Рептилия

Глава 27

Монитор поприветствовал меня удручающим сообщением:

Следом шел целый список ошибок, из которых следовало, что данный прибор просто-напросто не принял образец ДНК.

— Черт возьми, — пробормотал я и попробовал сделать кое-что вручную, что, однако, тоже не принесло никакого результата.

— Может, аппарат неисправен? — предположила Элиши, смотрящая на экран из-за моего плеча.

Я покачал головой.

— Да нет, система сработала, как и нужно. Не имею понятия, что бы это значило.

Я достал пробирку из контейнера, и протянул ее биологу.

— Вот, подержите-ка.

Затем я достал из кармана перочинный ножик и порезал свой большой палец. Из раны тут же показалась капля крови, которую Элиши ловко подхватила пробиркой. Я поместил ее в прибор и снова запустил программу, а чтобы остановить кровь, засунул палец в рот. Не прошло и двух минут, как на мониторе отобразились первые результаты.

— Кажется, прибор в полном порядке, — засмеялась Элиши. — А что, он может даже набросать мне ваш психологический портрет? Пристрастия, антипатии, сексуальную принадлежность? Ну, что-нибудь в этом роде. — Она подмигнула мне.

— Как здорово, что вы снова обрели свое чувство юмора, — огрызнулся я и одним нажатием клавиши вернул программу в исходное положение. — Кстати, из этого получилась бы неплохая игра под названием «Познай себя сам!» Спорим, это стало бы бестселлером на рынке развлечений. Только, к сожалению, на это у нас сейчас совсем нет времени. Нам бы найти ответ на вопрос, почему прибор не принял во внимание образец ДНК мокеле?

— А, может, и нет у него никакой ДНК?

— Ну, это уж точно из области фантастики. Любое живое существо на этой планете обладает своей неповторимой молекулой ДНК. И быть не может никаких…

«Исключений», хотел добавить я, но вдруг вспомнил про разговор с Сарой.

— Будь оно неладно, — прошептал я и быстро поменял местами две стеклянные колбочки.

— Что там у вас? — спросила Элиши, подойдя ко мне почти впритык, так, что я даже чувствовал ее дыхание на затылке.

— Думаю, нам придется начать это исследование заново, но на этот раз начнем с химической структуры.

Я ввел несколько команд, результатом которых должно было стать отображение структуры ДНК. Сделав это, я отклонился назад.

— Итак, — сказал я, — посмотрим, права ли Сара с ее предположениями.

Элиши наморщила лоб.

— Дэвид, объясните же мне, наконец. Я совсем не понимаю, куда вы клоните.

До того, как прибор завершит свою работу, у нас оставалось еще несколько минут, поэтому я спокойно мог рассказать ей о своих подозрениях.

— Видите ли, — начал я, — все живое на нашей планете базируется на четырех веществах — аденин, тимин, гуанин и цитозин — которые соединяются в группы по три элемента — триплеты. При четырех основах и трех возможностях их сочетания получается шестьдесят четыре комбинации. Если представить себе, что вещество — это буква, а триплет — слово, то вся эволюция записана вот на этой цепочке ДНК. Так же, как все знания мира записаны при помощи тридцати трех букв алфавита.

— Это мне хорошо известно. — Элиши снова подмигнула мне. — Если вы забыли, то я напомню, что являюсь биологом.

Я невольно улыбнулся.

— Я просто хотел рассказать историю с самого начала. Идея о том, что ключ к разгадке нашей задачи лежит в генетическом коде, впервые пришла мне в голову, когда моя подруга Сара сказала, что Лак-Теле — кратер, образованный от столкновения метеорита с Землей.

— Так, значит, она все-таки ваша подруга?

— Этого я никогда не отрицал, — возразил я, изо всех сил стараясь не сбиться с мысли. — Большинство метеоритов, которые находили на Земле, характеризуются высоким уровнем радиоактивности. Поэтому для меня было так важно взять с собой счетчик Гейгера. Во время погружения мне удалось установить, что на дне озера уровень радиации выше предельно допустимого для человека. Вам, как биологу, надеюсь, не нужно рассказывать о том, как влияет излучение на высокоразвитые организмы.

— Оно ведет к мутации.

— Именно. К резкому изменению наследственности. И чем выше существо находится на лестнице развития, тем сильнее будут изменения. Высокоразвитое существо, как, например, динозавр, в результате подобного излучения или исчез бы с лица земли, или…

— Или выжил и приспособился бы, — закончила за меня фразу Элиши, — что, на мой взгляд, кажется маловероятным. В большинстве случаев радиоактивное излучение ведет к непоправимому ущербу наследственности. Как если бы кто-то взял всю имеющуюся информацию, хорошенько перемешал, а потом снова соединил в произвольном порядке. В девяноста девяти процентах случаев это приведет к неотвратимой катастрофе.

— Но не в том случае, если мы имеем дело с достаточным количеством восстанавливающего гена, который в состоянии сделать все поврежденные части вновь дееспособными.

Она наморщила лоб:

— Что за фантастическая теория! Откуда же взяться таким восстанавливающим генам?

— Может быть, так мы постепенно нападем на след тайны, которую таит этот метеорит. Как знать, может быть, именно поэтому леди Памбридж так пеклась о строгой секретности проекта.

— Хотите сказать, она знала обо всем этом? — Элиши начертила пальцем в воздухе круг.

Я кивнул.

— Метеорит, его возраст, радиоактивность — наверняка все эти факты были ей известны, и она непременно учла их. Другое дело — настойчивость, с которой она продвигала этот проект. Вот чего я никак не могу понять. А уж когда ей в руки попала запись Эмили с изображением мокеле, то все встало на свои места.

— Я не пойму только одного, — сказала биолог. — Даже если мокеле — ничто иное, как мутированная форма молекулы ДНК динозавра, то прибор все равно должен был принять его кровь.

Я кивнул:

— При условии: мутации были не настолько сильными, что выходят за пределы возможностей нашего прибора.

В этот момент включился монитор и показал нам результаты химического анализа. Хотя я и ожидал увидеть нечто необычное, тем не менее, я застыл от удивления. То, что высветилось на экране, для человека, твердо стоящего обеими ногами на основании законов природы, было просто невероятным.

— Пять элементов? — Элиши стало трудно дышать. — Вы только посмотрите на это! Судя по химическому анализу, у мокеле присутствует еще и урацил. Но что, ради всего святого, он здесь делает?

— Не имею ни малейшего представления, — пробормотал я. — Все, что я могу сказать на этот счет — это лишь то, что в такой ситуации у нас значительно вырастают комбинаторные возможности…

Как только я осознал всю значимость этого открытия, у меня засосало под ложечкой.

— Количество носителей информации, которые есть у него в распоряжении, увеличилось почти вдвое. Вместо привычных шестидесяти четырех, у этого существа может быть сто двадцать пять видов комбинаций.

— И даже больше, — сказала Элиши, ткнув пальцем в монитор, где компьютер уже спроецировал строение молекулы ДНК. — Вы только посмотрите, — прошептала она, — элементы комбинируются не в тройные, а в счетверенные отрезки. В квадруплеты, если их так можно назвать.

— Можно. Только это значит… — я мысленно перемножил числа, — что комбинаций не сто двадцать пять, а все шестьсот двадцать пять. Просто какое-то невероятное число. Для чего существу такая мощная база данных?!

— Может, чтобы развивать особенные способности, — предположила моя коллега. — Способности, о которых мы пока что ничего не знаем?..

Я растерянно смотрел в монитор, который строил все новые и новые комбинации ДНК мокеле. Я же откинулся немного назад.

— Мы, конечно, можем крутить и вертеть это сколь угодно, — пробормотал я, — но одно я могу сказать наверняка: мокеле — это вид особого супер-ящера.

— А точнее, — добавила она, — это существо — прыжок в эволюции всего живого, пример дальнейшего развития, которого мы еще не видели. Это могло бы полностью изменить жизнь на Земле.