Пуля для дублера

Глава 26

Сон был невозможен, поэтому Мандрыкин вернулся к тому, что стало для него образом жизни-бродить по улицам города в глухие ночные часы. Когда он смотрел в затемненные окна, его мысли часто погружались в знакомое уныние жалости к себе, а иногда их засасывал раскаленный вихрь ненависти. Несмотря на это, все это привело к одной и той же теме его постоянных размышлений: его ненависти к Гасану Фархадову. Это была язвенная рана, которой никогда не давали зажить.

Он был на полпути через город, когда ему позвонил Кирилл и сообщил, что они подобрали одну из девушек Мурада, и он немедленно приказал водителю ехать в сторону колоний близ международного аэропорта имени Алиева. По дороге ему позвонили еще раз насчет Пинар Озтюрк, и это имя вселило в него надежду. Он знал это имя и знал, какие возможности оно подразумевает.

Мандрыкин брызнул себе в голову. Он отхлебнул неразбавленного виски из стакана. Сегодня его кожа пульсировала. Стресс. Вот что это было. По какой-то безумной причине стресс усугубил ситуацию.

Передняя часть его головы была в огне. Он снова обрызгал его. Ему хотелось закрыть глаза и подождать, пока остынет действие анальгетика. Но он не мог. Он сидел в полутьме салона, вытаращив глаза, всматриваясь, всматриваясь, всматриваясь, всматриваясь. Его глаза блуждали, как прожекторы, которые невозможно погасить.

Он сделал еще глоток виски. Он был на грани. Еще несколько глотков и он не сможет мыслить здраво. Он окажется в этой зоне, в этом слое утонченного самообмана, где он будет считать, что мыслит здраво, хотя и не будет, подобно пилоту, летящему слишком высоко без кислорода, соскальзывать в нижнюю зону абсолютно правдоподобного заблуждения. Такова была его судьба с тех пор, как он потерял лицо-терпеть, балансируя на грани иллюзии, но не переступать через нее, постоянно искушаться облегчением, но никогда не чувствовать вкуса освобождения.

Мандрыкин снова повернул голову к окну. Легкое смещение фокуса заставило город мчаться с большей скоростью, а затем его собственное отражение уставилось на него: глаза и губы... гребаное шоу ужасов.

Затем он взял тонкую полупрозрачную маску. Вылепленный в форме лица, он был сделан из специальных материалов, которые должны были отражать заразительный, наполненный песком смог ночного воздуха города. Он осторожно надел его на лицо,прикрепив к затылку двумя липучками. Ему потребовалось некоторое время, чтобы подогнать внутреннюю поверхность маски к голове, делая ее максимально удобной. Он мог носить ее только пару часов, прежде чем ему придется ее снять. Но это даст ему немного времени, чтобы маневрировать вне машины.

Он посмотрел в окно машины и подумал о людях в зданиях, мимо которых проходил. Он подумал о миллионах людей в городе. Во всей вселенной только одна жизнь что-то значила для него. Остальные были ничем. Они были просто обломками, Унесенными ветром и кружащимися в водоворотах истории, выкручивая свои глупые и неуместные часы и дни в бессмысленной незначительности.

Но не Гасан Фархадов. Не его старый друг. Не та одна определенная душа. Он заслужил особое место в этом мире.

Он налил немного виски в стакан и осторожно отхлебнул через маску. Он должен был поддерживать шум, особенно пока он был в доме убийства. Жужжание поможет ему сосредоточиться на событиях ближайших часов.

Он думал о лицах людей, которые должны были умереть, и он думал обо всех людях, которые умирали каждый день - сколько? десятки миллионов? - которые больше не нуждались в их лице. жизнь каждый день выбрасывала целый город лиц, так много лиц, предназначенных для огня и разложения каждый день, растрачиваемых впустую каждый день, что если бы они были все в одном месте, вы могли бы пихать их бульдозером. Вы могли бы сложить их в кучи, вы могли бы построить из них горы. У каждого нищего на земном шаре было лицо, и оно было для него ничем, не более важным, чем его собственная задница, которую он никогда не видел. Но он видел его лицо каждый день, и никто, никто не понимал значения того, что он видел, глядя на него из зеркала, или из ведра с водой, или из лужи, или из окна на улице.

Мандрыкин подумал о вездесущности человеческого лица, о миллиардах людей по всей Земле. Огромное море лиц. Горы лиц врезались в море лиц, и каждый день они продолжали приближаться, гигантские груды лиц, лицо для каждого рождения, лицо для каждой смерти. его преследовала мысль умереть без лица.