Развод. Ты не уйдешь

Глава 3

Она

Шлепаю в галошах обратно до дома, еще не весь снег стаял, кое-где лежит безобразной серой, грязной коркой. В других местах его уже совсем не осталось, а в в некоторых местах под коркой грязи — такой дивно белоснежный, что замираешь от подобной чистоты на фоне всеобщей весенней грязи.

В дом идти не хочется, сворачиваю к качелям. Тропинка до них полностью растаяла.

Остов качелей стоит, мягкие чехлы сняты, лежат в больших пакетах на чердаке. Знаю, потому что по осени самолично их снимала, стирала, убирала. Однако сейчас я беру кусок сухой фанеры и стелю на качели, сажусь. Мягко оттолкнувшись пяткой от земли, раскачиваюсь совсем немного.

Завтра хороним, проносится в мыслях.

Вроде бы удалось избежать скандала на похоронах свекра. Завтра отправим его в последний путь, и…

И что потом? Потом за свою жизнь надо будет взяться, да? Или не по-христиански это, ведь ни девять, ни сорок дней не прошло, а я разведу вопрос с разводом.

Можно ли так?

Оставаться в браке не вижу смысла.

Больно слишком жить с человеком, изо рта которого в мой адрес столько грязи вылетело. Еще больнее понимать, что да, было… У него с этой сучкой было, а я, дура…

Ну, вот что теперь, а? У меня же вся жизнь — это семья, жизнь в браке, забота о муже и детях — Тамара да Ванька. Работала я совсем немного, Глеб поставил условие, и я выбрала семью…

Брака не станет, и что делать, идти куда, а? Станет ли Глеб исполнять свои обязанности? Или закроется окончательно?

У него такое лицо и страшные пустые глаза, я ничем не удивлюсь. Ни одному скотству в его исполнении.

Нет, на алименты я, само собой, подавать буду. Да, буду. Ибо нефиг…

Но как быть? Тут у меня двое детей и третий… Третий ребенок уже на подходе. Мы так долго его хотели, два выкидыша до него было…

Сложно будет мне одной с тремя.

Но аборт? Нет, на аборт не пойду. Ни за что!

Как свою жизнь после развода выстроить так, чтобы жить не хуже, чем прежде? А как прежде, уже точно не выйдет.

Но и в браке жить не смогу со знанием, что муж с этой шлюхой кувыркался.

Нет уж, лучше без него. Захочет быть отцом, тем же самым хорошим отцом, как и прежде, препятствовать не стану, а во всем остальном думать надо.

Ну ладно, Оль, не раскисай, что ли, говорю сама себе.

Тем более, одна не останусь. Мама есть, квартира у нее тоже имеется. Там и поживу, пока все решится. Развод через суд — дело не быстрое. Не хочу в квартире с Глебом оставаться, он наверняка и в нашей квартире охотно развлекался, пока я с Тамарой по секциям, да с мелким, то на массаж, то на бассейн.

Ведь было пару раз так, что я приехала, а в квартире — Глеб. Причем, выходит из душа.

Запачкался, что ли? Да нет, подмывался, наверное, после приблуды своей, а мне лапши на уши навесил…

— И-и-ить, хороший человек был, да, Олюша?

Неожиданно в мои мысли врывается голос постороннего. Конечно, не совсем хорошо называть биологического папашу посторонним, но сейчас мне никого видеть рядом не хочется. Ни видеть, ни слышать.

Я, может быть, даже в какой-то степени завидую Глебу — он в свое горе отключился и ничего его не трогает, а мне и погоревать нет времени.

Заботы, хлопоты, организация похорон, бесконечный поток родных, близких, друзей, знакомых, просто соседей, которые приходят выразить соболезнования. И каждого надо встретить…

— Хороший человек говорю был, да? — настойчиво отец повторяет.

Нет, не дадут мне спокойно побыть одной.

— Хороший, бать, хороший.

Папой я его давным-давно не называю. Откровенно говоря, я бы с ним вообще никакое общение не поддерживала, если бы не свекр. Он убеждал, что так нельзя. Какой-никакой, но папаша… Вот и еще одно мучение на мою совестливую душеньку.

Отец в общежитие живет, даже работает где-то. В последнее время выглядит, можно даже сказать, прилично. Прилично для человека, который всю свою жизнь бухает.

Сейчас у него нос покраснел и уши.

— Нажрался тайком? — спрашиваю почти равнодушно.

— Прекрати, Оль. Ну чо ты, все прилично. По маленькой, с армейским другом свата. Пять капель, богом клянусь. Вот покурить вышел, я на эту заразу горькую… смотреть не могу! А как не выпить, если хорошего человека провожать будем? — смотрит на меня пьяненьким взглядом.

— Учти, нажрешься, из дома выставлю. Ты меня понял? Не хватало еще твою пьяную тушу в чувство приводить и стыдиться твоих выкрутасов. Начнешь буянить, вышвырну.

— Оль, я клянусь. Я пять капель всего, ну… И не пью я совсем. Не пью, мне тоже… Тоже горько, ой. А ты чего без шапки и куртки выскочила? — спрашивает. — Простынешь еще!

А ведь он прав. Весной самая обманчивая погода, простыть мне еще не хватало. Для полного счастья.

Приходится вернуться в дом и стойко держаться на роли главы семьи.

Ведь пока я занимаюсь похоронами, Глеб в одиночку накушивается спиртным. Он вообще не в адеквате, и вся организация похорон на мне.

Дай бог, поскорее бы мама приехала, станет чуть-чуть полегче, а пока к вечеру у меня гудят ноги, ломит спину и голова кружится. Мысли зудят, слишком большое испытание для меня.

Даже сил поиграть с Ванечкой нет никаких. Я просто ложусь на кровать, кладу рядом любимые игрушки сына, и он возится рядом со мной. Дочка смотрит мультики, скоро погоню ее купаться.

А у самой нет сил даже привстать.

Кто-то деликатно стучит в дверь. Тетя Лариса, младшая сестра свекра.

— Оль, там Глеб наш… — бледнеет. — Кажется, совсем… того.

Я мигом сажусь на кровати.

— Что совсем, теть Лариса?

Она смотрит в сторону Тамары, но у той на голове надеты наушники.

— Совсем умом тронулся, Оль. Не знаю, что делать. Может быть, скорую вызовем?

— Где он?

— Во дворе. Оль… — вытирает слезы. — Тяжело ему сейчас, ох, тяжело! Меня слушать не стал, а ты — жена. Другое дело. Достучишься до него! Уверена, достучишься…

— Посидите с Ванечкой, — прошу.

Поднимаюсь с трудом, уточнив, где Глеб.

Да чтоб тебя, скотина такая. Нельзя мне дать времени отдохнуть хотя бы поздним вечером, что ли?!

Совсем у тебя нет совести!

Одевшись, выхожу во двор. Уже темно, горят фонари.

Глеб в одной рубашке и брюках трясет мусорные пакеты из бака.

Лицо бледное, челюсти сжаты. Вид у него, действительно, безумный.

— Ты что-то ищешь?