Глава 24


— Может, обсудим, что скажем Нике? — поворачиваюсь к Назару уже у двери палаты.

Я сильно нервничаю, потому что через несколько минут мы окажемся с Никой лицом к лицу. Я и она, моя дочка.

Я впервые ее про себя так называю и понятия не имею, как смогу сдержаться и не назвать ее так, когда буду рядом. Когда сяду к ней на кушетку, когда будем разговаривать. Мне кажется, я не смогу сдержать слез, которые то и дело подкатывают к глазам.

— Зачем обсуждать? Мы все решили, — муж открывает дверь палаты и, не дав мне подготовиться, буквально впихивает меня внутрь.

Первое, что бросается в глаза — расстроенная медсестра или нянечка, которая сидит на соседней кровати и смотрит на девочку. Ника же… сидит у стенки, поджав под себя ноги и практически ни на кого не смотрит. Хмурится, но не плачет, просто недовольна.

— Что-то случилось? — спрашиваю, справившись с колючим комом в горле.

— Настя!

Поднявшись с кровати и отбросив в сторону одеяло, в которое куталась, Ника бежит ко мне и, остановившись рядом, заключает меня в объятия. Я не знаю, как реагировать. Стою столпом и только потом обнимаю ее в ответ, как делала раньше. Глажу по голове, кусаю до крови нижнюю губу, чтобы не выказать своих чувств. Злость волной поднимается внутри. Я хочу, чтобы все виновные понесли наказание.

Разве одна отчаявшаяся женщина может провернуть такое дело и забрать ребенка у другой? Мне ведь сказали, что Ника не выжила. Сразу сказали, как только она родилась. Значит, все были замешаны. Все, кто принимал у меня роды. Все они лишили меня дочери, которая могла бы все эти шесть лет жить в заботе и любви и не знать лишений.

— Она отказывалась есть и вылезать из-под одеяла. От чтения книг и игр. Просто сидела вот так, забившись, — говорит медсестра. — Вам бы… к специалисту обратиться.

Я киваю растерянно и разбито. Такое поведение Ники с малознакомыми людьми мне непонятно. Как и то, почему именно мне она, напротив, доверилась. Разве я чем-то заслужила ее расположение? Я ведь ничего для нее не сделала.

— Эй, — приседаю перед ней на корточки. — Ну ты чего?

Она, заупрямившись, прячет лицо в моем плече. Не отвечает.

— Эй… мы одни, — сообщаю, когда медсестра выходит. — Ник…

— Он тоже пусть уйдет, — упрямо.

— Почему?

— Я ему не нужна, — заявляет со всей серьезностью, наконец, отлипая от моего плеча.

Смотрит сквозь застывшие в глазах слезы. Я прижимаю малышку к себе. Не выдержав, подхватываю на руки и несу к кровати.

— И с чего ты взяла, что не нужна мне? — недовольно басит Назар.

Мне тут же хочется его одернуть. Сказать, чтобы разговаривал с Никой другим тоном и сбавил обороты. Она — ребенок. С ней нельзя так разговаривать, но я молчу, делая скидку на то, что он, вообще-то, не умеет этого делать потому что не имеет опыта. А я… я с Никой такая, потому что все-таки женщина, а у каждой из нас ведь есть материнский инстинкт.

— Они говорили, — хмыкает Ника. — Настя и дядя. Дядя сказал.

Я прикрываю веки. Понятия не имею, когда это она слышала, чтобы Давид это говорил, но не исключаю такого.

— Вот как. Тот мужчина… тебе не дядя!

— Назар!

— А что? Пусть знает, что он так… проходимец.

Мотаю головой, глядя на мужа укоризненно. Разве нельзя как-то помягче сообщать столь шокирующие новости для ребенка? Она только недавно обрела отца, дядю, меня, а теперь ей сообщают, что дядя на самом деле никто. На нее столько информации свалилось. Я сейчас впервые полностью согласна с Назаром в том, чтобы не сообщать Нике ничего до тех пор, пока она не будет готова.

Дочка смотрит на отца полными слез глазами. Не верит ему, конечно. Давид, несмотря на внешнюю холодность, довольно хорошо к ней отнесся, по-отечески. Так, как не отнесся Назар, хотя должен был. И на это, конечно, она сейчас обижена.

— Все равно уходи! — все так же упрямо повторяет.

— Ну-ка, прекрати! — говорит так, что даже я вздрагиваю.

Ника это чувствует и заходится плачем, хотя за то время, что я с ней провела, мне и в голову не приходило, что она может так заливисто рыдать.

— Я даже не сомневался, — звучит басом из двери.

Давид входит в палату размашистым шагом, подходит ко мне с Никой и приседает рядом с кушеткой.

— Ну ты чего, принцесса? Что за потоп?

Ника тяжело и прерывисто всхлипывает, а потом перебирается к Давиду на руки, устраиваясь там поудобнее.

— Ты не слышала, что я сказал? — дает о себе знать Назар, стоящий до этого столпом. — Он никто тебе, чужой дядька. Так что слезь с его рук.

Муж делает попытку подойти, но на полпути останавливается, пригвожденный взглядом Давида.

— Сделаешь еще шаг, и я сделаю так, что ты увидишь ее очень не скоро, — вроде бы говорит спокойно, но так, что у меня и мысли не возникло бы спорить.

А вот у Назара, судя по всему, любые инстинкты отсутствуют. В том числе и отцовские. Приходится оттаскивать его и выводить в коридор.

— Ты что устроил? Ника и так тебя боится, — произношу укоризненно.

— Благодаря вам. Вы же не нашли лучше темы, как поговорить о том, нужна мне дочь или нет. Когда вы так спеться успели? И этот… — машет в сторону палаты. — И тебя решил забрать и дочку?

— Что ты несешь? — мотаю головой. — Ты себя слышишь вообще, Назар? Он — наш единственный шанс забрать Нику домой. К нам.

— Это и бесит. Желание вытащить его из палаты и вышвырнуть из больницы уж слишком велико. А приходится перед ним расшаркиваться.

— Чем он тебе так не нравится? — спрашиваю, не понимая, чем обусловлена такая внезапная ненависть.

— Может, тем, что он нравится тебе?

От возмущения, резко всколыхнувшего сердце, едва не задыхаюсь. Неужели, он серьезно?! Впрочем, мужа я выучила досконально. Сейчас он выглядит, как никогда серьезно и решительно. А еще злится. Ревнует? А я, получается, не должна?! Или поводов, якобы, нет?

— Он, по крайней мере, не ходит полуголый по палате, — язвлю, не в силах сдержаться.

— А этого я не знаю.

От пощечины меня останавливает место. Больница — не лучшее место для выяснения отношений. А у двери, ведущей в палату дочери, так и подавно не стоит закатывать истерики.

— Если хочешь завоевать доверие Ники, придется постараться. Вряд ли получится получить ее любовь, если будешь так с ней разговаривать.

— Я ее отец, она должна любить меня! — заявляет жестко. — Что еще за «завоевать»?

— Она тебя не знает, Назар, — качаю головой, раздосадованная тем, что муж не понимает. — И ты повел с ней себя плохо. Она боится. Попробуй смягчится. Конкурировать с Давидом будет сложно, но…

— Сложно?! — буквально заводится с полоборота. — Конкурировать?!

Я не успеваю ровным счетом ничего. Ни что-то сказать ему, ни удержать Назара. Раздраженно толкнув дверь, возвращается к дочери в палату, явно намереваясь показать, что конкурировать ему ни с кем не придется, только вот дочка, мирно устроившаяся на руках у Давида говорит совершенно о противоположном. Отец, к которому она так бежала на всех парах, ее отверг. А теперь ему придется завоевать ее расположение.



Загрузка...