Путешествие в Талех

ПРАЗДНИК В ХАРГЕЙСЕ

Вернувшись в Харгейсу, мы обратили внимание на необычное оживление. На улицах стояли группы людей, что-то обсуждали, спорили. Оказалось, жители Харгейсы ждали выступления по радио губернатора провинции генерала Харби, который, как надеялись некоторые, перенесет начало рамадана хотя бы на один день. Главный праздник сомалийцев — годовщина революции 21 октября— совпадал в этом году с началом рамадана[8], запрещающего есть и пить от восхода до захода солнца. А какой же праздник без хорошего угощения! Но рамадан не перенесли.

Утром 21 октября город проснулся раньше обычного, ведь в семь часов начинался военный парад и праздничная демонстрация жителей Харгейсы. Толпы нарядных горожан потянулись на окраину, где на огромном поле уже выстроились войска и колонны демонстрантов. Зрители расположились в основном по склонам близлежащих холмов, образовавших естественные трибуны; сотни почетных гостей, среди которых было много советских людей, разместились на трибунах — рядах стульев, огороженных канатами. Впереди на деревянном возвышении стояли руководители Северо-Западной провинции и военного округа.

Сначала губернатор и командующий округом объехали выстроившиеся войска, затем начался военный парад. Вызывая шумное одобрение зрителей, прогромыхали бронетранспортеры, артиллерия различных видов, прошли церемониальным шагом пехотные подразделения, а над ними дважды пронеслось звено реактивных истребителей. Над полем появился одиночный истребитель, выполнивший несколько фигур высшего пилотажа. То, что произошло потом, напомнило нам кадры из кинофильма, показывающие, как знаменитый летчик Валерий Чкалов пролетает под мостом. Моста здесь, правда, не было, но капитан Абдуррахман (позднее мы с ним познакомились) дважды провел свой самолет так низко над трибунами, что часть зрителей на склоне холма повалило воздушной волной, когда самолет взмыл над ними вверх, а командующий округом погрозил кулаком вслед умчавшемуся самолету.

Тем временем уже пошли колонны демонстрантов. Каждая колонна представляла какую-нибудь организацию. На красочно оформленных фургонах, превращенных в движущиеся сцены, разыгрывались целые спектакли. На одном — стрекотали швейные машинки, на другом — матросы крутили штурвал и размахивали сигнальными флажками, на третьем — сваривали какие-то конструкции. Цифры и диаграммы свидетельствовали о достижениях за прошедший год.

Далее шли школьники, начиная от самых маленьких, которые несли деревянные доски с изречениями из Корана. Маршировали они, как заправские солдаты, тем же церемониальным шагом с притоптыванием через каждые два шага. Недаром в течение двух месяце® перед праздником они занимались строевой подготовкой, и школьные занятия были сведены к минимуму.

Замыкала демонстрацию огромная колонна кочевников, которые вели верблюдов, нагруженных разобранными хижинами и прочим немудреным скарбом; шли целыми семьями. Во главе колонн шагали старики, которые, поравнявшись с трибуной губернатора, отделились от колонн, ведя за собой пять лучших верблюдов. Это был традиционный дар начальству. Нам тут же пояснили, что эти дары будут переданы губернатором в какое-нибудь детское учреждение. В заключение мимо трибун прогнали большое стадо верблюдов как символ богатства и плодородия.

Не прошло и часа после окончания демонстрации, как город буквально вымер — начался рамадан. Все на пустой желудок отправились спать. Зато, когда в шесть часов вечера солнце зашло, весь город озарился огнями, и началось всеобщее пиршество, которое, вероятно, продолжалось до утра. Из напитков правоверные мусульмане ограничивались, естественно, прохладительными смесями вроде кока-колы, чаем и верблюжьим молоком. Такой своеобразный пост продолжался целый месяц, после чего два-три дня пировали днем, а ночью спали. К этому времени мы уже возвратились в Могадишо.

А пока здесь, в Харгейсе, мы подолгу разыскиваем водителя машины, выделенной нам для поездок по городу. Измученный бессонной ночью и дневным постом, он дремлет где-нибудь под кустом в парке, окружающем стейт-хаус. Машина у нас необычная: огромный черный лимузин «хамбер-пульман» — бывший парадный выезд английского генерал-губернатора Сомалиленда. На некоторых городских перекрестках наш «пульман» из-за своих габаритов разворачивался с большим трудом. Его единственное преимущество для нас состоит в том, что в нем размещаются все члены экспедиционной группы. К этому времени на север страны перебралась и наша «южная группа», и нас, включая лейтенанта Ахмеда, снова стало восемь человек.

Теперь мы можем, не торопясь, познакомиться с Харгейсой.

Промышленных предприятий здесь практически нет, если не считать ремонтных мастерских.

В центре города — различные административные здания и торговые ряды, состоящие в основном из небольших частных лавочек. На одной вывеска: «…имени Ленина».

Мы поинтересовались перспективами частного сектора в стране, провозгласившей, что она ориентируется на социализм. Начальник одного из департаментов министерства торговли Мохамед Абди Хаши, бывший нашим соседом по стейт-хаусу и приехавший сюда из столицы в командировку, сообщил, что в торговле частный сектор находится под строгим контролем государства.

— В Харгейсе примерно семьсот сравнительно крупных торговцев, полторы тысячи средних и около тысячи владельцев чайных и закусочных, — сказал он. — Характерно, что число последних возрастает в периоды увеличения безработицы.

Масштабы операций этих «бизнесменов» весьма своеобразны: безработный выставляет на порог своей плетеной хижины табурет и на нем — два стакана с чайником. И это — весь «бизнес».

Наш собеседник сказал, что сомалийское руководство понимает опасность частнособственнической стихии и уверено, что способно держать ее под контролем.

— Нас больше беспокоит контрабанда, — продолжал он. — Ведь морские и сухопутные границы Сомали имеют огромную протяженность, а практически они не охраняются. Но и в этой области мы кое-что делаем…

В городе несколько школ, в том числе две средние. Здесь мы увидели будущее нового Сомали, ту силу, которая будет противостоять этим «семистам сравнительно крупных торговцев» и им подобным. По нашей просьбе учителя предложили старшеклассникам написать сочинение на тему «Кем я хочу стать». Почти во всех сочинениях школьники написали, что считают сомалийскую революцию 1969 года важнейшим событием, которое открыло сомалийскому народу путь к социализму, прогрессу, счастью. «Хочу стать сомалийским патриотом, верным сыном своей родины» — написал один из них. Каждый третий школьник мечтает стать учителем, каждый пятый — врачом. И какая бы профессия ни называлась, основным мотивом выбора, как это явствовало из представленных сочинений, было стремление принять участие в строительстве новой жизни в Сомали.

В городе есть все, что положено иметь небольшому городку: гостиница, кинотеатр, стадион, парк с миниатюрным зоопарком, в котором содержатся несколько газелей и страусов. Есть в Харгейсе и лев, но царь зверей — кстати, единственный, которого мы видели в Сомали, — живет особняком: в клетке, за пределами города, у дороги, ведущей к аэропорту; рядом — хижина его сторожа и кормильца.

В центре города при нас завершалось строительство мечети — самой большой в Восточной Африке, как нам с гордостью сообщил ау Джама.

Рядом со строительной площадкой этого действительно крупного сооружения на пыльной площади неумолчно шумел рынок живого скота. Единственными молчаливыми существами на нем были верблюды, равнодушно ожидавшие своей участи. Кругом стоял невообразимый гвалт. Что и говорить, соседство для «дома Аллаха» не самое лучшее.

Есть в Харгейсе и молочный рынок — царство женщин. Он расположен недалеко от радиостанции Харгейсы, куда нас пригласили выступить с рассказом об экспедиции и о поездке в Талех.

Радио на севере страны — основное и практически единственное средство массовой информации. Дело даже не в уровне грамотности, особенно низком среди взрослого сельского населения. Газеты и журналы издаются только в столице, далеко на юге страны, а следовательно, доставляются сюда с большим опозданием и в ничтожном количестве. Транзисторные же радиоприемники, настроенные на волны Могадишо, Адена и, конечно, Харгейсы, мы видели у многих кочевников даже в самых глухих уголках страны.