Я отпросился у Хокаге на три дня «по семейным обстоятельствам». Конечно, любого другого шиноби вряд ли бы отпустили из деревни накануне войны, но у меня действительно была уважительная причина — надо было поменяться с Итачи глазами, потому что предстоящие бои могли необратимо повредить любой Мангеке Шаринган. Да и пора уже, ведь мои глаза полностью пробудились, если я буду напрягать их и дальше, зрение начнет ухудшаться.
Проводить меня собралась целая толпа — Сакура, все еще чувствовавшая себя виноватой, хотя извинилась уже раз сто, Наруто, Сай и команда Така, прибывшая только вчера поздно вечером. Помахав им на прощание рукой, я отправился к Итачи, который сейчас перебрался в небольшой курортный городок недалеко от границы со страной Молний, чтобы быть поближе к будущему центру военных действий.
До нии–сана я добрался только во второй половине дня. Операцию по пересадке шаринганов я назначил на вечер, чтобы потом можно было сразу лечь спать — все время быстрее пройдет. Чем занять целые сутки вынужденной слепоты я понятия не имел, впрочем, у меня есть мои усовершенствованные клоны. Вот Итачи придется куда тяжелее, хотя он вроде бы может видеть через своих воронов. Но лучше обойтись даже без этого, не стоит напрягать глаза лишний раз.
— Готов? — спросил я у Итачи, когда наступил назначенный час.
В ответ тот только кивнул и лег на подготовленный мной операционный стол. Нии–сан, кстати, так забавно смотрится в больничной «пижамке». На соседнем столе уже лежало мое настоящее тело, тоже переодетое в похожий костюмчик. Мое сознание сейчас было в теле клона. Причем глаза копии на всякий случай были позаимствованы из моей коллекции внутренних органов. Я в свою бытность внештатным сотрудником Акацуки предусмотрительно запасся почти полным комплектом.
— Я еще никогда глаза живым людям не пересаживал, но с моим контролем чакры в этом нет ничего сложного. Я уверен, что у меня все получится, — попытался я подбодрить нии–сана, а то у него такой вид, будто он на жертвенный алтарь лег.
— Я знаю, — ровно ответил он и закрыл глаза.
Выражение лица равнодушное как всегда, но от него исходит такая безнадежность, что она почти физически ощутима. Черт, Итачи сейчас совершенно уверен, что после операции уже не проснется. И явно не оттого, что я напортачу, а потому как считает, будто станет мне не нужен, и я от него избавлюсь.
— Нии–сан, — я провел ладонью по его щеке. Брат чуть заметно вздрогнул, но глаз не открыл. — Знаешь, единственное, что меня в тебе бесит — это твой комплекс жертвы.
Моя рука сжала его шею, перекрывая доступ кислорода. Глаза Итачи удивленно распахнулись, но их выражение быстро сменилось на прежнюю равнодушную обреченность. Он даже не попытался сопротивляться, безоговорочно признавая мое право забрать его жизнь. Я разжал пальцы.
— И это ты говорил, что я слишком быстро сдаюсь? Но куда больше меня печалит другое. Все это время, что мы провели вместе… Неужели, я был настолько плохим братом, что ты постоянно думал, будто я собираюсь тебя убить?
Итачи не ответил, только взгляд отвел.
— Знаешь, мне плевать, что ты вырезал клан Учиха. Мне все равно, что ты убил наших родителей. Я не испытываю по этому поводу никаких эмоций, ну, может быть, кроме жалости к тебе.
Нии–сан резко повернулся, шокировано глядя на меня.
— На всем свете ты единственный, кто винит тебя за тот поступок. Даже те, кого ты убил, на тебя не в обиде. Им теперь все равно, уж поверь моему опыту. Так что, может быть, прекратишь это самобичевание? Никому от него нет пользы. Твое чувство вины и желание умереть от моей руки совершенно бессмысленны. Ты столь многим пожертвовал ради мира, так сражайся за него до конца.
Не похоже, что мои слова вдохновили Итачи, в его глазах стыла все та же обреченность и вина.
«Дааа… До мозговыноса от Узумаки мне далеко, не получается у меня так сильно людей мотивировать. Ну что ж, мозг выносить можно и другими способами».
— Эти три года, что мы провели вместе, ты снова меня обманывал? Снова лгал мне, желая изучить мои способности?
— Да. И ты снова попался на ту же уловку, глупый младший братец.
Я рассмеялся.
— Итачи, что–то ты совсем врать разучился. Если тебе удалось обмануть меня в семь лет, не думай, что это выйдет сейчас. Я тебя насквозь вижу, а вот ты меня, кажется, вообще не замечаешь. Даже забавно, как мало ты обо мне знаешь. Я‑то надеялся, что одного моего присутствия будет достаточно, чтобы ты расслабился и перестал терзаться чувством вины. Неужели я так плохо играл роль младшего брата, что ты постоянно чувствовал фальшь? Я думал, что идеально копирую чужие чувства, но похоже, ты все–таки заметил изъяны. Тц, придется походить на уроки актерского мастерства, всегда терпеть их не мог.
Теперь Итачи смотрел на меня уже скорее удивленно, чем обреченно.
— Или ты все–таки не заметил подделки? А ведь я при нашей первой встрече говорил, что использую самогендзюцу, чтобы хоть что–то чувствовать. Ты же видел дыру в моем ментальном теле, — я указал себе на лоб. — Там была сосредоточена вся моя ненависть к тебе. Но она причиняла мне такую боль, что я вырвал ее из себя, а потом и вовсе уничтожил. Мне вообще эмоции почти недоступны за небольшим исключением. Самостоятельно, без помощи гендзюцу, я могу ощутить только действительно что–то сильное и всеобъемлющее, вроде любви. И так уж вышло, что тебя я всегда любил, даже больше, чем родителей. А ты вечно был занят и уходил со словами «в следующий раз», и это меня ужасно обижало. Но сейчас все изменилось, и я не знаю, как назвать то, что я к тебе чувствую — может, «братский комплекс», а может и вовсе «помешательство». Будь я обычным человеком, у меня бы наверняка над кроватью висел твой портрет в полный рост. А может, и пара фоток под подушкой хранилась бы.
У Итачи было такое лицо, будто он не верил собственным ушам.
— И самое странное, если бы ты просто ушел из дома, никого не тронув, я бы любил тебя намного меньше. А может, и вовсе забыл о твоем существовании, раз уж ты меня бросил.
— Этого не может быть… невозможно… — пробормотал нии–сан.
— Знаешь, Итачи, я просто физически не могу возненавидеть тебя, — я прислонился лбом к его лбу, невольно копируя сцену из манги. — Что бы ты ни сделал, я буду любить тебя всегда.
Взгляд нии–сана сложно было описать, в нем смешалось столько чувств.
— И вообще, мог бы за столько времени и сам догадаться, — попенял я, чуть отстранившись. — А вместо этого заставил так долго и подробно признаваться тебе в любви, хотя я терпеть не могу рассказывать о своих чувствах.
— Извини.
— Да не за что. Кстати, насчет твоего чувства вины. Если уж оно тебя так сильно мучает, то нужно просто расплатиться. Ты ведь помнишь, скольких человек убил? Так спаси столько же, и будешь в расчете с мирозданием. Или можешь стать ирьенином, ты себе и не представляешь, сколько людей становится инвалидами только потому, что в больнице нет врачей достаточно высокой квалификации. Шаринган ведь можно не только для сражений использовать, но и в благих целях. Или можно благотворительностью заняться. Я вот собираюсь открыть несколько приютов, уже даже программу обучения для них продумал. После войны много детей останется сиротами, потому что только в первые дни боев погибнет сорок тысяч шиноби.
— Сорок тысяч? — Итачи даже побледнел.
— Я, конечно, попытаюсь сделать так, чтобы их было меньше, но это все–таки война, жертвы неизбежны…
— Я сделаю все, чтобы помочь тебе.
— А куда ты денешься с подводной лодки…
— Что?
— Говорю, я знал, что в стороне ты не останешься. Только вот я сильно вмешался в ход истории, и теперь не знаю, какие силы будут нам противостоять. Первоначально объединенная армия должна была сражаться против ста тысяч Белых Зецу, Тоби, Десятихвостого, и воскрешенных с помощью Эдо Тенсей легендарных шиноби, в том числе и Мадары.
— И армии шиноби все равно удалось победить? — с недоверием спросил нии–сан.
— Понятия не имею, мои предзнания заканчиваются раньше, — жизнерадостно улыбнулся я. — Но конец будет хорошим, это точно. Правда, даже не представляю, каким именно. Но я в любом случае уже вмешался слишком сильно. Тоби не получил щупальце восьмихвостого, вряд ли получит чакру Кьюби, и не сможет соединить биджу в Десятихвостого. А Кабуто, который и должен был использовать Эдо Тенсей, уже нейтрализован. Значит, остаются всего лишь Зецу, Тоби и семь биджу.
— Всего лишь? — скептически переспросил Итачи.
— Ну ладно–ладно. Я не думаю, что все будет так просто. Подозреваю, что с Десятихвостым все равно придется сразиться, и я уже почти придумал, что можно с ним сделать. Да и Мадара наверняка заявится, куда же без него. И хотя с ними справятся без меня, я все равно собираюсь вмешаться в ход сражения.
— Я с тобой.
— На это я и рассчитывал. А теперь будь умницей и ложись на стол. Проснешься уже с новыми глазами.
Я погладил нии–сана по голове, и его бровь поползла вверх.
— Да–да, глупый старший братец, считай, что это моя месть тебе. А когда проснешься, я тебя еще и с ложечки кормить буду, потому что повязку нельзя снимать с глаз целые сутки.
Слабая улыбка тронула губы Итачи, и он послушно улегся на ровную поверхность. Я усыпил его и приступил к операции. Теорию–то я знал отлично, а вот с практикой по пересадке глаз у меня было похуже, точнее вообще никак. Но не страшно, глаза–то целых два, хотя бы один я точно пришью куда надо. В любом случае, не мог же я притащить какого–нибудь ирьенина к нукенину S-класса домой. Да и почти всех медиков уже мобилизовали, кого–то более–менее компетентного днем с огнем не найдешь.
Впрочем, волновался я зря, все прошло отлично. Что и не удивительно, с моим–то контролем чакры. Какаши вон вообще в полевых условиях шаринган пересаживала куноичи, которая только–только на ирьенина начала учиться, и все прошло нормально. А уж мне вообще грех было накосячить. Кстати, во время операции заметил одну странность — когда достал правый глаз у своего тела, клон вдруг тоже ослеп на правую сторону. Но стоило подать побольше чакры к голове, как зрение восстановилось. С левым глазом история повторилась. Все–таки хорошо, что я заранее подумал об этом и запасся чужими глазами.
Закончив с пересадкой, перетащил наши тела на кровати и сел в кресло — думать о будущем, иногда читать книгу и ждать, пока Итачи проснется. Было так странно видеть в реальности собственное тело отдельно от себя, но я специально не стал убирать его во внутренний мир. Уж лучше пусть тут нормально восстанавливается, чем в виртуальности мгновенно исцелится. Вдруг какие–то побочные эффекты возникнут, пусть лучше по старинке, как все нормальные люди выздоравливает.
Семь часов спустя Итачи проснулся.
— Как глаза? Не болят? — спросил я, отложив книгу.
— Чешутся, — произнес Итачи, коснувшись повязки.
— Это нормально, скоро пройдет. Как насчет завтрака?
— Нет, я не голоден.
— Не думай, что отказ от еды поможет тебе избежать моей мести. — Я даже пригрозил ему пальцем, хотя Итачи и не мог этого увидеть. — Я все равно покормлю тебя с ложечки, и сфотографирую. А потом буду шантажировать тебя этими снимками.
— Думаю, это я смогу как–нибудь пережить, — едва заметно улыбнулся Итачи.
Кажется, мне все–таки удалось хоть немного уменьшить его чувство вины. Глядишь, лет через пять окончательно смогу ее победить. Если, конечно, у нас будет столько времени.
— Я тоже хочу такую фотку, — вдруг заявило мое тело. — И от завтрака, кстати, не откажусь.
Даже я от неожиданности чуть не подпрыгнул, а Итачи напрягся, словно в ожидании нападения.
— Совсем страх потерял? — я наконец, собрал мысли в кучу и возмутился до глубины души.
Обычно моих внутренних личностей наружу не выгонишь, пока совсем не припрет, а тут один вдруг сам явился, причем без спроса влез в мое тело.
— Отныне твое тело принадлежит мне! — вторженец весьма талантливо изобразил злодейский смех. — Теперь я главный! У тебя больше нет надо мной власти!
Нет, все–таки зря я этот хохот перед зеркалом репетировал, не думал, что он будет использован в такой ситуации.
— Прекрасно. Если так хочешь порулить — флаг тебе в руки и Десятихвостого навстречу. А я уйду на покой, займусь, наконец, творчеством. Я тут недавно такой порнотриллер придумал, что Джирайе и в страшном сне привидеться не могло.
Я поудобнее устроился в кресле, всем своим видом демонстрируя безразличие.
— Тц, — клон недовольно скрестил руки на груди. — Вот вечно ты весь кайф обламываешь. Неужели сложно было немного подыграть?
— Пф.
— Я вообще–то зашел сказать, что мы сенсорную систему усовершенствовали. Теперь даже клон не нужен, она работает на основе Матрицы. Я сейчас с завязанными глазами могу цвета различать, не говоря уже о чакре.
— Молодцы, — обрадовался я. — Возьмите с полки по пирожку.
— Непременно, — мое тело тоже устроилось поудобнее. — Так когда там завтрак?
— А ты не обнаглел ли в конец? Я тебе еще и завтрак готовить должен?!
— Не мне, а своему телу. Ты, похоже, его голодом морить собрался весь день, поэтому я просто обязан проследить, чтобы оно получило все необходимые питательные вещества.
Я покосился на Итачи, безмолвно наблюдавшего за нашей перепалкой. Его клоны никогда с оригиналом не спорили, впрочем, они были еще менее разговорчивыми, чем сам нии–сан. Интересно, еще чьи–нибудь копии ведут себя так же странно, или это бывает только у сумасшедших, вроде меня? Впрочем, клон в некотором роде был прав, поэтому, вздохнув, я решил немного подработать Золушкой.
После завтрака надоедливого вселенца удалось выгнать, но он обещал вернуться к обеду. Пришлось занять собственное тело самому, потому что поглазеть на кормление Итачи с ложечки хотело уж слишком много всяких ушлых личностей, и они уже в очередь выстроились.
Повязка на глазах изрядно раздражала, но зато нашелся повод протестировать новенькую сенсорную систему. Непривычно было иметь угол обзора в триста шестьдесят градусов, зато качество картинки просто потрясало. Кроме того, можно было выбрать разные режимы зрения — например, рассмотреть свое тело словно под рентгеном, или видеть сквозь стены. Экспериментируя с настройками, я случайно сделал всю одежду прозрачной для взгляда.
— Ой!
— Что–то случилось? — тут же спросил Итачи, и я машинально сосредоточил на нем все внимание.
— Ничего, — я поспешно зажал нос, не то чтобы опасался ноузблида, но подстраховаться не мешает.
Больше я в присутствии Итачи со зрением не экспериментировал, задав сенсорике обычный цветовой режим. Остаток дня прошел тихо–мирно. Я пересказал нии–сану подробности эпичной битвы с Пейном, и совсем неэпичного уничтожения Данзо. Потом почитал вслух последнее пополнение моей внутренней библиотеки, Итачи вроде бы понравилось.
Когда подошло время снимать повязки, я наконец–то смог оценить свои новые глаза. Только вот ждал меня большой и неприятный сюрприз.
— Итачи, как ты в деревья–то не врезался с таким зрением? — спросил я у темного расплывчатого пятна, которым предположительно был мой брат.
— Извини, — сразу начал извиняться нии–сан.
— Да ладно, не страшно. Мне сейчас глаза только для красоты нужны, — я подал к голове побольше чакры, и картинка сразу же стала четкой. — Зато теперь понятно, почему ты постоянно ходил с активированным шаринганом. Я‑то думал, это просто понты.
Итачи недовольно покосился на меня, но оправдываться не стал.
Остаток вечера мы потратили на легкую тренировку, и то пришлось переместиться подальше от населенных мест. Вечный Мангеке Шаринган мог работать куда дольше обычного, и после не появлялось ощущения, будто тело пропустили сквозь мясорубку. Однако кровавые слезы все так же текли, но нагрузки на глаза больше не вызывали необратимых последствий. Зато у нас обоих появились новые способности, и даже вид брони Сусаноо слегка изменился.