Пять в яблочко

«Просветитель»

Рассказ этот, братцы мои, будет жалобный.

Потому и жалко мне трудов своих, да и обидно на темноту деревенскую, деревня же моя такая темная, что прожекторной роты мало, чтоб осветить.

А дело было так, расскажу уж по порядку.

Ехал я по демобилизации из полка с заветами и наказами разными, и по приезде в свою деревню выбрал один завет — военизацию населения и стал его проводить в жизнь.

Два месяца бился, а устроил в избе-читальне военный уголок, как говорится, на-ять.

Во всем этом пошел мне навстречу стоящий в городе полк. Съездил я в город и привез все, что надо для военизации.

Понавешал на стены две бомбы, пироксилиновую шашку, винтовку, патроны и даже пустой баллон из-под хлора. Ну, и плакаты там разные. Хожу по уголку и радуюсь.

Вот, думаю, соберутся мужички, уж я с ними поговорю, уж я их военизирую.

Так же и вышло: в день открытия собрались не только мужички, а даже бабы.

Вот, говорю, братцы тут штуки висят, и это все есть смерть — смертельное оружие. — Это не то, что плуг али борона, а все эти предметы убийственные, чуть тронь за что, так и потрохов ваших не останется…

Смотрю, мужики поотодвинулись назад, а тетка Анисья перекрестилась.

Ишь, думаю, страшно небось… Это вам не в поле пахать… Да, говорю, братцы, все эти штукенции смертоносные, страшней холеры, мора али чумы.

К примеру, эта бомба… Рвется на 250 осколков по три фунта и на 250 по полтора фунта…

Ежели ее взять да бросить, али она сама сорвется со стенки — не только вы, а волосья ваши вряд ли целы будут. А ежели еще газ этот удушительный пустить, так и одежды вашей не останется… Потому это смерть и гибель.

Взял я бомбу в руки и показываю народу. Смотрю — у мужиков коленки дрожат, а сами они исподлобья на двери косятся. Тетка Анисья молитву шепчет.

— А вот, говорю — пироксилиновая шашка. Ежели ее взорвать, али сама взорвется (был у нас в полку такой случай), так вся наша читальня и вы и я на кусочки разлетимся и под небо взлетим, и костей не останется, и мозги разлетятся…

Тут баба Акулина — принесла ее нелегкая — как взвизгнет да как бросится под скамью… Забилась туда, плачет и угодников поминает. А мужики пятятся к дверям. И вид у них перепуганный. Я ж крою дальше.

— А вот, — говорю, — винтовка. Пробивает 18 грудей мужских и 18 женских. Мясо ли, кость ли, хрящ ли, — пуля идет, как по маслу. А вот самая страшно-взрывчатая — вещь — динамит. От этого уж не спасешься. На месте читальни будет яма, как овраг за рекой, а кишки ваши будут висеть аж в лесу на деревьях, сердце, желудок, печенки, селезенки…

— Спасайся кто в бога верует! — вдруг завопил дед Аким и бросился к двери…

Тут что-то непонятное случилось. Завизжали бабы, заревели мужики и, перекидывая скамьи, ринулись наружу. Вмиг опустел уголок. Остался один я да баба Акулина, да и та обмерла от страху.

С тех пор в читальню никто не ходит.

Несознательный у нас народ, темный, как 12 часов ночи. Куда им понять военизацию! Обидно и жалко.

А обиднее всего, что мне теперь ни в чью избу нельзя войти — чуть сунусь, бабы в плач.

— Не заходи, голубчик, пожалей малых ребят, касатик! Может у тебя в кармане пиксалин — взорвешь всех…

Тьфу, темнота несуразная!

Семь дней

Вначале Зав сотвори циркуляр о Неделе обороны и специальное делопроизводство. И бысть день первый и ночь первая Недели обороны.

И отдели Зав хляби чернильные от гор бумажных, исходящие от входящих. И бысть день второй и ночь вторая Недели обороны.

И закупи Зав (в порядке хозрасчета) звезды, нагрудные и прочие жетоны и значки посеребрянные и позолоченные. И рече Зав: «Да будет свет от звезд и прочих значков Осоавиахимовских». И был свет. И бысть день третий и ночь третья Недели обороны.

Узрел Зав пустоту некоторую и посеял он протоколы. И стали произрастать (на бумаге) кружки: стрелковые, планерные, моторные, модельные и прочие растения на потребу отчетов пред вышестоящими органами. И бысть день четвертый и ночь четвертая Недели обороны.

И сотвори Зав всякую живность — мышей и крыс — благо бумажного корму хватает с избытком. И сотвори также слонов из мух по поводу своей плодотворной работы. И бысть день пятый и ночь пятая Недели обороны.

Заскучал Зав в одиночестве и сотвори заместителя себе по образу и подобию своему — такого же бюрократа и головотяпа. И бысть день шестой и ночь шестая Недели обороны:

На седьмой день взглянул Зав на дела рук своих и возрадовался. А, возрадовавшись, сдал Неделю обороны архивариусу и опочил. И бысть день седьмой и последний и ночь седьмая и последняя Недели обороны.

Обучающий

Костина послали на швейную фабрику. Тут-то он и решил себя показать.

Прежде всего он решил познакомить членов кружка военных знаний с гарнизонным уставом. Разбил всех работниц по караулам, учинил развод, как полагается, расставил посты и подошел к часовому у стола.

— Дай винтовку! — Та подала.

— Сюда все! — закричал обучающий. — Правильно? — спросил Костин кружковцев. — Нет, в корне неправильно. Этак приедет Чемберлен, всех голыми руками возьмет. Никому нельзя отдавать винтовку, пусть хоть брат, хоть сват, хоть мать родная — все равно гони к чертям и — никаких. А если силком будут — стреляй. Поняли? А тебе для первого разу — один наряд.

— Дай-я, товарищ обучающий, — подскочила одна вихрастая.

— Товарищ командир, а не товарищ обучающий, — сердито поправил Костин. На, вставай, только смотри!..

Вихрастая взяла винтовку и гордо встала у стола. Костин развел остальных и опять вернулся к столу.

— Молодцом стоит, надо будет поощрение сделать, — шепнул он карначу.

— Дай винтовку, — спросил он, протягивая руку. Девушка усмехнулась, но винтовку не дала.

— Вот, правильно, — похвалил Костин: Хоть брат, хоть сват, хоть мать родная, все равно.

Он еще раз обошел посты и решил закончить занятия.

— Ну ладно, постояли и будет, давай винтовку, — подошел он к часовому.

Вихрастая только выше подняла голову.

— Слышишь? Хватит, мне надо итти…

Молчание.

— Да что ты, очумела, что ли? — не на шутку рассердился обучающий и решительно направился к печке.

— Не подходи, убью, — закричала вихрастая и подхватила винтовку на руку.

Костин в испуге попятился: «Сдуру ведь и пальнет», думал он, вытирая пот.

— Отпусти, а? — начал упрашивать обучающий.

Но часовой был неумолим.

— Что тут делать, вот влопался! — чуть не плакал обучающий…

— Знаешь, ты ее смени, — шопотом предложил секретарь ячейки.

— То есть как?

— А приведи меня как часового, и произведи смену. Вот тебе — и винтовка!

— Тьфу, а ведь верно. Как это я…

— Пост, смир-р-но!

Вихрастая была сменена.

— Ну что, как? спросили Костина на другой день сослуживцы и товарищи по ячейке Осоавиахима.

— Дисциплина расшатана, — пожаловался Костин и попросил его заменить.

Укажи…

Шумное начало — тихий конец

Чемберленовы кумовья

Заявляю твердо

Поняла?

Осоавиохимские частушки

«Вагон делов»

— Давно у вас стрелковый кружок?

— Уже полгода…

— Что же вы за это время сделали?

— У-у, брат. Организовали на-ять. Во-первых, председателя выбрали, во-вторых, секретаря, в третьих, хранителя винтовок, в четвертых, заведующего патронами, в пятых, добавили пяток новых винтовок, в шестых, провели 77 заседаний, в седьмых, развесили сотню плакатов, в восьмых… да что, брат! Делов наделали — вагон.

— А стреляли?

— Вот разве только не стреляли… Хорошо, что напомнили!..

Номер не прошел

— Зачем это в селах военные уголки построены? Один вред от них получается.

— То есть, как это?

— А очень просто. Написал я своему папаше — у меня, мол, траектория сломалась, гоните, родимый, 15 рублей, не то меня под суд упекут… И что же? Получаю я ответ: «Дорогой сынок, был я в военном уголке, и руководитель мне все в точности про траехторию изъяснил и как помочь тебе. Посылаю тебе в этом письме мулек, продай его и заплати за поломанную траехторию!..» Фукнули мое денежки через этот военуголок!

Укромное местечко

— Послушайте, у вас чересчур шумно. Нельзя ли здесь найти какой-нибудь тихий уголок?

— Отчего же нельзя? В военный уголок зайдите — там у нас всегда гробовая тишина!

200 процентов

— Ну, как у вас военработа?

— Очень даже прекрасно: так сказать, превысили норму — производственное задание выполнили на 200 %.

— А что вы сделали?

— Да шефу нашему — полку — вместо одного целых два доплатных письма отправили!

Короткие отношения

— А какие у вас отношения между КВЗ и волисполкомом?

— Самые короткие: волком всегда в отношении пишет:

«В просимой сумме отказать».

И так бывает

Инструктор стрелкового кружка, видя, что из обучающихся никто не может попасть в цель, сердито вырывает у одного винтовку.

— Эх, вы! Дайте-ка, я вам покажу, как надо стрелять. Смотрите! Ба-бах…

— Промах, товарищ инструктор.

— Я показал, как вы стреляете. Вот смотрите… Ба-бах…

— Опять промах, товарищ инструктор!

— Это все вы так стреляете. Не хорошо так плохо стрелять… А вот глядите… ба-бах…

— Не попали, товарищ инструктор!

— И я говорю: не попали! А нужно попасть! Понятно? Ну, пока на этом и закончим урок.

Слезная просьба

— Мы вам дадим подходящего руководителя…

— Уж вы нам лучше дайте приходящего, чтобы на занятия приходили!

Стрелковая политика

— Почему это наш делопроизводитель всегда прекрасно стреляет, а сегодня все пули промазал?

— Не может он сегодня хорошо стрелять, если заведующий все промахи дает, этак сначала в мишень попадешь, после — под сокращение!

Враг волокиты

— Вы, товарищ Фунтиков, никогда не целитесь, потому у вас и попаданий нет.

— А что я волокитчик какой-нибудь, чтобы сначала прицеливаться, а потом уже стрелять?! Я — сразу бац, и ваших нет!

В самую точку

— Что такое мертвое пространство?

— Это — наш военный уголок!

Днем с огнем

— Слышишь, Ванька! Чего ты тут ищешь: днем да еще с огнем?

— Отстань, Мишка. Некогда! Ищу Осоавиахим …части, потому членом хочу вступить, а найтить вот уже четвертый месяц никак не могу.