Репатриация на чужбину

Глава 18

В которой меня пробуют на зуб…

Все, кому не лень

А ведь Маргарет Митчелл предупреждала меня: постарайся не быть большей дурой, чем тебе на роду написано. Я старалась. Но всё-таки умудрилась связаться с власть предержащими. Дурацкая свадьба, пьянка с королевой, битва за будущее благополучие. А то и просто тяжёлые предметы, летящие в голову со стороны опекунов, лишённых чувства юмора. Трудно поверить, но я неожиданно воспылала страстным желанием убраться в свою деревенскую глубинку со всей возможной поспешностью.

Однако танаграт Однии успел поймать за хвост свою дражайшую танагрию Ксейю аэт Варкар аэт Юди. И потребовать почтить его визитом в разрезе исполнения ею профессионального супружеского долга. Что-то назревало на проклятом западе. Что-то, как минимум в очередной раз разрушительное, а как максимум ужасное. Вся провинция втягивала носами тревожный запах предчувствия и копала, копала, копала. Дополнительные земляные укрепления вокруг городов, замков и деревень. Ямы под особо дорогую и нескоропортящуюся рухлядь и схроны под продовольственные запасы. Танаграт открыл ворота Свастла для всех агратов, городских и крестьянских общин.

А я и не знала, что в пределах внутреннего города под землёй ещё дед моего мужа нарыл бункеры для складирования самого ценного личного имущества граждан. Причём, всех без разбора. Любой мог совершенно бесплатно абонировать там ячейку, контейнер или целый склад в надежде, что уж сюда-то враг не залезет. При этом за последнюю сотню лет из этого хранилища и нитки не пропало – я была польщена, что попала в такое почтенное добросовестное семейство. Чего у Варкара не отнять, так это огромного фамильного опыта в управлении самой громоздкой и паршивой провинцией. Он стал уже восьмым или девятым по счёту танагратом, носящим эту знаковую для страны фамилию. Такому было грех не помочь, и тут я понимала и Кэм, и тем более Раутмара.

Ну, и, естественно, в цитадели Свастла беспрестанно заседали военный и светский советы. Что-то намечали, планировали, координировали, пеняли на трудности и отчитывались в исполнении. Вот на такой совет – нынче расширенный до последнего предела – я и соблаговолила притащить свою задницу. Супруг законопатил меня в крохотную каморку над мрачным залом заседаний. И снабдил четырьмя самыми доверенными слугами. Те разложили на втиснутых сюда пюпитрах бумагу, чернила с перьями и приготовились записывать мои рентгеновские откровения. Самый зоркий и смышлёный уселся рядом со мной, изготовясь опознавать выпотрошенных мною заседателей.

Вот это – доложу вам – была каторга, так каторга! Я работала, как ключ под рукой радистки Кэт. А мои комментарии неслись к писцам пулемётными очередями. Один конспектировал речь выступающих, второй, собственно, мою, а третий, видать, всё подряд.

– … и потому у нас в агратии Алсти при надлежащей осаде…, – рокотал бас высоченного толстяка с необъятной рожей и навороченными доспехами.

– Он лжёт. И боится того мужика в оранжевой куртке, – чеканила я, распутывая эмоции громилы.

– Урядчика из Трохта, – расшифровывали у меня под боком для писцов.

– Ненавидит старичка справа с толстой сумкой на коленях, – даже не притормаживала я. – Причём это нечто личное, а не государственное. И собирается ему жестоко отомстить…э-э, в ближайшее время. Он доволен тем, что всё уже готово для мести.

– Старшему доглядчику танаграта по налогам Фетию, – бросал через плечо дешифровальщик.

– А тот хлыщ рядом с толстяком в пёстрой куртке и синем шарфе…

– Старший сын аграта Алсти…

– Переглядывается во-он с тем в сиреневом камзоле. С двумя перевязями крестом. И с жёлтым шарфом…

– Младший сын аграта Рогри…

– Потом косится на того же старичка. И нетерпеливо ожидает какого-то мероприятия в самое ближайшее время. При этом сладко предвкушает, поглядывая на его сумку. И мысленно злорадствует в ожидании чего-то. Это освободит его от чего-то неприятного до жути.

– Алсти с Рогри задумали что-то против доглядчика Фетия, – невозмутимо диктовал дешифратор. – Тот в прошлом месяце вскрыл недостачу в их налогах. Видать убьют. Возможно, уже сегодня. А бумаги с их махинациями стырят.

И всё в таком же духе пять часов кряду. Я потеряла счёт времени. Периодически отдельные головы с их эмоциональной требухой сбивались в неестественные кучи с нелепой путаницей чувств. Они лезли в глаза, заслоняя всех остальных. Взбалтывали мозг и перебаламучивали мои собственные ощущения, вызывая мешающие сконцентрироваться эмоции. Я трясла головой, выхлёбывала очередную порцию орденского допинга и шарила, шарила, шарила по чужим мозгам. Как кит, обречённый вечно пропускать через себя мириады тонн воды для набивки необъятного желудка.

Даже не сразу поняла, что делегаты начали расползаться – считывала и считывала. Дешифратор охрипшим попугаем мерно тарахтел под боком. А скрип перьев заглушали шумные зевки писцов. Варкар сунул голову в нашу келью и с первого взгляда оценил обстановку. Он шуганул встрёпанных хронистов и вытащил жёнушку на свободу. Ну да, сунул меня в эту душегубку, выжал из калеки все соки, а теперь благородствует! Как чувствовала, что линять нужно подальше от этих супружеских обязанностей. Меня шатало, тошнило и настоятельно тянуло поискать ночную вазу. Последнее, что помню, так это взлёт вверх. Опять его жёсткая царапающаяся куртка. Сочувственное мурлыканье Рах на широком плече, где притулилась моя чугунная голова.

Вотум с Алесаром промахнули весь путь до моей агратии за пару суток, перескакивая с одного обра на другого чуть ли не на скаку. Те круто выносливые. Земным лошадям до них, как мартышке до Эйнштейна. Причём, избавившись от седока и поклажи, скакун-обр может восстанавливать силы даже при скачке вхолостую. И если сам всадник способен держаться в седле, пока задница не отстегнётся, то на трёх обрах он может молотить по дороге хоть неделю подряд. Тягловые обры всё делают спокойно и обстоятельно. Они тоже могут волочиться неделями, не претендуя на полноценные выходные – главное не перегружать. Но, как же это долго – помереть со скуки! Особенно в самую унылую пору осени, когда от лета и следов не осталось. А зима ещё не приукрасила серый облезлый пейзаж со скелетами деревьев и дорожной грязью.

Однако к исходу пятого дня пути нам утопленникам всё-таки повезло: на нас напали. Причём предерзостно! Обозный хвост уже втянулся в это захламлённое ущелье полностью. Мы второй день ползли между первыми встреченными гигантскими горами. Они не поражали новизной ощущений – всё те же старые знакомые с большой дороги. Винегрет из одёжки всех мастей, небритые рожи, нецензурные крики души. Но, степень их вооружённости Сарг с ребятами оценили весьма высоко: и количество, и ассортимент.

Вот, чем всё же хороши вояки, так это штатными реакциями на идентичные ситуации. Пока первая стихийно сбившаяся в кучу команда отражала натиск бандитов, вторая уже что-то там мастерила из повозок. И комплектовала из скакунов ударный отряд рогатых отморозков. Те ревели, как оглашенные, молотили копытами каменистую землю и рвались в бой. Тяжеловесы не погнушались помочь родичам обстоятельным грозным гулом, но с места не сдвинулись. Сарг с Мейхалтом унеслись воевать с первой группой. А здесь в серёдке обоза всем распоряжались Вотум с Алесаром. Красавчик был явно недоволен тем, что его не взяли помахать мечами. Но, кто ж попрёт против нашего Сарга, имея планы на будущее?

Во всей этой организованной сутолоке при мне неотрывно толклись пара гвардейцев, Мерона с Рах, Тех и Клор с Лайрес. Эта заневестившаяся малютка-баскетболистка уже давно рвалась в воительницы. Она периодически откапывала желающих подучить её взаправдашней рубке, мордобою и метанию всякого железного барахла. Клор, как и меня, от этого коробило. Но именно я уговорила мою робкую наперсницу выпустить оперившуюся пташку на волю. В конце концов, девчонка лучше знает, что для неё полезно. Чем ей интересней зарабатывать на хлеб и чем успокоится это неуёмное сердечко. И вот её час, к сожалению, настал.

Из какой-то щели в стене ущелья повыпрыгивала вооружённая до зубов нечисть. И принялась ретиво пробиваться не куда-нибудь, а целенаправленно к крузаку. В поле моего зрения попало несколько голов, воодушевлённых чем-то весомым в денежном выражении. Отметив месторасположение моей мордахи в маске, они добавили оборотов. Вотум рубился, как сумасшедший. Поха с Чохом видно не было – поди разгляди эту мелочь в толпе задвухметровых мужиков! Тех с Рах тоже исчезли, наверняка на подмогу. Алесар мелькал где-то в самой гуще событий. Мерона – скрытная стерва – лупила с макушки воза из здоровенного лука, с которым управлялась не хуже, чем с лекарским ножичком. Лайрес тоже успешно отбивалась от какого-то щербатого мужичка, бросающего на меня алчные взгляды.

Подпрыгивая на облучке крузака – чтобы всё видеть – я страшно переживала за девчонку. А паче того за Клор. Самая приличная из моих наперсниц тянула под уздцы Эпону, пытаясь протащить её между возами. Моя грозная коровка артачилась, косясь на соблазнительное побоище. Она упиралась и недобро зыркала на всклокоченную Клор.

Неподалеку материализовался Алесар, взлетел на какой-то камень и вновь нырнул в пыльное вопящее, утыканное лезвиями мечей облако. Ненадолго показался Вотум, вспарывающий брюхо заросшему до самых глаз широкоплечему отморозку. Мерона перелетела на соседний возок, а оттуда на следующий и скрылась с глаз. Лайрес вопила, как одержимая, перед рухнувшим на колени щербатым – даже умирая, тот всё пытался не терять меня из виду. От входа в ущелье уже неслись несколько ветеранов, издавая слитный паровозный гудок. У меня глаза разбегались из-за отсутствия военных навыков наблюдателя. Но тут Клор одержала победу над моей ненормальной гибридихой. От рывка Эпоны я кубарем вкатилась в крузак – боками и растопыренными конечностями собрала все углы и выступы.

И так торопилась вылезти назад, что даже забыла испугаться. Первое, что бросилось в глаза, здоровенный детина, летящий на Клор со своим проклятым мечом. Времени на мозговую атаку не было – я залезла под балахон, выдернула засапожный нож и метнула просто так, наобум: истерично и куда попало. Попала детине аккурат в шею – кто-то из богов явно за мной приглядывал. Бедняжка Клор подхватила оброненный им меч и бестолково замахала перед собой – на неё бежали сразу два бандита.

Издалека прилетела стрела, вонзившись в спину одного из них. Он споткнулся, упал, покатился прямо под ноги Эпоны. И та, встав на дыбы, наконец-то, поучаствовала в схватке. Я же успела поймать в ментальный прицел голову второго и принялась лупить по продолговатому мозгу скотины. Он перестал дышать, но на последних ударах сердца дотянулся до Клор, что пялилась в другую сторону. Орать в таком гаме было бесполезно, и я ударила по её височной доле. Бедную женщину обуял такой страх, что она повалилась на землю, отчаянно визжа – меч в последнем усилии просвистел над её головой и пропал.

А Эпона рванула с места навстречу новой троице – когда они только закончатся?! Я вновь влетела в крузак, как мяч в ворота. Мой фургончик мотало со страшной силой – в Эпоне рулила половина боевого скакуна. А мощь тяглового предка позволяла не замечать такую досадную помеху, как фургон с живой начинкой. Я уже почти доползла до облучка, как крузак понёсся вперёд. Потом опять встал, как вкопанный, и опять запрыгал козлом. В какой-то момент я докатилась до заднего выхода. И, естественно, вцепилась в деревянный борт, забыв, что это, вообще-то, калитка наружу. Она распахнулась – я пробкой вылетела из резко стартовавшего фургона и покатилась по земле.

Потом куда-то ползла, кривясь от боли в боку, локтях и коленках. Да ещё и путалась в подбитом мехом плаще. Чихала от стоявшей столбом пыли и поминутно сплёвывала. Эпона оттащила меня довольно далеко от крепости из возов, хотя я ещё видела её где-то там. На меня вылетел какой-то уже вообще неопознаваемый урод. Я дёрнулась в сторону, наступила на подол плаща, завалилась на бок. И тут же уткнулась взглядом в собственный сапог с нереализованным оружием. Урод бросил меч в ножны и радостно гаркнул:

– Давайте сюда! Она здесь!

Кранты – подумала я, пятясь от него на заднице и поскальзываясь на плаще. А он медленно приближался, по-дурацки растопырив руки, будто ловил курицу. Я нажала на всё тот же висок – первое, что подвернулось, когда охотник за Внимающими обернулся на что-то в стороне. Он так резко отпрянул, что потерял равновесие и шмякнулся на спину. И вдруг откуда-то налетел скакун и разнес вдребезги его башку своими копытищами. Я ловко перевернулась обратно на карачки и собралась дать деру…

– И-и-и-и!! – пронзительно завизжал лайсак.

Я оглянулась – в седло обра вцепился мой родной Тех. Он пригнал его на помощь своей закадычной подружке. Времени раздумывать не было. В голову всё ещё беснующейся скотины полетел приказ успокоиться – я достаточно поэкспериментировала над ними. Как залезла на камень, не помню. Как с него карабкалась на приплясывающего обра, тоже. Помню, как счастливо верещал Тех и лез целоваться. Помню, как пыталась заворотить моего скакуна обратно к возам. Как он, уже подчинившись, вдруг резко крутанулся на месте. Как понёсся на подбегающих людей. Как вцепилась всем, чем можно, во всё, что на нём было. Как потемнело в глазах, когда он поднялся на дыбы. Как Тех, повиснув на удилах, тяпнул поймавшую их грязную руку, и вой укушенного. Ещё помню, как вжималась лицом в мохнатую гриву. Как перестала чувствовать руки и ноги, застыв в позе прилипшего к дереву коалы. Как в голову дятлом долбилась мысль: разошлась идиотка, возомнила! А рога-то обломали, обломали, обломали!..

Мы мчались долго, тряско, постоянно виляя по каким-то расщелинам. Обр непостижимым образом находил их в совершенно гладких стенах ущелья. Даже уже нескольких ущелий, судя по количеству поворотов, заворотов и загогулин. Куда его несло, надеюсь, знал Тех, взнуздавший правый рог. Он периодически рявкал на непарнокопытное, и оно в очередной раз сворачивало.

Как-то резко стемнело, не забыв ещё больше похолодать. Обр успокоился и давно перестал нестись, как оголтелый – трюхал лёгкой рысцой. Я пыталась вернуть к жизни тело и перенять инициативу, но получалось плохо. Так и окончились мои нелепые скитания по горам: обр остановился и я поползла с него прочь. Шлёпнулась на травянистую пожухлую подушку. Скрючилась в надежде на то, что кровь образумится и зашевелится по жилам быстрей. Тех торопливо вылизывал мне руки, потом попытался заняться ногами, но ему достались лишь кожаные штаны. Обр фыркал уже где-то в стороне – оттуда доносилось журчание воды. Надо же, притомился бедняжка! Уволок Внимающую к чёрту на кулички. Свалил кучей хлама прямо под ноги, а теперь у него перерыв на обед.

Что самое смешное, походная сумочка на поясном ремне совершенно не пострадала. Сарг лично заполнял её предметами первой необходимости и тщательно следил за ними. Прежде мне это казалось излишним: ну, куда, в самом деле, я смогу упереться без своих опекунов? Так, чтобы передо мной встал вопрос выживания. А вот, поди ж ты: упёрлась и адреса не оставила.

Звёзды, любопытствуя на полоумную Внимающую, заглядывали в ущелье и ехидно подмигивали. Костёр, который мне удалось добыть из этого долбанного огнива, умудрился отогреть кровь. А рядом с ней зашевелились и мысли. Не слишком приятные, но неизбежные: как ни крути, я как-то необдуманно вжилась в роль этакой непотопляемой, неубиваемой супергероини. Утратила осторожность, но приобрела самомнение. Растрясла по дорогам этого мира осмотрительность, но обзавелась гордыней. Не уберегла здравый смысл, но раздобыла паранойю, которая накрутила меня до невозможности, и я пошла вразнос. В численном выражении то на то и вышло. А по сути…

Она мне понравилась – эта сила, отнятая у мёртвого существа непонятной породы, в незаконно узурпированном теле. В мире, не ожидавшем моего вторжения. Я кокетничала, ругала её, на чём свет стоит, не стеснялась демонстрировать при любом удобном случае. И сила работала на меня безотказно, превращая взрослую адекватную женщину в сорвавшуюся с катушек девчонку-мутанта. Я заигрывала с бедами, задавалась перед людьми и судьбой, любовалась своей неуязвимостью. Она была могущественной тварью – эта Внимающая нового сорта. Как же опасно и дальше жить в её шкуре. В облике существа, свободно и бездумно раздвигающего границы возможного, как будто это какая-то игрушка. Я слишком стара, чтобы вновь проходить путь соплячки, постигающей пределы допустимого собственной поротой задницей. Приятно, когда у людей перехватывает горло при виде твоей маски. Но, гораздо приятней ощущение безопасности, в основе которой рассудочность и трезвый расчёт. Взрослая жизнь – не игрушка. Спуску не даст…

Покаянная исповедь, выстраданная и требующая озвучки, была навязана Теху. Но подневольный исповедник прервал её самым беспардонным образом. Мой лайсак издал звук, которого в их лайсачьем репертуаре до сих пор не имелось: он затрубил пионерским горном. Обр – тот вообще ревел бегемотом и нёсся, как ошпаренный, мимо меня. Но до узкой горловины нашей расщелины не добрался – на него обрушилось само ночное небо с двумя горящими перламутровыми гребёнками зубов. Треск, хруст, громыхание разлетающихся камней по камням! И жуткое шевеление тьмы, пыхтящей в явно заложенный нос.

Тех в полуобморочном состоянии выгнулся дугой и вздыбился прямо передо мной. Он шипел в каком-то тоскливом тоне обречённой души. А я ни черта не могла разглядеть в темнотище за пределами костра. Да и не особо пыталась, честно говоря. Сразу же поняла, что нас навестила та самая пресловутая нартия. И что бегать от неё в ночи бестолковое занятие. Какая разница, как ты попадёшь в пасть: на своих двоих или с переломами? С переломами оно, наверняка, больней. Ещё я поняла, что у меня больше нет обра, а у незваного гостя образовался ужин.

Отпущенную мне отсрочку решила использовать с толком: расстегнула ремень, отжала нужный запор, вытряхнула на ладонь несколько белёсых смертельных гранул. Оставила одну, а остальные за каким-то дьяволом аккуратно вкатила обратно в крохотную потайную дырочку. Типа пригодится. И чтобы не соскучиться, ожидая смерти, ни с того, ни с сего затянула на великом и могучем:

– То ни ветер ветку клонит!

Пропела и поперхнулась от удивления: у Ксейи-то, оказывается, сногсшибательное сопрано. Нет, я тоже ходила в музыкалку насиловать пианино. Целых четыре года, пока меня не попросили оттуда подобру-поздорову. Музыкальным слухом меня природа не обидела, а вот с голосом пожмотничала. А тут такое роскошество! Я вдохнула поглубже и осторожно протянула в нужных местах вторую строчку:

– Не дубравушка шумит!

Получилось просто потрясно – вообще забыла: где я, и к чему готовлюсь.

– То моё, моё сердечко стонет. Как осенний лист дрожит.

И дальше по тексту. Теперь уже целиком. Мой голосок хрустальным ветерком носился по расщелине, со звоном отскакивая от грубых стен и не разбиваясь. Надо же: сподобили боги сделать очередное открытие в организме, которому от этой находки уже ни холодно, ни жарко. Занимаясь вошедшим в привычку самолюбованием, не сразу расслышала надвигающееся шуршание по камням. Едва песня подошла к интонационно зафиксированному концу, я захлопнула рот. А шуршание вмиг прекратилось. Зубы приблизились, и мне, наконец-то, стало страшно. Помирать, так с музыкой – учили меня разудалые предки, и я последовала разумному совету.

– Целую ночь соловей нам насвистывал…

Фильм «Дни Турбиных» стоило снять из-за одного этого романса. Как оказалось, я всегда была права с этой оценкой: меня всё не ели и не ели. Хотя зубы подползли ещё ближе и подтянули за собой всю остальную плоть. Хорошая была плоть: громадная, гладкая, в искринках отражённого костра. И, вероятно, ненасытная. Ещё круче были пристёгнутые к ней крылья летучей мыши с многообещающими крючьями на локтях, торчащих вперед. Ножки тоже ничего: коленки мозолистые, пальцы музыкальные, ногти XXL с отличным перламутровым маникюром. Морда вытянутая, пасть глубокая. Вместительный такой ротик – контейнер обзавидуется. От самого носа до затылка где-то под кожей проложены две трубы. Выскакивая из головы, они превращаются в два длинных прямых острых рога чуть длинней моей руки. Но и рога не слишком портят всю композицию. Да что там! Красавица же безо всяких дураков.

Словно прослушав мои мысли, как какой-нибудь радиоспектакль, плоть дружелюбно качнула головой и потребовала:

– Гырррр!

Я захлопала глазками, соображая, в чём меня обвиняют. Или куда приглашают пройтись.

– Фыр-р-р-р, фыр, фыр-р-р-р! – отчетливо продекламировал внезапно успокоившийся Тех.

Почти пропел… Неужели? Я правильно их обоих поняла? Набралась наглости и уточнила:

– Ещё спеть?

Плоть неопределенно качнула длинной гибкой шеей. А вот Тех не заставил сомневаться – его головка закивала со скоростью дождевых капель. Да, пожалуйста: петь, так петь – не жалко.

О! Как они меня слушали! Просто-таки растеклись по земле, блуждая по сторонам глазами с этой – как её – с поволокой. Таким отрешенным, глупым взглядом, что я не выдержала и прыснула прямо посередь музыкального произведения. Зашипели на меня эти гады в два голоса! А со звёздами сцены так себя не ведут – я точно помню. Не совсем ещё у меня из башки выветрились телевизор и концертные залы. А потому, честно допев до конца очередной романс, я захлопнула рот и предупредила:

– Это была последняя. У меня уже в горле першит. И вообще! – нахально повысила я голос. – Пора спать. Утром попоём.

Наплевала на свои страхи. И, лязгая зубами от ужаса вперемешку с осенним холодом, свернулась клубком у затухающего костра. Простыну, так простыну. Сдохну, так сдохну, а за дровами не пойду.