Развод. (не) наша дочь

Глава 17

— Я, конечно, знала, что у тебя не все дома, но не думала, что настолько, — не скупится на выражения сестра.

— Милка! — недовольно восклицаю в трубку.

— А что Милка?! Это ребенок любовницы, а ты там вокруг нее ошиваешься.

— Ну хватит.

— Нет, не хватит! Кто тебе еще правду скажет? Признавайся, Назар тебя там силой удерживает?

— Никто меня не удерживает.

— Тогда не понимаю. Что ты там забыла?

Объяснить сестре, почему я остаюсь в больнице с ребенком Назара, очень сложно, не раскрывая всех карт. А рассказывать ей правду сейчас — все равно что признаться, что я сумасшедшая. Сестра после случившегося и так частенько на меня посматривает с сомнением. Все-таки мое признание, что мы решили не заводить детей, сильно ее подкосило. Я, всегда мечтавшая о ребенке, просто не могла такое решить, и первое время Милка пыталась мне это доказать. Говорила, что я плохо подумала или вообще поддалась на уговоры Назара. А теперь я остаюсь с его дочкой от другой женщины в больнице. Мила наверняка уже просматривает телефонные номера психиатров.

— Я потом тебе все расскажу, хорошо? Просто поверь мне. Я не сошла с ума, так надо. Я должна тут остаться.

— Ладно. Но если завтра ты не явишься и не расскажешь мне все, клянусь, я выведаю, в какой больнице ты находишься, и заберу тебя оттуда силой!

Ее слова звучат больше как анекдот, чем попытка надавить. Все же Милка не умеет злиться, она даже голос с трудом повышает на кого бы то ни было. Я всегда ей говорю, что она станет прекрасной матерью, но она лишь отмахивается и утверждает, что рожать в наше время не от кого. Генофонд перевелся! Но это лишь до поры до времени, я уверена, что она встретит того самого, с которым ей захочется создать семью.

— Родители Назара, кстати, тоже волнуются. Они мне уже звонили, спрашивали, в чем дело и все ли с вами в порядке.

— Да, мне тоже звонили, но я не стала отвечать.

— Ни ты, ни он, поэтому они нашли меня.

— Тебе лучше всех удается их успокаивать.

— Подлиза.

— Любимая сестричка, — произношу в трубку елейным голосом.

— Ой, все, пока, сил нет тебя такую слушать, — уверена, что сестра сейчас улыбается, как делает всегда, когда я начинаю ее хвалить.

Милка отключается, а я поворачиваюсь к Нике и встречаюсь с ней взглядом. Поразительное сходство с Назаром не может не бросаться в глаза. Я не видела ту женщину, с которой мой муж переспал, и не могу даже предположить, есть ли в Нике хоть что-то от нее, но примерно так я представляла нашу с ним дочь. И очень трудно сейчас напоминать себе, что первый тест был отрицательным, значит, и второй вряд ли покажет другой результат.

— У тебя есть сестра? — спрашивает Ника.

— Подслушивать нехорошо.

— Я просто проснулась, — тушуется девочка, и мне вмиг становится стыдно за то, что я ее одернула.

— У меня не совсем обычная сестра. У нас разные мамы и папы, но мы выросли вместе.

— Это как? — с интересом подтягивается на кровати, чтобы сесть.

— В детском доме.

От сочетания этих двух слов у Ники на лице появляется нескрываемый ужас. Она даже вздрагивает, словно ее ударили, и подтягивает коленки к подбородку.

— Ты знаешь, что это?

— Да, — активно кивает. — Бабушка меня туда отвозила, чтобы показать, где я буду жить, если не начну ее слушаться.

У меня внутри такая буря эмоций поднимается, я едва сдерживаю рвущиеся наружу возмущения. Это какой же стервой нужно быть, чтобы так поступить с родной внучкой — отвезти в детский дом и сказать, что она отправится сюда? В голове не укладывается, как этой женщине такое вообще пришло в голову.

— На самом деле там не так плохо, как тебе рассказывала бабушка, — пытаюсь сформировать у Ники нормальное восприятие детского дома, хотя надеюсь, что она никогда там не окажется. Просто ужас на ее лице отзывается дрожью в моем теле. Не хочу, чтобы она боялась. — Мы с Милкой сдружились, выросли, у нас были хорошие воспитатели.

— Но не было мамы.

— Не было, но мы не отчаивались.

— А где твоя мама?

— Ее уже нет в живых. Она была не очень хорошей мамой, так что я не сожалею о ее уходе.

— И я, — неожиданно признается Ника. — Я помню маму, но она мне никогда не нравилась. Она меня била и кричала. Говорила, что я отродье.

С трудом удерживаю себя в руках, лишь бы не прижать Нику к себе. Я и так чувствую, что привязываюсь к девочке все сильнее и сильнее. А от ее слов на душе становится лишь тяжелее. Разве можно так обзывать собственного ребенка? У меня от рассказов Ники душа болит, а ее родная мать и бабушка смели над ней издеваться. Ну хоть Давид вроде бы нормальный, хотя времени на воспитание девочки, да и умений у него нет. Спихнет ее на нянь и учителей, и все. Даже не представляю, какое будущее ее ждет в этом случае.

— Теперь у тебя есть дядя, и он кажется неплохим человеком. Как тебе кажется?

Ника пожимает плечами и грустно смотрит в окно. Прежде мне не доводилось видеть детей, во взгляде которых читался бы отнюдь не положительный опыт прожитых лет. Но это, наверное, потому что детей, которых бы называли отродьем, я не знаю. Так что этот ее взгляд прибивает меня к месту намертво.

Я даже не сразу слышу шум за дверью и обращаю внимание лишь на то, как эта самая дверь распахивается. С грохотом отлетает в сторону. Я вздрагиваю, Ника моментально укрывается одеялом с головой. На пороге — Назар, за спиной которого собралась дюжина медсестер и парочка врачей.

— Вам нельзя сюда! — пытается донести до него кто-то из медицинского персонала.

— Здесь моя жена и моя дочь. Почему это мне нельзя? — басит так, что у меня все обрывается. Не помню его таким. Не помню, чтобы он когда-либо так злился.

— Что происходит, Назар?

Поднявшись с кушетки, иду к нему.

— Что за цирк?

— Цирк? — выдает со злостью. — Ты села в машину черт знает к кому, а цирк устраиваю я?

Вижу, как персонал за его спиной прячет взгляды, явно не желая наблюдать семейную драму. Да и вряд ли тут такое часто происходит. Детское отделение частной клиники нельзя назвать сборищем неблагополучных родителей. Так что мне становится стыдно за поведение Назара. И за то, что он втягивает в это меня.

— На нас все смотрят. И ты пугаешь Нику.

— Пугаешь Нику, — передразнивает. — Давно ли ты за нее так переживаешь? Она не твоя, ясно тебе? Она от другой женщины.

Я вижу все шокированные и сочувствующие взгляды, направленные в мою сторону. Вижу, как медперсонал начинает расходиться, и не верю, что муж способен так унижать меня.

— Ну-ка, пошли!

Словно ниоткуда за спиной Назара вырастает Давид. Я и не заметила, как он зашел. Зато четко вижу, как он хватает Назара за шкирку, как нашкодившего кота, и тащит на выход из палаты. Разница в росте позволяет ему без проблем вытолкать мужа в коридор и захлопнуть дверь, оставляя нас с Никой в тишине и недоумении.