Репатриация на чужбину

Глава 7

В которой я показала себя в третий раз...

И осталась с прибытком

Женщины отрицательно реагирую на тех, кто уволакивает их с места событий в большой спешке. Как какую-то воровку, честное слово! Пока я ещё чего не выкинула. А у меня и в мыслях не было. Нет, в том, что маленький человек должен быть крепким, выживая среди больших, Маргарет Митчелл абсолютно права – не поспоришь. Я сама «за», и преотлично натренирована уносить ноги. Но, ведь не с меня всё началось! Вот только память людская не хранит те подвиги, что выставляют нас дураками. И мои мужики не исключение. Сердятся на меня всем коллективом совокупно, мол, трое суток в пути, а на каждом шагу спотыкаемся. Можно подумать, сами они путешествуют где-то в стороне от меня, и на их горизонте уже маячит финишная ленточка.

До самого вечера я торчала в крузаке, выбравшись лишь пару раз по нужде. Ела тут же, игнорируя многозначительные диалоги за бортом – эти гангстеры неприкрыто намекали на распирающую их потребность извиниться. Я злобно шипела на Куха с Керком, периодически нарушающих границы моего заточения. Благоволила только Эпоне, да и то мысленно. По настоящему обижалась где-то первый километр пути, а всё остальное время дрессировала личный состав.

Чтобы убить скуку, решила расчертить дурацкую таблицу, в которую нужно заносить дурное и полезное в окружающей тебя среде. Дошла до цифры четыре в обоих направления, а после долго чертыхалась, оттирая с пальцев опрокинутые чернила. Таблицу залило чёрным наводнением почти полностью, заодно утопив и мой зряшный порыв. Сколько не систематизируй, вывод один: мне эта новая жизнь, как встала поперёк горла, так там и застряла. Каждый день что-то делаю, куда-то еду. Доеду и там стану что-то делать. А энтузиазма – ноль. И любопытства ни в одной серой клеточке. К тому же я дико устала в своём новом телепатирующем мышлении, от которого пестрит и в мозгах, и в глазах. Устала всё узнавать наперёд, лишённая потребности в длительном вдумчивом наблюдении за людскими повадками. Мне даже вопросы неинтересно задавать – пропадает всякий позыв к межличностному общению. Внутриличностное же неизменно скатывается к самокопаниям.

– Сиятельная! – суровым тоном призвал снаружи Сарг.

Моя задержка не была рисовкой. Я так отлежала свои мослы, что не сразу добралась до выхода в конце фургона. И вывалилась наружу, не справившись с окаменевшими коленками. Сарга трудно застать врасплох, что и спасло меня от аварии. Опустив на землю скрученное в десяток узлов тельце, он подозрительно осмотрел меня с ног до головы.

– Ничего не болит, – тотчас отсекла я дебаты о здоровье Внимающей. – Чего встали?

– Солнце садится, – указал воин на пропадение в моих мозгах. – Будем устраиваться на ночлег.

– Так устраивайтесь. Я-то тебе зачем? Некому путаться под ногами? Так Куха позови.

– Зачем? – подивился Сарг, принимая из фургона моё барахло, выгружаемое Вотумом. – Он же всё равно не услышит.

Только тут я разглядела место стоянки: очередная поляна. Окружающие её колонны стволов мгновенно напомнили о моей любимой родине – Сибири. Натуральная тайга с умеренно захламлённым подлеском. Я тотчас умилилась и разнюнилась. Плюхнулась на сооружённое ложе, скаталась в комок и принялась жалеть себя напропалую. Хватило меня ненадолго, но и менять занятие не тянуло. Костёр трещал, мужики, насыщаясь, гудели о своём. Эпона с коллегами хрустели чем-то аппетитным, чавкали и фыркали. Спать – в четвертый раз на сегодня – категорически не хотелось, и я заскучала. Ждала свою живность: авось повеселят, а то и притащат чего-нибудь затейливое. И они притащили!

Кух приземлился на меня, смертельно напугав и больно саданув под ребра. Я не успела даже успеть захотеть его отчитать – глазищи моего малыша дышали чудовищной болью. Тотчас вцепилась в него обеими руками и принялась вертеть в поисках повреждений. Но он выворачивался с нечеловеческой силой. Я не стала настаивать и приступила к допросу:

– Что-то случилось?

Мужики насторожённо замолчали. А Керк, упав с ночного неба, скачками подобрался к моему боку. Уложил головку на ногу так просительно, что я не на шутку перепугалась.

– Кух, у нас беда?

Он отрицательно замотал головёнкой, обезьянничая за людьми.

– У тебя беда? О, боги! Большая беда?

Малыш душераздирающе заскулил и ткнулся носом в мой живот.

– Погоди рыдать, – приказала я, пальцем приподнимая мордочку. – Ты цел, значит беда с кем-то другим. И он для тебя важен.

Кух задышал так, словно это последний на его веку час жизни. Заморгал часто-часто, будто торопя меня с расспросами.

– Этот кто-то далеко отсюда? Нет? Мне пойти с тобой?

Лайсак пулей сорвался с места и сиганул к опушке. Только тут я заметила, что все мои мужчины уже на ногах и при обнажённом оружии. При этом каждый из них скрывал, что категорически не желает тащить на подвиги Внимающую. А то, что единственным сторожем бивуака остаётся отчаянный, крикливый, но физически недоразвитый вирок, это пустяки.

Я удивила их своими навыками бега по ночной тайге. Им просто невдомёк, что головка лайсака для меня, как маячок. Как блуждающий огонёк, за которым только поспевай, а потерять его невозможно. Бежали довольно долго – или мне так показалось с расстройства? Вскоре Кух встал столбиком, приглашая нас притормозить, и демонстративно пополз по земле – мы крались за ним мышами. И полсотни метров не проползли, как меж стволов мелькнул огонёк. Оглянулась на ребят, ожидая команды, а при мне остался один Вотум. Сарг с Алесаром исчезли, как полагаю, брать место дислокации беды в клещи.

Я скинула к чертям собачьим балахон и выудила из-за голенища пяток ножей. Что-что, а метать их за полгода научилась ловко. Мой тёмный походный костюм облегал мослы почти плотно, но движения не сковывал и в темноте не отсвечивал. У меня вообще кроме подбородка, не оставалось ни единого светлого пятнышка, и потому я нисколько не боялась обнаружения противником. А в том, что впереди противник, не сомневалась – мой лайсак не паникёр. Вотум дал знак рукой держаться за его спиной, и мы двинули к чужому костру.

Их было двенадцать – злодейского вида мужиков, одетых по-походному. Увешанных оружием, но беззаботно валявшихся с бутылками наперевес при полном отсутствии охранения. Да и кого им было остерегаться в этой глуши? Костёр полыхал довольно бодро, и по всей обширной поляне гулял запах подгоревшего мяса. Добрую половину её загромождали узкие телеги на крепких высоких колесах – самое то для лесных чащоб. Меж стволов бродили, как неприкаянные, тягловые обры, скрипя челюстями. Нас они, конечно же, учуяли. Но я успела отдать им команду заткнуться и заниматься своим делом.

На противоположной стороне поляны мелькнул эмоциональный маяк – Сарг явно не понимал, что ему делать дальше.

– Беги к нему, – шепнула я Куху. – Как только позову, выбирайтесь на подмогу. Но, не раньше, подлец! Сначала я должна разобраться.

– А мне что делать? – задышал в затылок Вотум.

– То же самое. Не маленький – сам поймешь, когда пора. Ну, я пошла.

Вотум пытался поймать край моей куртки, но ухватил лишь пустоту. Он прямо-таки зубами заскрипел, когда первый из лесовиков обернулся и вытаращился на темнеющее привидение с бледным подбородком. Прищурился, неверяще помотал головой и, наконец-то, завопил. Все повскакивали, а я продолжала спокойно шагать к повозкам, держась в стороне – как полагала – от линии огня. То есть от пространства между моими мужиками, которые, случись что, непременно начнут бросаться чем-нибудь острым.

Лесовики очнулись и нервно переквакивались – даже несколько раз гавкнули в мою сторону. Я нагло домаршировала до первой телеги и теперь-то разглядела, что та заставлена клетками от борта до борта. А в каждой из них сверкают полные ужаса глазки. И панически мельтешат клубки аур множества зверушек. Не обращая внимания на подкрадывающихся звероловов, на их гневные выступления, я обошла вторую телегу, затем третью. На краю последней обнаружила своего безалаберного Куха - гадёныш начисто забыл мой приказ и собственную осторожность. Он был сильно занят: остервенело грыз прутья крайней клетки.

– Ты что? – не выдержала я. – Обалдел? Что, нормально нельзя сказать? Я бы открыла, чтоб ты зубы не ломал.

На этой эпохальной тираде один из ловцов не выдержал и бросился ко мне. С перепуга мне повезло попасть в нужную точку его куцего мозга – здоровяк завязался в узел на земле. Остальные резко затормозили. Только самый тупой рванул к двум нелепым диверсантам у телеги. Небрежно просвиставший дротик уложил его прямиком на приятеля. Я выдохнула и нацелилась на первую попавшуюся голову. Но, следующие два негодяя полетели на землю и без меня: первый с арбалетным болтом в брюхе, второй с дротиком в спине. Кричали они бесконечно ужасно! Я запечатала ладошками свои непомерно разросшиеся уши. Не слишком помогло, но отвлекло от паники.

Сарг вылетел из-за дерева буквально рядом в жутком молчании. Корона оголтелого недовольства венчала его голову, выдавая раздражение и досаду. А ещё угрюмое нетерпение разобраться поскорей со всем этим балаганом, в который его втянули. Тут же проскальзывало хладнокровное удовольствие от схватки. Проблёскивало стремление взять верх – с твёрдой уверенностью, что так оно и будет.

Восемь звероловов тотчас переключились на более ощутимую угрозу, рассыпаясь полукругом. В их головах металось изумление, перемешанное с удрученностью столь мерзким развитием событий. Но царствовал, как всегда, страх, постепенно насыщаясь в своём ошеломлении дурными предчувствиями. Этот рефлексирующий полумесяц тел принял в себя моего Сарга, как сеть, сомкнувшись за его спиной. И тут же трое из шести мерзавцев ломанулись атаковать: двое спереди, один сзади.

Я, было, поспешила вцепиться в голову этого заднего. Но из-за меня вылетел нож, просвистев мимо правого плеча. Я машинально дёрнулась вбок, а нападающий за спиной Сарга уже оседал на землю. Клинок нашёл свою цель. Я мгновенно успокоилась, отметив в башке умирающего провал человеческого страха к предсмертной тоске и дальше в бездну небытия. Странно, глядя на чёрную фигуру человека между мной и костром, я отчётливо различила рукоять, торчащую в его куртке. Наверно, это было важно, раз взгляд зацепился.

Но Алесар оборвал мысль, метнувшись мимо меня в общую свалку. Он налетел на ближайшего противника и снёс его. Тот остался корячиться на земле с ножом в горле. Алесар уже взлетел и нёсся на обернувшегося гиганта – мои опекуны рядом с ним выглядели чуть ли не подростками. Размахнулся он обширно, жутко и с такой медлительной уверенностью, будто стоял на эшафоте перед беззащитной жертвой. Чёрное тело раздувалось в чудовищном искажении на фоне костра. А слабое копошение страха в лысой башке прорезали молнии самодовольства.

Мозг Алесара, вторя противнику, тоже засверкал вкраплениями самоуверенности и восторга схватки – мальчишка соревновался со смертью, не видя соперника в этом мясистом увальне. А за ними, в центре свалки ещё два облачка сознания одно за другим растворялись в небытии. Я поймала взглядом корону Сарга – та заметно теряла накал. Воинственный пыл сходил на нет, выпуская на первый план озабоченность и тревогу за меня. Почему за меня? Да потому, что лишь глядя на меня этот сухарь не способен скрыть то застенчивой, а то и откровенной приязни. Симпатии и уважения.

Поляна ревмя ревела на разные лады и вертела оставшимися человеческими телами, как хотела. Наверно, мне не стоило выпускать ситуацию из-под контроля, но беспокоил Кух. Он метался вокруг вожделенной клетки и по ней, завывая в голос. А из неё... Из-за прутьев посверкивали два огромных знакомых глаза. Лайсак! Эти уроды... упыри!.. Эти скоты осмелились поймать лайсака?! Моего... нашего... настоящего живого лайсака?!!

Кух замер, оглушённый моим эмоциональным взрывом. Даже прижался к днищу телеги, обалдело помаргивая на взбесившуюся Внимающую. Я встряхнула головой, разгоняя по сторонам набухающую истерику. Краем глаза заметила громадную спину, загородившую костёр и побоище. Алесар, почти не шевелясь, невозмутимо стучал своим мечом по чему-то звякающему в руках гиганта. Не прошло и десятка секунд, как у него там что-то омерзительно захрустело, взвыло и рухнуло.

Я поняла, что отвлекаться не стоит, и вернулась к проблеме Куха. Тот, придя в чувство от выброса моего негатива, замер у недоеденной клетки столбом – ожидал обещанной подмоги. Шагнув к нему, наконец-то, разглядела и высокие ушки, и глаза-блюдца, и грозный оскал недоверия.

– Ну и что? – капризно поинтересовалась я у паникёра. – И как это сделать? Твой родственник в шоке. Хочешь, чтобы я сдохла прямо тут? Он же меня цапнет в состоянии аффекта. И на кой мне нужны будут твои рыдания у погребального костра?

Он всё понял и приступил к пропаганде релаксации. А я занялась прочими пленниками. Оглушала седативным зарядом, стаскивала клетку с телеги, отворяла дверцу и переходила к следующему страдальцу. Четвертую – в глубине воза – достал уже Алесар, не дожидаясь моих антистрессовых манипуляций. Потом мы с ним опустошили вторую телегу. На третьей стояли всего две клетки – подоспевшие Сарг с Вотумом не торопились их открывать. В одной сидело нечто вроде рыси или около того. Оно совершенно не волновалось, не скалилось и не дёргалось – подобралось и спокойненько ожидало своей очереди. Какая умница – одобрила я достойное поведение сиделицы, но не преминула слегка причесать ей мозги.

– Стой! – железная лапища Сарга повисла на моем запястье наручником.

– Не бойся, – успокоила я опекуна, выворачиваясь из захвата. – Она меня не тронет. Просто уберётся восвояси подальше от всех нас.

Умница так и поступила: не вырвалась, а выплыла из клетки белым лебедем. Гордо обозрела безобразие, учинённое опекунами, мстительно усмехнулась и слегка подалась в мою сторону. Сарг едва её не прикончил! Но красавица – или красавец – коротко уколола меня пристальным взглядом, мурлыкнула и нырнула в темноту. Её сородич из второй клетки бросился догонять приятеля. А может и подругу – кто их там разберёт?

Я вернулась к нашему самому проблемному пленнику. Алесар разгребал тюрьму за его спиной. А Кух продолжал обработку: тёрся о прутья, гундосил, яростно крутил ушами и хвостом. Я краем глаза заметила, как Вотум собирает обров и выстраивает их в колонну. Как Сарг, нагнувшись, выуживает из мёртвого тела что-то, наверно, важное. Поняла, что нам пора, и решила обойтись без реверансов:

– Ну, вот что, мне всё это надоело! У меня только одно желание: завалиться спать. Я запросто могу оставить вас наедине. По обе стороны от клетки. Авось на пару вы её и догрызете. Слышь ты, там внутри? Прежде, чем сдохнуть от твоей отравы, я успею разнести твой капризный мозг в клочья. Так что попридержи свои зубки. Отойди, Кух!

Я растребушила палочно-проволочный запор и раздражённо распахнула дверцу. Молнии было две. Причём, насколько успела заметить, чуть ли не вдвое тщедушней моего Куха. Видать, малышня – вяло подумала я, разворачиваясь в сторону уплывающего с поляны каравана обров. Но мой лайсак взвизгнул, как ошпаренный. Мне стоило немалого труда заставить себя обернуться. Но тотчас стало стыдно: последним через порог клетки переползал ещё один взрослый лайсак. И худо ему было до тошноты.

– Прости меня, маленькая, – покаянно шептала я подраненной матери двух бешеных близнецов, путающихся под ногами. – Я же не знала. Да и ты хороша! Тебе ж втолковывали, что больше бояться нечего. Что сейчас тебя освободят. А ты артачиться, – бормотала я, баюкая ослабевшую крошку и спотыкаясь через шаг.

Сарг подхватил нас обеих на руки и осторожно подсадил на последнего обра, уползающего в чащу за Вотумом. А затем и сам уселся за моей спиной, дабы я не съехала с широкой спины и не брякнулась на землю. Оказавшись в его лапах, я мигом заснула. Бог знает, сколько мы тащились, но, вернувшись к нашему барахлу, Кух беспощадно меня растолкал.

– Рах! – требовательно вякал он.

И вертелся около подружки, примостившейся у меня под боком на лежанке.

– Отстань от Сиятельной, – пробормотал Сарг, вороша костёр.

Остальные дрыхли без задних ног.

– Нет-нет! – заторопилась я, уразумев причину поднятой тревоги. – Сарг, ложись спать... И не спорь! Мне всё равно возится с нашей красоткой до самого утра. Что-то с ней не так. А выспаться и днём успею. А вот тебе верхом будет несладко. Лайсаки покараулят – вон их теперь сколько.

Керк, свалившись с неба, бочком подобрался к опекуну и что-то многообещающе протрещал. Тот не стал ломаться и спорить – рухнул и мгновенно отключился. Вирок одобрительно покачал головкой и пошел на взлёт. А я взялась за медицину, хотя это чересчур громко сказано. Среди моих прочих талантов обнаружилась способность, вызывающая зависть наших орденских медичек. При должной концентрации я умудрялась проникать взглядом почти до скелета. Но, настроиться на нужный лад было чрезвычайно сложно: постоянно что-то отвлекало, включая собственные мысли. А тут-то я расстаралась! И к великому облегчению переломов не обнаружила. Зубья капкана оказались слишком широкими и не перебили хребет, вонзившись в бока.

Я откупорила баночку с лечебной мазью Шарли:

– Кух?

– Кр-р-х-х? – вынырнул тот из-под земли.

– Вы смотрите по сторонам?

– Фыр-фыр! – возмутился он моей подозрительности.

– Ну ладно. Прости, дружок. Так, как мне называть твою подружку?

– Рах, – отрекомендовал он раненую.

– Это точно?

– Рах, – едва слышно проскрипела и она.

– Ну, так вот, Рах. Сейчас я сделаю тебе больно. Но придётся потерпеть. Твои ранки нужно прочистить. Дать тебе в зубы палочку? Чтобы ты меня сгоряча не цапнула.

Подумав, она благоразумно согласилась, и Кух моментально приволок какой-то сучок. Рах вонзила в него кошмарные клыки, и я принялась её терзать, комментируя свои действия. Полагала, ей так спокойней. Она выдержала. Подвывала с набитым ртом, грызла палку, но терпела. Закончив бинтовать истерзанное тельце, я занялась кормёжкой, нарезая остывшее мясо крохотными кусочками. О мелюзге совершенно не заботилась – эти гады способны источить обра, не прибегая к чьей-то помощи. В конце концов, если их мать не проявляет излишнего беспокойства, так чего мне мельтешить?

Над обезболивающим долго морщила лоб – боялась переборщить с дозой. Начала с сущих крошек, позволив Рах заползти за пазуху и умоститься на моём тёплом мягком животе.

Сон не шёл – окончательно перебила его всей этой тягучей вознёй. Мы с Рах болтали о том, о сём, заглушая её боль. Потом вновь поэкспериментировали с обезболивающим, и бедняжка, наконец-то, уснула настоящим крепким сном в гнезде из моего одеяла. Костёр мало-помалу прогорел, и я долго бродила, стаскивая к нему посильный древесный хлам. Кух со своими подопечными, как умели, помогали. Даже Керк, надзиравший за нашим бивуаком сверху, оторвал от сердца изрядный кусок лени, собирая хворост.

Рассвет застал меня за весьма актуальным занятием: я мастерила переносной дом для раненой. Выбрала для этого одну из своих корзин с откидными крышками. Прорезала в стенках два отверстия. Получившиеся лючки закрепила так, чтобы они откидывались, но не отлетали уже на третий раз. В эти кошачьи лазейки Рах могла выскочить в любой момент, не застряв – история с ловцами меня здорово напугала.

Как задремала, не помню. А проснулась от восхитительного запаха: жареное мясо с моими любимыми травками. Сарг и Алесар возились с обрами, устанавливая очередь перед крохотным ручейком на краю поляны. Вотум следил за тушкой на вертеле, не отрывая задницы от земли. Присмотревшись, поняла, что на коленях у него разлеглась Рах – лайсаки вообще любят греться у человеческого тела. Её отпрыски замерли на плечах семейной няньки, алчно поводя носами. Куха видно не было, а Керк дробно крошил какую-то дрянь, косясь на вороватый лайсачий молодняк.

Слегка потеснив обра, запустившего рыло в ручей, я скоренько умылась и галопом понеслась в крузак. Если Вотуму немедля не соорудить сумку, Раховы оглоеды замучают мужика, то и дело прорываясь к нему за пазуху. Сомнений быть не может: как минимум один поселится на его плече.

Завтракали мы долго и со смаком. О ночных приключениях не поминали – мои мужики явно оценили наш абордаж, как успешный. Похоже, даже я не накосячила, иначе Сарг не лучился бы теперь таким всесторонним и ёмким удовлетворением. Оно и понятно: куда, как веселей гонять по лесам гангстеров, чем пасти мутную девицу, которая вечно себе на уме.

– Пох, – благодушно басил Вотум. – Ты б полегче прыгал, засранец. Мой желудок сейчас раним, как никогда.

– Папочка обожрался до потери неуязвимости, – хохотнул Алесар, ковыряя в зубах щепкой.

Керк, вычищая клюв о его трехэтажный, набитый железом пояс, довольно поддакнул. С тех пор, как этот красавец нарисовался на нашем горизонте, вирок стал откровенно пренебрегать моим обществом.

– А как ты их различаешь? – вдруг пришло мне в голову.

Лично я, например, не путала своих питомцев даже в траве из-за разницы в расцветке эмоционального фона.

– Так по выходкам, – охотно поделился Вотум. – Вот, скажем, моё брюхо трескается по швам. А какой-то палач терзает его. Тот и будет Пох. Он у нас злодей простодушный. А вон вишь: из кармана Сарговой куртки торчит задница. Она, стало быть, Чохова. Этот за так шага лишнего не ступит.

Блаженно растянувшийся на спине Сарг тотчас выбросил вбок руку – накрыл ладонью уличённого воришку. Чох возмущённо загалдел и попытался выпутаться из-под тяжкой длани возмездия. Мой опекун вопросительно уставился на мать оболтуса – Рах благожелательно кивнула, дескать, не стесняйся. Мальчишкам частенько недостаёт мужского воспитания, так что будь любезен. Но Сарг чересчур серьёзно отнёсся ко всем этим пардонам и выпустил ситуацию из-под контроля – Чох протёк сквозь пальцы и бросился под защиту папаши Вотума. Тому, следуя неписаным законам суровой мужской дружбы, пришлось пару минут выковыривать из ядовитой, между прочим, пасти воришки утянутую добычу. Чох обижался долго и со вкусом. Мы упаковались, вылезли на тропу, углубились в лес на добрых пять километров, а неоценённый добытчик всё ещё дулся и огрызался.

Я примостилась за спиной Вотума в обнимку с Рах. И молчаливо созерцала внушительные лесные заросли, напирающие на несчастную тропку. Разно-ворсистый зелёный ковёр упорно боролся с витиеватыми проплешинами колеи, но пока отвоевал лишь то, что проходило под брюхами телег и возов. Юные сосенки и ёлочки, вступившие в борьбу за существование с долговязыми мэтрами, упорно втискивались на каждую пядь незанятой земли. Они баррикадировали просветы меж голых пузатых стволов, защищая свой дом от беспардонных двуногих, привыкших вламываться в него, как в свой собственный. Скромные, но гордые лесные цветы вовсю отдавались своей лебединой песне – конец лета был не за горами. И зелёно-коричневый фон вокруг не выглядел однообразно, сбрызнутый редкими яркими каплями всех радужных оттенков.

Мне страшно этого не хотелось, но летняя пора диктовала свои законы. Пришлось сползти с крузака и углубиться в чащу, идя параллельным с ним курсом. Компашка лайсаков и Керк немедля присоединились, таская мне заказанные травки и цветочки – нашу аптечку требовалось вовремя пополнять. Пожалуй, этот день войдёт в мою коллекцию лучших моментов, пойманных на нежеланной, неродной земле.