Глава 25



Со своего места на краю города, Марина позвонила Карелину по своему зашифрованному сотовому телефону. Беликов понял, что они находятся в безопасном месте, и Карелин был так же ошеломлен, как и они, тем, что подражание Беликову действительно сработало. Марина также передала имя Пинар Озтюрк, а затем объяснила ситуацию с Фархадовым и сказала, что он ждет ответа от Юрия. Об этом шел разговор, во время которого Марина говорила очень мало.


Беликов наблюдал за ее профилем, пока она слушала; она переминалась с ноги на ногу, ее движения были почти незаметны на краю тени. Он чувствовал, что она взвешивает варианты. Она должна делать это тысячу раз в день, думал он, взвешивая последствия того, говорить или не говорить, раскрывать или не раскрывать, так или иначе оттачивать фразу. Это была жизнь расчета, учета, принятия решений.


Это была, как он догадывался, жизнь, в которой никогда не знаешь, правильно ты поступил или нет, потому что последствия другого выбора были слишком сложными, чтобы доводить их до логического конца. Он даже не был уверен, что в ее жизни есть какой-то логический конец.


Наконец разговор закончился, и она отключила телефон.


- Ладно, - сказала она, - ребята Мандрыкина сейчас у Мурада. Карелин собирается передать информацию о Пинар Озтюрк.


- А пока нам нужно придумать план, как ты снова встретишься с Фархадовым, что-нибудь, чтобы немного затянуть это дело. Есть вероятность, что люди Кирилла придумают что-то полезное от девочек Мурада. Или, если они найдут Пинар Озтюрк вовремя, может быть, она найдет какую-нибудь информацию, которая поможет нам организовать следующую встречу. Если они это сделают, это может изменить ситуацию. Но сейчас мы должны играть так, как будто этих возможностей не существует. Карелин и его команда соберутся вместе, а потом мы свяжемся с ними и посмотрим, что у нас есть.


Дождь продолжался и дальше.


- Каждый час, четверть часа, - подтвердила Марина инструкции Фархадова.


- Да, - сказал Беликов. Он мог думать только о том, что это невозможно. Как им вдвоем придумать убедительный план? И что, черт возьми, он будет делать, когда встреча действительно состоится? Как и многое другое в этом безумии, оно казалось чрезмерным. Он не мог поверить, что люди действительно делают такие вещи, и что от успеха или неудачи в этих начинаниях зависит, выживут они или умрут.


Дождливая ночь была душной, и занавески висели безвольно, как старые обещания.


Беликов повернулся на кровати, наклонился и снял ботинки и носки. Потом снял рубашку и повесил ее поверх пиджака на стул.


Марина ничего не ответила. В сумеречном свете он не мог разглядеть более тонкие черты ее лица-маленькую морщинку между бровями, которая показывала, что она была обеспокоена или задумчива, уголки рта, которые предвещали изменение решения. Она снова уставилась в окно.


Вздохнув, она повернулась к окну, расстегнула платье до самого живота и принялась обмахиваться веером. Через некоторое время она вернулась к кровати и села, прислонившись к изголовью, как Юрий. Казалось, ей не хотелось начинать планирование.


- Что случилось с лицом Мандрыкина?- Спросил Юрий.


- Кто-то снял его для него, - сказала она. - Никто не знает настоящей истории. Есть только возмутительные слухи, что во время сексуальной фантазии что-то пошло не так. Я не думаю, что кто-то действительно знает. Все равно никто не говорит.


− это случилось?


−Пару лет назад. Может, чуть больше.


- Здесь, в Баку?


- Ну это вряд-ли.

Марина подтянула ноги, поставила их на кровать, юбка платья легла ей на колени. Она запустила пальцы обеих рук в свои густые волосы и, держа их там, наклонилась вперед, положив локти на колени. Она посмотрела в зеркало на шкафу.


Беликов не мог сказать, смотрела ли она на себя или на него, но в голубом тумане он видел белую промежность ее трусиков между поднятыми бедрами.


- Это Евгений, - выдохнула она, - должен был убить Гасана Фархадова.


Вот оно, наконец было об этом прямо сказано. То, что Беликов подозревал с самого начала, но так тогда и не узнал, теперь лежало перед ним, как труп на плите. Больше никакого молчания. Больше никаких намеков. Вот оно, без извинений.


Последние несколько дней Беликов не мог отделаться от ощущения, что его постоянно сопровождает двойник. Евгений всегда был рядом-впереди, позади, оглядываясь через плечо. Все, кого он встречал, говорили с ним в контексте, занятом его двойником. Юрий постоянно терялся, пытаясь понять скрытый смысл, подтекст и нюансы в их замечаниях. Но теперь двойник-его зеркальное отражение приобрел совершенно другое измерение.


− Твою мать, сказал он, − Евгений... он... − Он остановил себя. Он хотел разобраться. − Он делал это раньше? − спросил он.


Теперь Юрий был уверен, что она смотрит на него в мрачном отражении старого крапчатого зеркала, используя его как посредника, как будто это сделает правду менее шокирующей или, может быть, сделает ее более понятной.


- Да, - просто ответила она.


- Это было... это то, что он делал?


- Ага. Он уже делал это раньше, - сказала она. - это все, что я знаю.


- Это он тебе сказал?


− Да.


Юрий был ошеломлен, и он знал, что она чувствовала это даже в мрачной темноте дождливого света. Он знал, что она прекрасно понимает, что его внезапно захлестнули вопросы.


- Послушай, я знаю, что ты должен быть... просто... переполнен вопросами, но у нас нет времени делать это прямо сейчас. Она вынула руки из волос и обхватила ими колени. - Я хочу, чтобы ты понял ситуацию, в которой оказался Евгений. Это поможет тебе понять, с чем мы столкнулись. Просто ... просто потерпи меня здесь. Я обещаю, что мы поговорим об этом все, что ты хочешь позже. Я расскажу тебе все, что знаю. Но не сейчас.


Беликов не мог заставить себя произнести ни слова. Он кивнул. Это все, что он мог сделать.


- Ладно, - сказала она.


Он услышал, как она вздохнула, прежде чем продолжить.


- Но эта работа, Фархадов, не может быть, знаете ли, целенаправленным убийством, - сказала она. - Ни бомбы, ни мины-ловушки, ни ракеты с вертолета. Это не могло быть политическим убийством. Помните о тайном аспекте этого. Евгений должен был сделать так, чтобы это выглядело как передозировка наркотиков. Подбросить ему фальшивые документы. А еще лучше, просто заставить его исчезнуть. Фархадов жил в тайне; он умрет в тайне. Как будто ничего и не было. Женя знал, что это будет нелегко.


Беликов попытался сосредоточиться. Он старался не обращать внимания на то, что действительно вызывало у него головокружение - стать дублером обычного наемника.


- Он не мог сделать этого в Балакене, - продолжала она, все еще используя зеркало в качестве посредника. − Это было бы самоубийством. Там Гасан был хорошо защищен. К этому времени у нас уже была довольно хорошая информация, что он переезжает в Баку, и мы думали, что это будет легче сделать здесь, где наши ресурсы были лучше.


- А потом убили Евгения. Убийство было заметено людьми Мандрыкина, и меня завербовали, чтобы продолжать игру с Фархадовым.


- Прежде чем мы продолжим, я хочу, чтобы ты знал кое-что еще.- Опять колебание. − Твоя первая встреча с Гасаном сегодня вечером-мы не знали, что он мог узнать в течение месяца или около того после убийств в Балакене. Не было никакого способа, мы могли бы знать. Евгений был нашим человеком внутри ячейки. Другого выхода не было. Если бы Гасан

... каким-то образом узнал правду, что Евгений на самом деле был убит в Балакене ... они убили бы тебя этим вечером.


Она была неподвижна, как занавески.


- Это то, что Мандрыкин ... что никто из нас не сказал тебе. Всегда существовала небольшая вероятность-ну, это неправильно, потому что мы не знали, понятия не имели, какова степень вероятности,-что ты не вернешься с первой встречи с Фархадовым.


Юрий посмотрел в зеркало на ее темные глаза, и внезапно Марина превратилась в совершенно незнакомого человека. В одно мгновение ее близость к нему на кровати превратилась в близость, наполненную опасностью, как будто он лежал рядом с женщиной, которая вошла с улицы. Ее манеры, взгляд, даже паузы и молчание создавали ощущение, что с ней может случиться все, что угодно. В следующий миг с ней могло произойти все, что угодно, от обыденного до фантастического, и все были одинаково вероятны. Она просто не различала эти совершенно разные контексты. Он понятия не имел, кто она такая. Он ничего не знал о ней, не мог представить, какой была ее жизнь за мгновение до того, как она вошла в комнату.


- Помнишь, - спросила она, - как я расстроилась, узнав, что Женя работал с Мурадом за моей спиной? - В ее голосе появились задумчивые нотки. - Я знаю, ты можешь сказать, что мне больно.


Она колебалась. Продолжая, она говорила медленнее и тише, как будто боялась коснуться этой темы.


- Работа с одним партнером под прикрытием ... это сложнее, чем ты можешь себе представить. Это клише, я знаю, но мы были близки особым образом. Никто никогда не сможет понять, как это происходит, если не испытает это на себе. И очень немногие люди подходят для этого.


Шум дождя придавал этому моменту особое значение. Она слегка наклонила голову, ее подбородок почти лежал на коленях. Ее глаза блеснули в зеркале, уставившись на него из-под пробора темных волос.


- То, что нам с Евгением было нужно друг от друга... и что мы отдали друг другу в течение этого последнего года, было по-своему особенным, как и любая личная жертва. Мы научились освобождаться от всех жизненных линий, за которые цепляются люди, и мы подчинились своего рода... свободному падению. Вопреки всем нашим инстинктам, мы ... преданы идее, что другой человек всегда будет ждать в конце нашего падения. Мы были верны до самой его смерти.


Она откашлялась, все еще глядя на Юрия.


- Но такое доверие не бывает бесценным. Это меняет тебя, часть тебя, навсегда.


Дождь усилился, ветра не было, он шлепал по листьям каштанов под окном, гремел на улице.


Он услышал, как она снова откашлялась.


- Мне нужно, чтобы ты это знал, - сказала она. - Я говорила тебе, что ты можешь доверять мне, а потом ...


Ее голос затих. Как ни странно, она не могла заставить себя сказать это прямо.


- Я бы не поступила так с Евгением, - сказала она. − Никогда. Я не мог. И мне не следовало так поступать с тобой.


Она лежала неподвижно, и Беликову показалось, что его поднимает с кровати шум дождя.


- Я ... я говорю тебе это, - сказала она, оставляя их отражения в зеркале и поворачиваясь, чтобы посмотреть прямо на него, - потому что... это будет только грубее. Я хочу, чтобы ты знал. .. что я отдам тебе ту же преданность, что и Евгению. Я готова пойти против своих инстинктов ...

Она все еще смотрела на него, достаточно близко, чтобы он мог дотронуться до ее лица. Он не знал, что сказать. Она только что сказала ему, что была готова рискнуть, позволив людям Гасана его убить, чтобы посмотреть, сможет ли он сойти за Евгения. И почти в тот же миг она поклялась ему в верности, которая вытеснила верность идеям, позволившим ей предать его. Первое откровение было шокирующим; второе казалось опрометчивым в своем обещании.


Ливень прекратился так же внезапно, как и начался. Тишина. А потом капает, как далекий шепот, мир шепота.


−Что, в конце концов, ты хочешь от меня услышать?- спросил он. Странно, но он не был в ярости; он просто не знал, что ответить. Он невольно поверил ей. Он верил в предательство и верил в клятву верности. Ошеломляющая одновременность этих движений смущала его, и она казалась дико неуравновешенной.


Она отпустила колени, отодвинулась от него и встала с кровати. Она постояла немного, повернувшись к нему спиной, а затем села на стул возле тумбочки, широко расставив ноги, засунув руки в юбку, собранную между бедер, и все еще расстегивая платье. Она смотрела в окно, ее профиль в влажном свете казался бледно-голубым.


Город исчез, и похоже вся вселенная, насколько мог вообразить разум, превратилась в капающую тьму.






Загрузка...