Мироходцы. Пустота внутри

Фрагмент 1.10.

На удивление Владимира в кабине вагона пахло буквально точно также, как в кабинах старых советских ЗИЛов в тёплое время года. Место водителя находилось посередине; пассажирские — по обе стороны и были они довольно широки, не чета человеческим. При этом не наблюдалось никакого руля, лишь педали и рычаги. Гном-водитель поправил на носу гоглы, натянул беспалые перчатки и дёрнул что-то под крышей, — раздался громогласный гудок, вагон с рывка двинулся.

— А долго нам ехать?

— До железноколёсного вокзала? Прилично. Спустимся на нижние ярусы, а там — ещё ниже по особой дороге. Внутренние железноколёсные магистрали города с внешними не сообщаются, ибо ширина колеи не та. К тому же вокзалы всегда находятся на положении отдельных оборонительных сооружений. «Метро» читал?

— Э-э-э, нет.

— Э-э-э, зря, — передразнил чёрт. — Если б читал, то знал бы, что из-под земли всё что угодно может прийти.

Вагон, мчась на полной скорости, по ощущениям не достигал и сорока километров в час. Спускаясь ниже, он пересекал районы всё более богатые, пока дорога не вывела прямо к одной из стен пещеры. Там имелся широкий проём врат с гигантскими статуями по сторонам. Одна статуя изображала, судя по всему, инженера, вторая же, несомненно, — шахтёра.

Длинный прямой тоннель спускался вниз под небольшим наклоном, заставляя вагон катиться быстрее. По пути он миновал несколько контрольно-пропускных пунктов с массивными воротами и орудийными башнями в стенах. Наконец транспорт выкатился в большую пещеру, служившую грузовой стоянкой. В ближней от въезда стене наблюдалось множество орудийных портов и прочих оборонительных сооружений. Пушки смотрели на дальнюю стену пещеры, на величественный фасад вокзала.

Пройдя внутрь, землянин почувствовал, словно попал на станцию Площадь Революции в московском метро, ибо вокзал украшали повсеместно расставленные статуи гномов-первопроходцев, воинов и шахтёров в пафосных позах; масштабные барельефы на стенах и колоннах, большие люстры, дававшие самый яркий в городе свет.

У перрона шипел и пыхтел громадный бронепоезд с составом из двухэтажных блиндированных вагонов. Вокруг царило оживление, работники железноколёсного вокзала готовили парового зверя к путешествию.

— Наш вагон последний, его только недавно прицепили и теперь карлики с ума сходят. Для них задержка состава хоть на минуту подобна смерти, а поезд никуда не поедет, пока вагон Государева искателя сокровищ не будет полностью готов.

— Государева кого? — Владимир с наслаждением разминал затекшие мышцы.

— Искателя сокровищ, мешок с костями, не тупи. Должность такая. Это благодаря ему… ой, серафимово вымя, что я несу?! — Чёрт поспешно закрыл ладонями рот.

— Значит, этот искатель сокровищ с нами в связке, да? Это он помог Геду с документами, да?

— Что ж ты, сука, такой догадливый? — промямлил Артём, в чьих выпученных глазах плескался неподдельный страх.

— Значит, мы едем искать сокровище и для наибольшего шанса на успех мне не следовало об этом знать?

— Хозяин меня в космологическую сингулярность скрутит… а, хотя, он же по-твоему не бельмесы, так что…

— Так что, если я не смогу помочь ему в этом деле, буду усиленно тыкать пальцем в тебя. Станешь чёртом отпущения.

— Сука! Я серьёзно! Подведёшь хозяина и отправишься в чан с биомассой, а меня…

Рёв паровозного гудка заглушил богатый жестикуляцией рассказ Артёма о своей вероятной судьбе.

Чёрт, тихо матерясь, поцокал копытами в самый конец состава, где было особенно люд… гномно. Бородачей, облачённых в разномастную броню и увешанных оружием, там насчитывалось более двух десятков, они топтались на перроне шумной толпой и без передышки гомонили, не обращая внимания на грузчиков. А кроме гномов имелись и другие ребята, заметно выше ростом, с волосами и кожей разных оттенков серого. Эти были босые и в экипировке попроще, а заодно обвешанные огнестрельным оружием, — всем, от однозарядных пороховых пистолетов до штук, похожих на мушкетоны и маленькие ручные бомбарды. Артём сказал, что это хиллфолки, полулюди-полугномы, они в отряде служили основной огневой силой.

Особицей держалась троица очень примечательных гномов. Они тоже были босы, а броне предпочитали килты. Два молодых старательно подражали третьему, явно более старому, который был тем ещё экземпляром. Не считая килта, он вообще не носил одежды, а всю кожу гнома, помимо ожогов и шрамов покрывали рунописные татуировки синей туши и огненные узоры. Синей была борода и выбритый на черепе гребень. Ещё этот панк имел близко посаженные глазки под густой монобровью, огромный расплющенный нос и нижнюю губу столь большую, что немного походил на императора Леопольда I. И везде был пирсинг: в носу, в брови, в ушах, на руках; там и тут поблёскивали металлические украшения, имплантированные без всякой меры.

— Куда ты смотришь, человече? Жить надоело? Не надо тебе на него смотреть!

— А что? Обычно, те, кто так себя разукрашивают, надеются на внимание.

— Ты свою тупорылую логику закопай где-нибудь поглубже, — целее будешь. Не смотри на Краббергорна, не говори с ним, вообще старайся рядом не крутиться. Краббергорн хуже Потрошилы. Он верит, что слышит голоса подземных богов и всегда делает, что они ему велят. А подземные боги могут велеть ему намотать твои кишки на кулак, понял? Не смотри на него, говорю!

Владимир поспешно отвёл взгляд, хотя ему показалось, что в самый последний миг синеволосый посмотрел прямо на него.

— А что такой неадекват вообще здесь делает?

— Защищает от драконов. В идеале. Краббергорн драконоборец, приставленный к Государеву искателю сокровищ.

— Драконо… он что, серьёзно может убить дракона? Этот коротышка?!

— Убил уже пятерых. А знаешь сколько драконов убивает большинство драконоборцев? Ни одного. Дохнут на первом. Можешь представить человека, который сапёрной лопаткой делит на ноль ядерную подлодку? А пять ядерных подлодок? Ну вот, теперь у тебя есть представление. Не смотри на него, говорю!!!

Ослушавшись опекуна, землянин глянул украдкой и заметил, как к синеволосому приблизилась группка молодых гномов, судя по униформе, — работников вокзала. Они обратились с поклонами и обожающими улыбками, словно девочки-фанатки, пришедшие к поп-идолу, за автографом. Краббергорн, слушал рассеянно, мыслями, казалось, пребывая где-то далеко, но под конец разулыбался, похлопал говорившего гнома по щеке… и внезапно боднул того в лоб. Треск на миг заставил все звуки стихнуть, и работник вокзала рухнул навзничь. Краббергорн расхохотался, стал хлопать себя по круглому мускулистому пузу.

— Знаешь, ты прав, смотреть на него я больше не буду.

Отряд искателя сокровищ начал погрузку в вагон, игнорируя мольбы вокзальных смотрителей поторапливаться. Артём тоже не спешил, он топтался у входа, оглядываясь в поисках хозяина. Явился тот предельно поздно, когда смотрители уже бились в истерике. Прямо на перрон выехал светящийся экипаж редкой красоты, запряжённый четвёркой лошадей, созданных, словно из голубого небосвода и облаков.

— Это что-то… нет, — чёрт тревожно сжался, — только не это, только не сейчас!

Дверь открылась и первой наружу выбралась фигура в драном капюшоне. Потрошила отступил, пропуская лысоватого гнома в латах цвета полированной бронзы. Третьим был Гед Геднгейд собственной персоной. Молодой маг развернулся и протянул руку четвёртому пассажиру.

— Мать моя бездонная бездна, ну за что, Сатанаил, за что мне такое наказание?!

На подножку экипажа ступила высокая женщина с кожей красной и рогами крутыми. Чёрные пятна на её голове и шее, чёрные губы, могли показаться нарисованными, но являлись родным пигментом, волосы образовывали широкую полосу, тянувшуюся ото лба до затылка, уши и зубы были остры, глаза — желты, а чёрные ногти походили на когти. Женщина не обратила внимания на протянутую руку, спустилась сама и грациозно потянулась. Узкие кожаные брюки подчёркивали округлость бёдер и стройность ног, под красно-чёрными полосами куртки угадывались щедрые дары природы, а талии позавидовала бы и оса.

Экипаж вместе с лошадьми растаял в воздухе.

— Вертихвостка паршивая, что б ты окосела, — тихо бормотал чёрт, следя за приближающейся четвёркой.

— Это кто?

— Сама, будь она трижды хрома на обе ноги, Н’фирия, воровка, убийца, наёмница, раскалённая щель суккуба и грязная манипуляторша! Готовься, мешок с костями, впереди у нас лишь мрак и отчаяние.

— Внутрь, раб, — бросил Гед Геднгейд, проходя мимо, — пора отправляться.

***

Последовавшие дни поезд катился в полной темноте, то по тесным тоннелям, то по пещерным просторам; когда по твёрдой почве, а когда — по высоким каменным виадукам. Колея изгибалась между титаническими сталактонами и бежала над бескрайними подземными морями, которые Владимир, увы, не мог оценить своим подслеповатым взором. Но со слов Артёма, размеры подземной империи гномов были несоизмеримо больше надземной части. Больше и опаснее.

Нрав чёрта, изначально и так не сахарный, становился хуже. День ото дня он всё больше мрачнел, огрызался, постоянно дымил и ничем кроме игры в карты с гномами заниматься не желал. Такое легко сходило ему с рук, поскольку Гед Геднгейд практически не покидал своего купе наверху. Маг делил его с краснокожей рогатой дамочкой.

Весь нижний этаж вагона принадлежал рядовым бойцам отряда. Конструкцией он напоминал плацкарт, где уместилось бы человек семьдесят, а гномов и того больше, однако более половины спальных мест пустовали.

Всё свободное время гномы и хиллфолки занимались тем, что резались в карты, лакали пиво, набивали животы, пускали в воздух потоки табачного дыма и ветры. Присоединиться к этому празднику жизни землянин не мог, ибо языковой барьер не пускал, однако, раздобыв кое-какие инструменты у отрядного картографа, он занимал время рисованием. Оказалось, что хорошей бумаги у того было полно и стопка зарисовок угольным грифелем росла.

Однажды, как обычно, занимаясь своим делом, художник заметил, что игроки притихли. Он проследил за несколько испуганными взглядами, и, повернув голову вправо, встретился с парой близко посаженных глазок. Краббергорн изучал набросок, шевеля своей огромной губой. Взгляд его, совсем невраждебный, но очень странный, пугал до мозга костей.

— Э-э-э, чем могу?

Гном помедлил немного, ткнул в бумагу, потом себе в грудь и что-то скрежетнул, казалось, с вопросительной интонацией.

— М-м-м, нарисовать вас?

Пустой взгляд белёсых глаз буравил художника, ответа не следовало. Тогда на плечо Владимира опустилась рука и он вздрогнул.

— Хочет портрет, мешок с костями, — процедил Артём, не глядя на Краббергорна, — и тебе придётся его нарисовать.

Чёрт издал несколько фраз, выведя тем гнома из оцепенения. Краббергорн хмыкнул, видимо, решил не разбивать человеку череп, и затопал к лестнице, что вела наверх, в комнату, которую он делил со своими оруженосцами.

Обстановочка там была спартанская: жёсткие подстилки на полу, никакой мебели кроме стола с перегонным кубом, и всё. Остальное пространство, стены, частично, потолок, занимало оружие и экипировка самых пугающих и видов.

Краббергорн уселся на подстилку, сложил ноги «по-турецки», опустил на килт могучие руки и уставился на художника. Тому пришлось тоже сесть на подстилку. Владимир попросил зажечь масляную лампу ярче, а лучше ещё пару, потому что человеческий глаз нуждался в свете куда больше. Затем через чёрта он попросил драконоборца принять какую-нибудь подобающую позу, каким бы тот хотел выглядеть, но гном не отреагировал. Однако просьбу не шевелиться он услышал, ибо стал недвижим абсолютно, и за следующие час с небольшим не шевельнулся ни разу, не моргнул и не вздохнул.

— Кажется, это всё, что я могу сейчас сделать, при таком освещении и таким углём. Как тебе?

— Перпендикулярно. Ты ему показывай.

Чёрт отошёл на пару шагов, а Владимир медленно протянул лист натурщику. Краббергорн принял работу и долго изучал её, водя узловатыми пальцами по своему рисованному лицу. Владимир нервничал, ибо, как всегда перед портретистом, перед ним стоял выбор — приукрашивать или нет? Он рискнул и нарисовал синебородого таким каким видел, — то бишь на редкость жутким и с полубезумным взглядом.

— Ziett og! — рассмеялся гном, тыкая пальцем в себя и показывая портрет молодым. — Ziett og, duktom! Duktom!

— Повезло тебе, мешок с костями, он себя узнал. Похоже, ему нравится.

— А если бы он себя не узнал, что было бы тогда?

— Вот любишь ты ненужные вопросы задавать. Ничего бы не было, перерисовывал бы.

— А, ну…

— Кровью из вбитого в череп носа перерисовывал бы. Бери новый уголь, он хочет групповой портрет с учениками.

Радостно суетящийся Краббергорн подозвал молодых и указал им сесть рядом с собой. Все трое замерли недвижно, хотя у учеников едва заметно трепетали при дыхании ноздри.

— Поехали.

Освободился Владимир часа через три, довольно уставший, голодный и с ноющими мышцами. Его работой драконоборцы остались довольны и, когда художник уходил, они шумно обсуждали рисунок.

— Не такие уж они и страшные в итоге. И вполне даже приятные малые, — заметил человек.

— Это в тебе облегчение говорит. Такое бывает, когда разминулся со смертью на волосок, — сразу чувствуешь сладкий вкус жизни.

— Ага, а ты продолжаешь держать морду куриной гузкой. Чего такой злой-то?

— Мои беды — мои беды. — Артём запрыгнул на верхнюю койку и вытащил из-за уха самокрутку.

— Тебе эта красотка покоя не даёт?

— Завались, мешок с костями.

— Она, случаем, не из ваших? В смысле, не из инфернальных?

— Заглохни уже.

— А мне кажется, у мага есть вкус. Немного экстравагантный, с перчинкой, но незаурядному мужчине положена незаурядная спутница.

— Много ты понимаешь, — хмыкнул чёрт, — небось бабы в жизни не нюхал, такой-то задохлик неказистый. Откуда тебе знать, как тяжело найти хорошего хозяина, ха! Не тупицу, не труса, не лентяя, не слабака, а могущественного мага, у которого есть стремления, а также сила и воля достигать их. И вот появляется эта рогатая самка собаки и превращает моего хозяина из великого мага в мальчишку с сердечками в зрачках и буйством гормонов в бубенчиках. Он от неё дуреет, а она им крутит. Каждый раз одно и то же! Получит, что хочет и сваливает. А он начинает ураганить, и угадай, кто попадает под его горячую руку? Верный раб, вестимо.

Владимир попытался с каким-нибудь подобием удобства устроиться на слишком короткой койке, — точно как в вагонах советского образца, которые до сих пор бегают по российским железным дорогам.

— Ну, откуда ты знаешь? Может, на этот раз всё серьёзно? Вон они сколько времени без передыху… укрепляют отношения. У них чувства, возможно, на этот раз…

— Ох, ну затяни ты свою балабольню, а? Ты же ни чер… ничего не понимаешь, не представляешь, по каким законам живёт этот мир. Магу — магово. То есть могущество, но и только. Никаких крепких отношений!

— Почему?

— Потому что магия — ревнивая сука, вот почему. Закончили обсуждение!

Некоторое время землянин тихо лежал на нижней койке, вдыхая запах дрянного табака пополам с серной вонью. Он уже успел попривыкнуть к компании демонического существа.

Непрошенными явились мысли о покинутых против воли друзьях. С Кузьмой-то всё ясно, он не пожелал тогда идти на лесоповал и продолжил дрыхнуть, так что сейчас, должно быть, находился в относительной безопасности. А Миверна что? Жива ли она? Вернулась ли из дурацкой миссии, которую сама на себя возложила, и из-за которой он, Владимир, оказался не в том месте и не в то время?

— Артём, ты откуда?

— Мозг включи.

— Да нет, ясно, что из Ада. Но как ты здесь-то оказался? Прости, если лезу грязными руками в чужую душу…

— Мозг включи, мешок с костями, — устало повторил чёрт, — нет у меня души и не было никогда.

Восстановилось молчание. Владимир решил, что попытка не удалась, но ошибся, Артём заговорил вновь:

— Я был посольским работником. Представь себе, переводчиком.

— В смысле?

— Моя основная работа — разучивать языки, таким меня создали, дурень. Это тебе не трезубцами возле котлов с кипящим дерьмом орудовать! Я был слугой демона Лугердана, высокопоставленного чиновника в подчинении у владыки Велиала. Однажды Ад собрал посольство и отправил его в Пекло, — демонический мир, прикреплённый к Валемару. Такое бывает довольно часто, тёмные мироздания наводят мосты дипломатических отношений… В общем, как-то так.

— А сюда ты попал…?

Чёрт выдохнул вонючее облако.

— Меня проиграли в шахматы.