовал, заподозрил, что это не Евгений сидит перед ним? - Фархадов излучал ощущение животной мужественности, что, вероятно, было одной из первых вещей, которые кто-то заметил бы в нем.

- Скажи мне, - наконец произнес Фархадов, выпрямляясь в кресле, - почему ты был в Сумгаите в ночь перестрелки?

- Халид позвонил мне и сказал встретиться там. Не сказал почему. Я чуть не погиб вместе с ним.

-- И как тебе удалось этого избежать?

− Слепая удача.

− Ты видел, что случилось?

− Нет.

- Ты слышал стрельбу.

- Да, и я побежал. Бежал как черт.

- Ты знаешь, что случилось?

- Я слышал... слухи, как и все остальные.

Гасан задумчиво кивнул.

- И почему ты прятался все это время?

- Я не имею никакого отношения к тому, что произошло в Сумгаите той ночью. Я просто хотел убедиться, что мне ничего не угрожает, прежде чем снова появлюсь.

Внизу, во дворе, послышались громкие голоса, а потом кто-то побежал куда-то на второй этаж. Фархадов, казалось, не замечал этого, и его глаза не отрывались от Юрия. Казалось, у него что-то на уме, возможно, решение, и Беликов мог только предположить, что это как-то связано с Евгением. Он пытался следовать логике, следовать тому, как, по его мнению, поступил бы Евгений, играть так, как, по его мнению, поступил бы Евгений.

- Что Мурад Умаров делал для тебя?

Вопрос задал Сабитов, который сидел тихо, наблюдая за Беликовым. Однажды он отхлебнул из белой чашки. Кофе, догадался Юрий.

- Ты знаешь, что он делает, - сказал Беликов. - Мы обсуждали это с тобой в Баку.

- И ты не общался с ним... пока скрывался эти последние недели?

- Я думаю, ты очень хорошо знаешь, что мы не общались. -- Юрий сосредоточился на Сабитове. - Я думаю, ты наблюдал за ним.

- На кого еще он работал?

- Он мне не говорил.

- Он работал только на тебя.

- Нет. Я не могу себе этого позволить.

- Тогда кто же еще?

Беликов взглянул на Фархадова, который молча наблюдал за ним, потом снова на Сабитова.

- Что, черт возьми, здесь происходит? В чем дело?

- После того как ты исчез, - сказал Сабитов, - Мурад начал присматриваться в тех местах, куда ему не следовало смотреть.

- А не должен был?

- О чем он говорил сегодня вечером, когда сказал, что сделал то, что ты ему велел? Что он нашел женщину, которая имеет, что ты хочешь?

Беликов почувствовал, как его окутывает теплая волна. Это было выше его понимания. Он не сможет этого выдержать.

−У меня есть богатый клиент, который ищет одну статуэтку эпохи Парфянского царства. - размеренно промолвил он. - Я слышал о женщине, у которой могло быть такое. Я думал, он это имел в виду.

- Как зовут эту женщину?

−Нет, я не могу этого сделать. Я не упоминаю твое имя при других людях. Я не упоминаю ее имя при других людях. Вот как я это делаю. Так я остаюсь в бизнесе. Люди знают, что им можно доверять.

−Где она живет?

Беликов покачал головой.

−Нет, не могу сказать.

Сабитов не шелохнулся. Оба сидели в медном полумраке и смотрели на него. Они не смотрели друг на друга и не обменивались никакими замеченными Беликовым словами, и все же ему казалось, что они оба взвешивают его ответ на одной шкале, используя одни и те же критерии, чтобы найти его достойным... или нет.

Клочок бумаги в кармане джинсов горел у него в паху, как угольки.

- Ты уверен, что он имел в виду именно это?- спросил Фархадов.

- Я сказал, что думаю, что он имел в виду именно это. У меня не было причин думать иначе. Он прожил недостаточно долго, чтобы я мог быть уверен.

Они ничего больше не сказали, наблюдая за ним в тишине. Беликов испугался. Внезапно то немногое мужество, которое он сумел собрать воедино, ускользнуло. Это контрабандная сделка, напомнил он себе. Контрабандная сделка. Просто контрабандная сделка. Терроризм не обсуждается.

- Смотри, - наконец собрался он. - Если это больше не то, чего ты хочешь, тогда ладно. Мне тоже не очень комфортно быть на грани твоих гребаных сделок с наркотиками. Просто помни, твои люди пришли ко мне. Все было не наоборот. Я не собираюсь лезть в ваши дела. Я могу даже сейчас уйти. Попросту уйти.

Беликов слышал, как кто-то бежит.

Он ждал реакции Фархадова, но тот сидел, как сфинкс, красивый сфинкс, сфинкс с кровью на губах, с мертвыми душами, висевшими на шее, как ожерелье из увядших жизней. Беликов вспомнил абзацы, написанные о нем Евгением, что-то вроде свободного стиха о человеке, который был вполне симпатичным, человеком, недостойным собственной личности.

−Как давно вы были в Москве? − Спросил Фархадов.

Вопрос ошеломил Беликова. Вот ужас. Внезапно его затошнило. Он понял, что Фархадов знает. Юрия не собирались выводить отсюда живым. И тут он так же внезапно вспомнил: Москва была некоторое время и домом Евгения, и городом самых нежных воспоминаний Гасана, его безмятежными студенческими днями до того, как мир стал жестоким по отношению к нему.

Евгений писал, что Фархадов любил вспоминать об этом, о мелочах, которые он помнил, о переулках, об Арбате, барах в том районе, кинотеатрах, кафе, книжных магазинах. Подробности. Мелочи памяти, мелочи, по которым скучаешь и тоскуешь, которые становятся все больше и больше по мере того, как время отталкивает их все дальше и дальше.

−Три месяца, примерно,− спокойно сказал Юрий.

- Весна, - сказал Фархадов, и его голос смягчился. - Это хорошее время.

Еще одна пауза, потом он сказал:

−У меня была подруга, чья семья владела домом на берегу реки. Медвежьи Озера.

Беликов почувствовал слабость. Что это было? Значит, он все-таки знает? Неужели Фархадов играет с ним?

- Я в свободное время ходил к этим людям. Красивое место. Идиллическое, правда. Мы отплывали от причала и смотрели, как люди катаются на водных лыжах по озеру. Эти лесистые берега. Они живут все еще там, не так ли?

−Еще там.

− Этого парня звали ... как его ... Холмов. Ты знаешь какого-нибудь Холмова?

−Нет, не помню.

Фархадов кивнул, как бы понимая, что это была случайность. Он не сводил глаз с Юрия, но у Юрия было ощущение, что Фархадов читает его мысли, что каждый раз, когда он получал ответ от Юрия, красная стрелка на детекторе лжи регистрировала ответ "это не Евгений".

В памяти Беликова всплыл его отец. Он смеялся бы до упаду над его фальшивым представлением. Он смеялся бы над ним, насмехался над ним на своем языке страны чудес и бросавшимися в глаза его позами, которые не оставляли сомнений в том, что он думает о его мрачной имитации человека, которого он никогда не встречал.

Фархадов замолчал. Может быть, он думал о Москве, или об озере, или о лесистых утесах, или о Холмовых. Он думал об этом так долго, что Беликов начал задаваться вопросом - что, черт возьми, происходит.

- Мы хотим, чтобы ты доставил для нас посылку в Россию.

На этот раз, это был Сабитов, кто говорил. Фархадов продолжал смотреть на Беликова. Так вот в чем дело? Он прошел какое-то испытание? Неужели Фархадов таинственным образом сообщил Сабитову, что Беликов достаточно чист, чтобы работать с ними? Какого черта здесь происходит?

Беликов знал только одно: его работа состояла в том, чтобы восстановить контакт с Фархадовым, используя поддельный маршрут контрабанды Евгения в качестве приманки. Это был первый признак во всем этом проклятом кошмаре, что, возможно, у него будет шанс сделать это. Он просто хотел покончить с этим. Он просто хотел выбраться из этой ситуации.

- Насколько велика посылка? − Спросил он.

- Около кубического метра, - ответил Сабитов. - Килограммов двадцать.

- Когда?

− Скоро.

− Когда скоро?

−Может быть, завтра.

− Где мои люди его заберут? Турция? Албания?

−Нет. Груз здесь, - сказала Сабитов. − В Баку.

Беликов еще немного подумал.

- Мне нужно связаться со своими людьми, все уладить, сделать кое-какие приготовления.

- Здесь не так много вариантов, - вставила Фархадов. - Практически никаких.

Юрий все понял.

Сабитов посмотрел на часы.

- Как только у тебя будут окончательные планы, - сказал он, - Дай нам знать. Если ты не свяжешься с нами завтра к десяти утра, нам придется действовать по-другому.

−Как мне с вами связаться?

− Позвони в центральную больницу Нефтяников, - сказал Сабитов, - в любое время, ровно за четверть часа до или через четверть часа. Спроси в регистратуре Фирузу. Когда она спросит, кто говорит, скажи ей, что ты Рауф. Она скажет тебе, что делать.

Словно по сигналу, они услышали, как люди входят в зал, громкие голоса эхом отдавались в огромной пустой комнате. Они замолчали, когда кто-то быстро пересек комнату, вышел на террасу и подошел к ним.

- Отвези его туда, куда он хочет, - сказал Сабитов по-азербайджански человеку, который ждал на краю беседки. Потом все трое встали, и Беликов увидел, что Гасан Фархадов невысокого роста, но крепкого сложения. Беликов небрежно сунул руки в карманы.

- Завтра в десять, - сказал Сабитов.

- Да, - сказал Юрий, и на этом все закончилось.

Беликов сидел в тишине, в одиночестве на заднем сиденье автомобиля. Большая часть архитектурного однообразия в Баку было создано во второй половине двадцатого века, когда тысячи людей, хлынули в столицу из бедных сельских районов. Спасаясь от нищеты в своих маленьких деревнях, где даже трудолюбивая смерть едва могла пробудить в них энергию, они искали надежду в стремительно развивающемся городе и создавали новый вид массовой нищеты.

Машина въехала в одну из этих огромных безжизненных колоний многоэтажных зданий из шлакоблоков, где каждое строение начало разрушаться в тот момент, когда началось его грубое строительство. Улицы были узкими, прямыми, бесконечными и полными выбоин, и несколько слабых уличных фонарей, которые работали, светили угрюмо. Несмотря на туман и закрытые окна, автомобиль наполнился запахом пыли. Вся сюрреалистическая сцена была физическим отображением психического состояния Юрия: суровое, чуждое и угрожающее.

Водитель подъехал к обочине и заглушил двигатель. Он опустил стекло, и они стали ждать. Юрий посмотрел на часы. Прошло пять минут. Десять. Он тоже опустил стекло. Двадцать. Двадцать пять. У водителя зазвонил мобильный. Он открыл ее и прислушался.

"Хэлэлик", - сказал он.

Он захлопнул телефон, завел машину и уехал.