Репатриация на чужбину

Глава 23

В которой на меня обиделись три раза подряд…

И напрасно

Никогда не упускайте случая испытать что-то новое, расширяя кругозор – неожиданно припомнилась Маргарет Митчелл. Или как раз ожидаемо – усомнилась я, когда в очередной раз очнулась от грохота и воплей: то и другое посвящалось очередному неудачнику, заработавшему от противника на орехи. Кажется, это были мечи… Или не мечи… И почему рыцари не подписывают свои турнирные железки?! Чтобы Внимающая ломала над ними голову, опознавая? Я уже испытала это зрелище вдоль и поперёк, но так и не расширила кругозор. А ведь свято верила, что скучней праздничного обращения танаграта Варкара к народу – в чистом виде статистический отчёт по продажам в текущем месяце – ничего не существует. Оказывается, рыцарский турнир в этом смысле бьёт все рекорды. Нет, я понимаю, что перед богами нужно держать марку хоть в чём-то. Но почему же все предметы гордости должны быть обязательно связаны с мордобоем?

– Вставай, зараза малахольная! – пихнула меня Кэм, угодив прямо в ребро. – А то опять заснёшь, опозорив Орден на весь свет. Такой праздник продрыхла, скотина неблагодарная! – брюзжала королева, шествуя к открытому возку. – Хоть бы разик ручкой помахала. Хоть бы одному победителю турнира! А ведь мужики старались. Знаешь, как они друг друга дубасили? Звон на весь Руфес стоял! А ты, как была дикой славянкой, так и сдохнешь. Никакой рыцарский политес в тебя не вколотить. Девка, холопка, отрепье подзаборное!..

Открытый возок – максимально удачная подделка ландо – потащил нас сквозь орущие и подпрыгивающие толпы, что забили улицы внутреннего города. Это сволочное ристалище, оттоптавшее мне своим бряканьем уши, закончилось, и народ поспешил промочить глотки. Мы, собственно, уже третий день живём в этом балаганном режиме: драка, пьянка, цирк, пьянка, драка, пьянка, опера – если я правильно это идентифицирую – пьянка, пьянка, пьянка, драка. Теперь по расписанию опять пьянка, вот нас и потащили в логово самого Варкара. До этого нас поили в других заведениях, типа городской ратуши, белого дома танагратии, дома какого-то полководца, затем другого полководца, третьего и дальше по списку. Тут дошла очередь и до самого танаграта – мне торжественно поклялись, что эта пирушка заключительная. Но, долгая и обильная. Так что, как говорится: дорогая, приготовься!

Кэм всю дорогу дулась. И скрупулёзно перебирала свою личную коллекцию английских, испанских и французских ругательств в мой адрес. Я обещала подбросить ей кое-что из русского. Со стороны это выглядело, как важная беседа Внимающих на своём языке. Раутмар с Варкаром, не имея возможности нас подслушивать, потеряли интерес к своим дамам. И целиком погрузились в океан народного обожания. А я готовилась к танагратову банкету: опять высокородная публика будет веселиться до упада, орать и хвастать с ураганной страстью. Это тебе не на площади дремать, перебирая ленивые мысли под народное гулянье – там всё по-взрослому. И ручками махать, и головкой покачивать на каждую здравицу дворянства – хоть сдохни, но изволь. Тем более что половина в честь вашего собственного супруга: танаграта, полководца, хозяина дома и просто отличного парня.

Светский балахон – пошитый для меня Кэм в минуту обострения приступа садизма – стягивал тело так, что родные дорожные штаны мнились запорожскими шароварами. Слава богам, хоть не позорил: линия перехода от талии к бёдрам у меня теперь была, а место произрастания груди выпукло задрапировано. А так, всё, как всегда: от бедер и ниже колоколом, рукава до запястий колоколом, капюшон колоколом. Только всё белоснежное, в тонкой серебряной вышивке и бусинах. На голове тоже чего-то начесали, защемили, перевили и напудрили блёстками. Я вполне презентабельна и ликвидна. А злых скучающих глаз всё равно под маской не видать.

Унылый взгляд королевы во главе пира также оставался государственной тайной – Кэм скучала до стона, до визга, до хруста зубовного. Когда крышка начинала подпрыгивать в клубах пара, и свисток в носике издавал первые вступительные трели, Раутмар, не растрачивал себя на изыски. Он беспардонно пихал ей руку между… Как раз туда, где… И проводил сеанс массажа. Кэм добрела, расслаблялась, но, в такие-то минуты и становилась наиболее опасна.

– Преподобные надзиратели храмов, святые братья и сёстры! Мои аграты, благородные воины и господа урядчики! – оживилась таная, вытаскивая забившуюся между ног юбку. – У меня для вас сюрприз!

Этот выверт тоже принадлежал к числу нововведений королевы-затейницы. Её сюрпризы славились на весь Руфес, вызвав к жизни очередного духа подражательства. Я всё-таки умудрилась задремать у её левого локтя и не сразу осознала масштабы катастрофы.

– Моя сестра Ксейя славна в Ордене Отражения многими талантами, о которых, не слишком уместно упоминать здесь. Но с одним из них я вас познакомлю. Уверена: вы никогда не видели ничего подобного! Подъём, лодырюга, – прищемила мне руку сестричка.

Мой писк разметало по зале мощными порывами приветственного рёва и пулеметной очередью здравиц по случаю.

– Иди, спой для гостей, – ехидно потребовала таная Руфеса. – И не пытайся пудрить мозги! Мне уже всё рассказали про твои сельские концерты.

– Кто поверит твоим идиотам-стукачам, которых я уже передавила? – на всякий случай попыталась я солгать.

– Кончай кривляться! Иди петь! – мускулистая королевская ножка почти достала мою голень.

– Сбрендила?! – шипела я в ответ. – Если тебе приспичило выставить меня шутом, просто опрокинь на меня вон ту соусницу. И будет с тебя…

– Не зли меня, – очень нехорошим голосом ласково попросила королева.

Тут я и присмотрелась повнимательней: она так искренно, так горячо обиделась, что я обалдела. Вот уж не ожидала, что таким пустяком можно протаранить королевкины бастионы.

– Кэм! – жалобно позвала я, дёргая её за рукав.

– Не мешай, – равнодушно отмахнулась она. – Я думаю, чем заменить твой номер.

Королевская обида булькала лавой в уязвлённом вулкане. А во мне – как всегда некстати – проснулся матушкин ген интеллигентности.

– Ну, хорошо, – проскрипела я многозначительно. – Тебе, сучка, дорого обойдётся этот концерт!

Едва вылезла из-за стола и обогнула его, музыканты затянули нечто заунывно-тягучее. Местную популярную балладу – слыхала я эту муть. Махнула на них рукой – не вняли. Оглядела стол, цапнула прямо из-под носа Раутмара соусницу и пульнула в оркестр. Не добросила, но серебряная штука своим оголтелым звяканьем по камням заткнула аккомпанемент. Не представляла, как мне доораться своим искусством до публики на этом аэродроме. Но образовавшаяся услужливая мёртвая тишина чуть вдохновила, и я постаралась. Местная акустика оказалась на высоте – через пень колоду, но что-то у меня получилось. Местным не с чем было сравнивать, а потому я машинально заняла высшую строчку несуществующего рейтинга исполнительниц русских народных романсов.

Танаграт аэт Варкар обогнул королевский стол, подошёл к законной супруге и протянул руку. Ладонью вверх. Поцеловав мою лапку, он вернул хмурую артистку под бочок торжествующей Кэм. А в зале только-только зарождалось шебаршение – зажавшая аплодисменты публика размораживалась. Неподалёку от нас со своего места поднялся какой-то старенький важненький аграт. Откашлявшись, он затянул первую строфу дифирамбов невиданному зрелищу. Я не слушала его: месть лучше обдумывать, не отвлекаясь на пустяки.

Но, отвлечься пришлось. Я так вжилась в подготовку реванша, что вновь задремала. А празднество, тем временем, шло своим курсом и достигло апогея. Гостям выставили на обозрение военные трофеи: трёх безмозглых без единого признака пыток или недоедания. Эти экспонаты танаграт презентовал Ордену Отражения. Для опытов миссис Далтон и Шарли он их нагнал несколько больше – эти объедки хирургического пиршества Кэм выклянчила в Ордене для украшения торжеств. А скорей, для демонстрации того, насколько, в самом деле, страшен чёрт, не размалёванный слухами под хохлому.

Три ходячих трупа с водителями в башке были увешаны цепями, как новогодняя ёлка бусами. Каждого удерживали не менее шести гвардейцев, что сделало бы честь тигру. Их подтащили почти к самому столу тана и натянули цепи. Высокое собрание приступило к обсуждению выставленных на подиум моделей. Над столами раскручивались горячие споры: половина гостей много слышала про этих зомби, а вторая половина рубила им головы и резала вены на полях сражений. От моих названных родственничков воняло так же, как из того дурной памяти сундука с шариками. Только значительно слабей. Бегая от мутантов по острову, я практически не ощущала их запаха: ветер, лес, да и некогда принюхиваться. А тут он завладел моим носом.

– Чего ты шмыгаешь? Расчувствовалась над?.. – повернулась ко мне Кэм и замерла на полуслове. – Оль, что не так? – тихо, но жёстко потребовала таная.

– Ты тоже не ощущаешь эту вонь? – поинтересовалась я.

Внутри разрасталось какое-то тянущее, досадливое ненормальное желание двинуться к тому из моих кузенов, что пялился на меня из середины композиции.

– Ту, которую, кроме тебя, никто не чует? – вспомнила Кэм об эпизоде на острове. – Нет. Ничего. Что с тобой… Ты куда, чокнутая?!

Я выкрутила руку из её кулака с неожиданной силой и сноровкой. При этом уже заскакивала на стол. Перемахнула его и приземлилась на каменном полу, чуть не переломав ноги, но всё это потеряло значение сколько-то там мгновений или веков назад. Мои глаза теряли зрение ежесекундно. В грянувшей темноте прямо по курсу разворачивалось туго скрученное белёсое облако. Оно подгребало под себя эту самую темноту с каким-то мерзким скрипом.

Я не видела – просто поняла, что Кэм повторила мой путь точь в точь уже через несколько секунд. Когда это чёртово облако вытянулось в трубу из туманных волокон, руки танаи Руфеса сомкнулись на моём поясе, и не позволили прилипнуть к этому тоннелю. Я не выпала в осадок. И даже почти не растерялась – всё произошло слишком быстро. Кэм встряхнула меня и совместила внутренние ощущения с форматом истинного времени. А ещё обострила реакцию, иначе бы мне ни за что не успеть.

– Стой, Кэм! – взвизгнула я и выбросила вперёд руки, заткнув ладонями внезапно сузившийся тоннель.

Оттуда ко мне что-то рвалось. Что-то настойчиво долбило в мои ладони, но я не ощущала ни единого прикосновения. Оно заполняло мою голову вязкой громогласной пустотой, пыталось утопить в ней мозг. Оно перестало подтягивать волю за невидимые канаты, лишь, когда мои ладошки запечатали эту проклятую трубу. И я давила и давила на это алчное жерло, понимая только одно: отпущу, и со мной сделают что-то нехорошее.

– Тогда не торопись, – твёрдо и спокойно приступила к пилотированию Кэм, не размыкая жёсткого капкана бестрепетных королевских ручек.

Только тут я поняла, что пересказываю всё происходящее вслух. На английском. А она, прижав мою спину к груди, склонила голову и внимательно слушает моё бормотание.

– Назад! – взревела над головой Кэм. – Не подходите! Все назад!

– Оно рвётся всё сильней, – пожаловалась я. – Уже просачивается сквозь пальцы… Кэм! Я ничего не вижу! Что делать?!

– Бей, как бьёшь по мозгам людей, – быстро сориентировалась королева.

Я помнила о своих способностях. Но, ослепнув и не имея перед глазами чужой головы, не могла понять, на чём сконцентрироваться.

– На том, что лезет сквозь пальцы, – предположила Кэм, громко дыша у меня над ухом.

Я слегка раздвинула два пальца. И тут же завоняло такой ярой злобой, не приправленной прочими человеческими эмоциями, что меня затошнило.

– Потерпи, – потребовала Кэм. – Сейчас, детка. Сейчас… соображу… страх… боль… Боль! Защита жизненно-важных функций!

Впрыснутая в мозг чужая концентрированная ненависть слегка разбавила страх. Извилины трусливо зашевелились: а чем я буду делать больно, интересно знать?

– Не знаю! – огрызнулась Кэм и тотчас выдала: – Огонь! Он всё может! Взрыв когда-нибудь видала? Так, чтоб близко.

– Перед самым носом! – выпалила я. – В кино. На весь экран огненное облако.

– Делай! – благословила она преувеличенно бодрым голосом.

Я раздвинула ладони и сделала. Картинка из фильма с забытым сюжетом расцвела перед глазами. Просто сплошной калейдоскоп из жёлто-оранжево-ало-красно-белых клубящихся вихрей и ничего лишнего. Зрение тотчас проклюнулось, как тут и было. Правда, перед глазами плясали нахальные белые мушки. А ещё голова болезненно отяжелела и надломила шею. Я поняла, что обвисла, только по очередному воплю над ухом.

– Герс! Забери жену! Все руки оборвала.

Он так резко оторвал меня от земли, что голова ещё и закружилась. Краем глаза я заметила и толпу, и ноги валяющегося на полу безмозглого… И ржущего в голос тана. А этого с чего пробрало? Цирк ему тут что ли?! Придурок.

– Ему просто понравилось, как мутант крякнул, когда ты его пришибла, – пояснила Кэм, разливая по бронзовым стопкам сладкий южный ликёр. – Не заорал, не завизжал, а именно крякнул. Как утка – очень похоже. И знаешь, ни один мускул на лице не дёрнулся. Ты была права: они не контролируют мозги людей, а полностью заменяют их собой. Вот так. Кстати, это мой благоверный уже во второй раз заржал. До этого его страшно рассмешило, как мутант обиделся на тебя. Шибко обиделся: кидался вперёд, как заведённый. Как маятник: он на тебя – его за цепи назад, он на тебя – его назад, туда-сюда, туда-сюда. И квакал в таком же темпе: оборотень, оборотень. Псих!

Мы сидели – вот же зараза – в той же самой клетушке. У того самого окна, где надрались до явления чертей в прошлый раз. Правда, как оказалось позже, это были всего лишь раздражённые мужья, что припёрлись растаскивать своих орденоносных алкоголичек. Солнце в узком окне подпрыгивало на далёких морских волнах, готовое скатиться за горизонт. А мы опять пили, пели и поносили этот трижды клятый мирок, на чём свет стоит. Время от времени к нам в комнату просачивалась та же безликая дама, обновляя на столе закуску и пополняя запасы вина. А потом Кэм сварганила прямо тут на железной жаровне какой-то вонючий чаек. Скрутила меня, зажала нос и влила эту мерзость в рот.

Через полчаса я щеголяла совершенно трезвой головой. А Кэм презентовала мне новый, никем ещё не облапанный ликёрчик из какой-то почти мифической южной глубинки. Он был зелёный и вкусный, как счастье. Мы смаковали его, глядя друг дружке в глаза: я честным, добрым и открытым взглядом, а эта язва с подоплёкой! Однажды я решила не лазить к ней в голову, и эта спонтанная клятва прижилась в одночасье. Меня даже не тянуло разложить её намеки на составляющие – мне нравилось любить втёмную эту поразительную королеву и стерву. Гадать, подозревать, комбинировать, как её прищучить, и фантазировать о мести. Здорово было! И опьянение не нахлобучивало, а медленно, деликатно пробиралось по закоулкам тела. Ластилось, мягко тёрлось о разные его части…

Особенно там, где это совершенно некстати. И где приходилось елозить, чтобы унять сладкий зуд. Кровь горела так звонко, что я отчётливо различала потрескивание, и гонялась взглядом за фонтанирующими искрами. В голове завелась шалая мыслишка избавиться от зуда внизу живота старым проверенным способом, которому научило некогда злобное одиночество. Эта провокаторша подталкивала действовать незамедлительно, закрыв глаза на присутствие Кэм. А потом внезапно исчезала, подло бросив меня стыдиться один на один. Я разозлилась на этот дурной неприличный аттракцион! Ещё чуть-чуть и я изнасилую… Хотя бы ту же Кэм!

– Губу закатай, – ласково посоветовала она, выдаивая в мою стопку бутылочку из-под экзотического ликёрчика. – Я как-то в студенчестве соблазнилась на лесбийскую шалость. На обе жизни вперед поняла: не моё.

Как отключилась, не помню. Очнулась в руках какого-то амбала в полутьме собственной спальни – меня как раз этапировали ко сну. Даже проснуться толком не успела, а с катушек съехала окончательно. Меня разрывало на части, на мелкие кусочки, каждый из которых требовал! Тряс меня, как грушу, и вопил диким голосом: хочу секса! Никакого полузабытья. Никакой иной призрачности или мерцания сознания – я точно знала, что мне надо. И полностью отдавала себе отчёт в том, что получу это немедленно: с любым любой ценой. Амбал осторожно сгрузил меня на постель и выпрямился – мой законный супруг собственной персоной. Плевать!

– Иди ко мне! – почти истерично потребовала я, наплевав, как выгляжу со стороны.

Варкар поколебался, нагнулся – я вцепилась в его шею, как электромонтёр в столб, потерявший почву под ногами. Рванула на себя, и в голову ударил тугой раскалённый ветер. Он раскрутил вокруг меня бестолковую горячечность и перемешал все извилины в голове. Но, руки работали! Я рвала на груди танаграта рубаху, и ненавидела её за капризное сопротивление. В конце концов, это не её дело! Мой муж – имею право.

Ветер поддал жару – меня мотало под его порывами из стороны в сторону. Губы хватали то, что им попадалось на пути, и требовали, требовали, жадничали. Иногда их ловили, и я задыхалась от поцелуев, запечатавших в груди рвущийся из лёгких огонь. Я вырывалась, но губы танаграта немногим уступали его рукам. А ветер выписывал замысловатую спираль, проносясь под моей кожей живой змеей. Распахивая грудную клетку, живот, ноги…

Преданная боль вырвала меня из смертельной круговерти уколом в мозг. Секундного прозрения хватило ровно на одну дебильную мысль: я и забыла, что снова девственница. А потом началась свистопляска нежности, острого блаженства, тупой боли под его железными судорожно сжатыми лапами. Моего откровенно безобразного, алчного насыщения. Его рычания сквозь прикушенные губы. Наконец, я получила завоёванное… И долго, протяжно сладко вытягивала из него силы. До последнего пронзительного удара пульса в животе. До последней капли конвульсии, упавшей на мой остывающий, получивший своё, довольный мозг. До полного боли и первобытного наслаждения мужского рыка, струйки крови из прокушенной губы на его подбородке. До выгнутой спины, запрокинутой лохматой головы… и обморока.

Я сделала с ним что-то не то – рассудительно подсказал зевающий во всю пасть мозг. И выключился.

Включился уже под утро. Погнал меня освобождать организм от всей винно-ликёрной продукции Кэм. Попросил проверить кувшин у кровати и разобраться с осатаневшей жаждой. Рассердился на отсутствие в нужном месте воды. Заставил метаться по спальне в поисках влаги. Страшно обрадовался небольшому кубку на подоконнике и холодному горьковатому напитку с пряным запахом. Потом нашими общими глазами пялился, как на далёких морских волнах подскакивают розовые рассветные клочки просыпающегося солнца… И нервно наблюдал за нарастанием в теле всё той же проклятой упоительной маяты.

И с этим всё скорей и скорей нужно было что-то делать. Я обернулась.

– Иди ко мне, – прохрипел танаграт, не поднимая головы с подушки.

И я подчинилась. Не ему – с какой бы стати? Тугой раскалённый ветер ещё не наигрался со мной и вернулся, забираясь под кожу. Я честно пыталась удерживать в рамках и его, и себя. Но вспомнила об этом, лишь в волнах тягучего звенящего во всём теле оргазма, сквозь который прорывалось рычание Варкара. Когда я наконец-то устала и остыла, мой героический танаграт пребывал в обмороке. Поверх размазанной на его подбородке подсохшей крови, задумчиво ползла свежая струйка. Моему мозгу было неприятно думать о своей мутирующей природе, стыдиться причинённых Варкару увечий и всё такое прочее. Он свернул в клубочек тело, накрыл его краем покрывала и отключился.

Смутное сомнение по поводу реальности ночного шабаша развеялось при виде растерзанной перепачканной кровью простыни. Всё было наяву и взаправду: я сошла с ума, лишилась девственности и отправила в нокаут здоровенного мужика. Дважды. А теперь ещё меня догнала отвергнутая ночью мысль: если мужикам от меня так плохо, значит…, я обречена? У меня ничего не будет? Никакой любви, секса, ребёнка и нового секса. В глаза нахраписто лезло лицо Варкара с этой его дурацкой кровью на изжёванных губах. А эти его рычания и выгибания – ведь мужик не из слабых.

Стало так тошно, что я забилась под одеяло и заплакала. Ой-ей-ей, как же мне было плохо! У меня же только-только всё стало налаживаться.

– А ничего и не случилось, – беззаботно болтала ногой Кэм, свисая с края своей супружеской постели. – Чего вытаращилась? Всё нормально. Просто ты привыкла лихо вскрывать других и распахиваться сама. А закрываться тебя никто не научил. Вот и получилось, что эмоции болтались между вами, как попало. Ты ж сама говоришь: свои ощущения плюс чувства, что испытывал он. Это всё то, что спаивалось в твоей дурной башке. Отсюда и такая острота ощущений, – она сладко потянулась. – А он получил своё плюс твоё плюс оба ваших отражённых обратно. Отсюда и обморок. Острейшее наслаждение на грани невыносимой боли. Мозг же не железный – это я тебе, как врач говорю. Он себя защищает отчаянно. Научишься закрываться, и всё образуется. В следующий раз всё получится, как надо.

– Хватит! – взорвалась я и запустила керамической чашкой в стену. – Следующего раза не будет! И этого не должно было быть!

– Не ори, – поморщилась Кэм, хватаясь за виски. – И так башка гудит. Наклюкалась, полночи не спала. А с утра в спальне психи пасутся. Начинай уже регулярно заниматься сексом. И взрослеть. Или забирай свои комплексы и давай, вали в свою дыру свиней пасти. Там тебе самое место. Достала ты всех, не передать как!

– Это ты меня напоила…

– Пошла вон, дебилка! – завопила Кэм, швыряя в меня кубком с водой, дотоле мирно дремавшим на табурете. – И никакого развода! Я не стану портить жизнь такому человеку, как Герс из-за всякой истеричной твари! – подстёгивало меня в спину уже в дверях. – Сделай милость: ступай в монашки! – неслось из-за смыкающихся тяжёлых створок. – Или в задницу!!

Дверь захлопнулась, а мне полегчало: не всё так страшно. Кэм научит меня закрываться и всех делов. А потом я займусь личной жизнью вплотную. А то с этим воздержанием никогда не угадаешь, обо что башкой приложит. Королева права: пора взрослеть.