Москва. Советский комитет защиты мира.
— Ильдар Ринатович, — поднялся с места навстречу вернувшемуся начальнику Марк Анатольевич, — молодой да ранний наш приходил, Павел Ивлев. ЧП у нас.
— Что такое? — с беспокойством глянул на подчинённого Валиев.
— Одного из наших студентов из института отчислили из-за проверки КГБ. Михаила Кузнецова. Он только один из всех в МИИТе учится, остальные в МГУ.
— Не понял, — помотал головой Валиев, — как это отчислили из-за проверки КГБ?
— Им, видимо, не объяснили, по какому поводу, они и придумали себе чёрте что. Отчислили задним числом по надуманному предлогу.
— Какому ещё надуманному предлогу?
— За прогулы, которых не было.
— Ерунда какая-то, — прошёл к себе в кабинет Валиев.
— Я тоже, сначала, так подумал, — встал в дверях Марк Анатольевич. — Но потом сопоставил… Комитет же его кандидатуру одобрил? Парень сейчас к нам оформляется. Разве его пропустили бы, если бы на него приказ уже готовили на отчисление за прогулы?
— Конечно, нет, — усмехнулся Валиев.
— Вот. Получается, что задним числом приказ состряпали.
— Козлы! — забарабанил пальцами по столу Валиев.
— Может, позвонишь им, а, Ильдар Ринатович? Ну, согласись, это ни в какие ворота!..
— Согласен, Марк Анатольевич, согласен, — кивнул Валиев и тот со спокойной душой вернулся на рабочее место.
Валиев взялся за телефон.
— Кого отчислили? Точное имя и фамилию напомните, Марк Анатольевич.
— Михаил Кузнецов.
— Угу.
Подняв список кандидатов на трудоустройство, он посмотрел, какой телефон оставил ему Кузнецов. Ага, с пометкой — квартира Павла Ивлева.
— Павел? Здравствуйте, — произнёс он, услышав на том конце провода мужской голос. — Я по поводу Кузнецова Михаила.
— А это я Кузнецов, — услышал он в трубке взволнованный голос.
— Отлично! Это глава Советского комитета защиты мира Валиев Ильдар Ринатович. Ну, рассказывай, что у тебя в институте приключилось?
В перерыве между занятиями последней пары дозвонился в бухгалтерию редакции газеты «Труд». Мне начислили тридцать четыре рубля, на руки двадцать девять рублей шестьдесят восемь копеек. Ну, так Межуев и говорил. Есть смысл писать — два часа посидел, тридцатку заработал. Никаких дополнительных расходов на транспорт, работать могу в спецхране параллельно с выполнением поручения Межуева.
После пар напомнил Костяну Брагину о его обещании помочь мне дотащить подарки от группы до дома. Он рассмеялся и пошёл со мной к Эмме Эдуардовне. Донёс мне второй стул до подъезда, а дальше я сам.
Затащил их в квартиру с горем пополам. Миша тут же доложил, что Сатчан ждёт моего звонка, а Загит с Володей ещё с мебельной фабрики не вернулись.
Первым делом набрал Сатчана, думал, уже работа в объединенной группировке начинается, а он, всего лишь, поинтересовался, буду ли я сегодня на тренировке? Обещал быть. Не иначе, он коляску достал? Ура!
— А мне сегодня из Комитета по защите мира звонил начальник, — похвастался заметно повеселевший Миша. — Всё расспросил, про прогулы, каким числом приказ об отчислении… Как думаешь, поможет?
— Ильдар Ринатович?
— Ага, он.
— Раз звонил, это очень хорошо. Если не поможет, то, во всяком случае, попытается, — уверенно ответил я. — И в любом случае не переживай, у меня и запасные варианты есть на примете. Восстановим справедливость.
Москва. Советский комитет защиты мира.
Переговорив по телефону с Кузнецовым, Валиев сделал для себя пометки и пошёл в кадры к Кисько посмотреть на дело Кузнецова. Он хотел убедиться в правдивости этой истории с отчислением задним числом за несуществующие прогулы, чтобы не попасть впросак…
В голову ему пришла идея воспользоваться этой ситуацией и опять пойти на приём к зампреду ВС Камолову. Валиеву очень хотелось примелькаться наверху, но, при этом, выглядеть солидно и серьёзно, а не как пустобрёх, который бегает со всякой ерундой к начальству. А тут — речь идет о репутации Верховного Совета, нарушенной этим отчислением его будущего сотрудника, и борьбе за правду против перестраховщиков, готовых вот так просто сломать жизнь образцовому советскому комсомольцу. Зампреду точно такая его направленность понравится…
Ну а сколько можно сидеть в Комитете по защите мира? Название у должности красивое, конечно, но знающие люди понимают, что аппаратного веса у такой позиции совсем немного. Вроде и в Кремле работаешь, а серьезно тебя настоящие акулы во власти не воспримут.
Потом позвонила мама и начала взахлеб поздравлять меня. Подумал, что у меня дежавю. Она же уже поздравляла. Мама рассказывала, как она мною гордится, а я всерьёз подумывал, что или мне тот раз приснился, или у меня уже конкретно крыша едет.
— Сынок, мы с Ахмадом купили этот номер, — продолжала она.
— Какой номер? — никак не мог понять я.
— «Труда»!
Блин! Она не про моих парней, она про газету!
— А как ты узнала? — обрадовался я, что ещё не схожу с ума.
— Тарас звонил, — хихикнула мама. — Пьяны-ыый!.. Вот, говорит, гордись Апполинария, какой у нас сын.
— Ну надо же… — схватился я за голову. — Одна статья всего вышла…
— Ну и что⁈ — эмоционально возразила мне мама. — Все с чего-то начинают. А ты, вон, как красиво идешь! Молодец!
И тут же, испугавшись, что сглазит, поспешно сказала:
— Тьфу-тьфу-тьфу!
Подмосковье. Контора совхоза «Светлые горы».
— Эльвира Эдуардовна! — поднялся со стаканом в руке немолодой мужчина с обветренным лицом. — От лица всего нашего коллектива поздравляю тебя с рождением сразу двух правнуков.
— Спасибо, Вениамин Кириллович, — встала Эльвира с места и с благодарностью оглядела человек двадцать, собравшихся за импровизированным столом.
— Председатель, а подарок от совхоза будет? — напомнил ему кто-то.
— Конечно, будет, — важно ответил тот и протянул Эльвире бумажный свёрток. — Вот, от совхоза.
— А тост? — потребовали гости, уже уставшие держать свои стаканы.
— Чтобы правнуки выросли достойными членами нашего советского общества. Поздравляем! — проговорил председатель и вытянул свой стакан, предлагая Эльвире чокнуться.
— Поздравляем, поздравляем, — послышалось со всех сторон под звон стаканов. — За здоровье малышей. Чтоб только радовали родителей и прабабушку!
— Спасибо, спасибо, — только и успевала отвечать счастливая Эльвира.
Потом позвонил Фирдаус и спросил, когда я дома буду. Сказал, что поговорить надо. Пригласил его к десяти. Уже должен буду быть дома, — прикинул я, — особенно, если Сатчан меня с коляской подвезёт.
Москва. Кабинет заместителя председателя Верховного Совета.
— Игнатий Фёдорович, разрешите? — кратко и собранно обратился Валиев к Камолову.
— Проходи, Ильдар Ринатович. Что у тебя?
— Игнатий Фёдорович, у нас ЧП. Одного из моих новых бойцов из института отчислили. Испугались, что по его душу КГБ с проверкой заявился, и отчислили быстренько по сфабрикованному предлогу. Задним числом.
— То есть как? — удивился Камолов. — Взяли и отчислили? Это точно?
— Сам всё перепроверил. Приказ от восьмого числа, в КГБ наш запрос согласовали одиннадцатого. Значит, когда сотрудник из органов проводил проверку, о систематических прогулах уже должно было быть известно. А КГБ ставит положительную резолюцию на наш запрос. Как так? Значит, не было на момент проверки никаких прогулов?
— Значит, не было, — сурово сведя брови, подтвердил Камолов.
— А парня отчислили из института, из общежития выкинули на улицу, как щенка бродячего, — увидев нужную реакцию на лице начальника, подливал масла в огонь Валиев. — Даже слова сказать в своё оправдание не дали.
— Ну, пора встряхнуть кое-кого! — воскликнул раздражённый Камолов. — На государственном посту в социалистическом государстве… Пример студентам должны подавать, а ведут себя, как!..
Сделав своё дело, Валиев потихоньку оставил кабинет разбушевавшегося зампреда, схватившегося за телефон.
Москва. Кабинет второго секретаря Московского городского комитета КПСС.
Бортко и Захаров уже минут сорок не могли прийти к единому мнению по распределению долей между всеми участниками новой группировки.
Бортко настаивал на доле Ганина в половину процента. Захаров был против. Долю Ивлева Захаров также оценил в половину процента. Но Бортко настаивал на двух.
— Нельзя совсем ничего не платить Ганину, — настаивал Бортко. — Иначе мы загоним его в угол. А что делает крыса, загнанная в угол?
— Что она делает? — недовольно спросил Захаров.
— Она нападает, — нравоучительным тоном ответил Бортко. — Не надо Ганина загонять в угол. Иначе он может распсиховаться в какой-то момент, и наделать глупостей от обиды или зависти. Сам же потом пожалеет, да будет поздно, уже всех нас сдаст.
— Ладно, полпроцента. Хотя, я считаю, он мог бы и поработать, хотя бы полгода бесплатно. Это было бы справедливо.
— Ну, пусть, работает год за полпроцента.
— Ладно… Дальше. Ивлев. Полпроцента.
— Нет, нет, это очень важный элемент команды, светлая голова, свежие идеи. Два процента, не меньше. Нам надо его к себе обязательно привязать. Я бы и три дал.
— Ну, не смешите. Какие три процента? Ну, процент, от силы. Комсомолец, учится на втором курсе…
— Хорошо. Я соглашусь сейчас на полтора. Но вы сами увидите, что этого мало.
Вскоре вернулись Загит с Володей и затащили в квартиру уже собранную кроватку. Немного другого оттенка. Но это уже не так важно, главное, по модели и размерам точь-в-точь, как наша первая.
— У меня, прямо, камень с души свалился, — признался я. — Вас всё нет и нет. Думал уже, что без кроватки вернётесь.
— А мы бы и вернулись, — усмехнулся Загит, — если бы твоя соседка раком там всех не поставила. На фабрике ни одной кроватки не нашли, даже в образцах. Она выясняла, куда их отгружали, где ещё остались, мы сегодня так накатались, пока нашли её…
— Е-ка-лэ-мэ-нэ! Так и знал, что что-то не так, — схватился я за голову.
— Ладно, главное, она здесь! — удовлетворённо шлёпнул ладонью мне по плечу Володя. — Ну, давай, папаша, — с размашистым замахом протянул он мне руку.
— Как? Куда вы? — на автомате пожал я протянутую руку.
— Возвращаться в часть уже надо, — теперь уже мою руку пожал Загит, притянул к себе и обнял. — Я самый счастливый дед. У меня было две внучки, а теперь ещё два внука есть.
Проводил их, успев сунуть с собой заранее заготовленный комплект из наших дефицитных съестных припасов. Знал, что скоро будут уезжать, заранее собрал.
Москва. Кабинет заместителя председателя Верховного Совета.
Пока Камолов набрал министра высшего и среднего специального образования СССР по вертушке, он успел немного успокоиться.
— Валерий Николаевич, приветствую, Камолов, — начал зампред и по-военному кратко изложил ситуацию. А затем высказал и свое отношение к произошедшему:
— Что это, товарищи, у вас твориться? Что за дремучий феодализм? Захотели, отчислили комсомольца с прекрасной биографией, захотели, казнили, а? — начал по новой заводиться Камолов. — Это как понимать? Это что, по всей стране в университетах и институтах такое безобразие творится? Может, пора комиссию какую-то организовать для проверок по вашему министерству?
— Что вы, Игнатий Фёдорович, это вопиющий факт. Мы сами создадим комиссию и всё выясним, уверяю вас, виновные будут строго наказаны. Уверен, это какой-то один дурак у нас завёлся… К сожалению, дураки бывают и с учёной степенью, и со званием… Я разберусь в кратчайшие сроки.
— И сообщите мне лично.
— Обязательно.
г. Москва. Кабинет первого секретаря Пролетарского райкома КПСС.
— Михаил Жанович, разрешите, я первым выступлю? — попросил слово Сатчан.
— Ну, давай, — согласился Бортко.
— У меня сообщение немного не по теме нашего совещания, но… Короче, у Павла Ивлева двойня родилась.
— Во, даёт! — воскликнул Войнов. — Пацаны или девки?
— Два парня, — улыбнулся Сатчан.
— Ну, что сказать, мужик! — усмехнулся Бортко.
— Надо ж ему подарок какой-то сделать, — предложил Ригалёв.
— Я уже от себя коляску чешскую двуспальную купил, — гордо объявил Сатчан.
— Так, подождите, — взял слово Пахомов. — Помнится, он за двушку платил?
— Уже выплатил, — напомнил Сатчан. — И часть мы простили за успехи по нашему профилю.
— Я не об этом. У него же двойня родилась? Положена трёшка. На первоочередной основе. А уж в наших силах поспособствовать, чтобы это было действительно первоочередно…
— Правильно, Иван Николаевич, — оживился Бортко. — Павел, узнай, в исполкоме, где у них трёшки есть в новых домах, — обратился он к Сатчану. — Сразу несколько вариантов прикинь, чтобы было из чего выбрать.
— Хорошо, сделаю, — кивнул тот.
Москва. Кабинет министра высшего и среднего специального образования СССР.
Положив трубку вертушки спецсвязи, министр сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь справиться с яростью, охватившей его после разговора с зампредом ВС СССР.
Ну что за идиоты вокруг⁈ — думал он. — Как так можно подставляться⁈ Без малейшей попытки хоть что-то выяснить, перепугались и сфабриковали причину для отчисления, идиоты!
— Рената Игоревна, — нажал он кнопку на селекторе. — Ректора МИИТа ко мне. Срочно!
— Будете ждать его? — уточнила помощница. — Без двадцати шесть уже.
— Нет. Давай на завтра. Но чтоб с самого утра!
— Хорошо, Валерий Николаевич.
Потом позвонил председатель гаражного кооператива, напомнил, что завтра собрание в десять часов.
— Надеюсь, ты не передумал? — настороженно спросил он меня.
— Нет-нет, что вы! Жду с нетерпением, — заверил я его.
— Ну, и отлично. Тогда до завтра, — с явным облегчением в голосе попрощался он.
Миша, прямо, ожил после звонка Валиева. В нём зародилась надежда на восстановление справедливости и она росла с каждой минутой. Он, даже, отбросив хандру, собрался со мной на тренировку на завод.
— Что, отец с дядей Володей уехали? — спросил Марат перед началом тренировки.
— Да, проводили, — кивнул я.
Тут в раздевалку закатилась большая коляска. Запыхавшийся Сатчан вытащил из неё спортивную сумку и подкатил коляску ко мне.
— Поздравляю, — выдохнул он. — Не представляю, как Галия будет её по лестнице таскать.
— Так лифт же есть, — улыбнулся я, приобняв его в благодарность.
— Да? А вот, в лифт она и не входит, — серьёзно глядя на меня, посмотрел он.
— Как не входит? — растерялся я.
— Вот так. В наши обычные лифты она не проходит.
— Блин! Как же теперь? — лихорадочно соображал я. Или надо будет с художниками договариваться, оставлять у них коляску в квартире. Или бедные дети, пока сидеть не начнут, будут только на балконе гулять? — Ё-моё, вот, засада! Что ж делать-то теперь?
— Угораздило тебя сразу двоих родить, — смеясь одними глазами, проговорил Сатчан. — Вечно у тебя всё не как у людей!
Прекрасно поняв, что он смеётся и дразнит меня, я подскочил и бросился на него с криком:
— Что ты сказал⁈ Иди сюда!
Он побегал от меня немного по раздевалке с криками «Убивают!», потом спрятался за растерянным Маратом, и мы рассмеялись. Марат, напряжённо стоявший, как истукан, сразу расслабился и улыбнулся.
— Да ну вас, — снисходительно проговорил он. — Как дети!
— Это ещё не всё, — уже серьёзно сказал Сатчан. — Я без машины, коляска не влезла. Домой сам её покатишь. От метро до дома недалеко. А тут в автобус вместе затолкаем. Мне мужики помогали её и занести, и вынести.
После разминки встали в пары. Сатчан опять многозначительно отозвал меня подальше от остальных.
— Слушай, вам с рождением близнецов положена теперь трёхкомнатная квартира.
— Серьёзно? — поразился я.
— А ты что, не знал?
— Нет, откуда…
— Искал сегодня трёшку, есть неплохой вариант в Сокольниках и Фрунзенском районе.
— Блин. А в моём доме нет свободной трёшки? — расстроился я. — У меня завтра собрание в гаражном кооперативе, я уже практически бокс там выкупил. И район хороший. Всё рядом, метро, школа, магазины, рынок… милиция. Нравится мне там! Так не хочется переезжать!
— Ну, блин. Не хочется ему переезжать. А если в твоём доме нет уже свободных квартир? Сколько уже времени прошло, как он построен? Очень сильно сомневаюсь, что столько времени трешка бы висела никому без надобности!
— Получить где есть, а потом меняться с кем-то у нас? — скептически посмотрел я на него. — А вдруг, у нас никто не захочет в Сокольники ехать? Так я там и зависну?
— Что значит, никто не захочет? А если площадь побольше предложить? — задумчиво спросил он. — Да доплату хорошую?
— Мне сейчас только геморроя с обменом квартиры не хватало, — печально посмотрел я на него.
— Да, я понимаю. Ладно… Подумаю ещё.
— Спасибо, — улыбнулся я. — Но, правда, не потяну. Сейчас жена с двумя детьми вернётся, представляешь, что это будет?
Он закатил глаза и приставил палец к виску, как будто решил застрелится.
— Да-да, — рассмеялся я.
После тренировки мы с Мишей покатили коляску к автобусной остановке. Сатчан руководил погрузкой, имея уже опыт.
Кое-как довезли коляску домой. А у подъезда уже Фирдаус дежурит. Он вышел из машины, заметив нас ещё издали, достал две компактные переноски для младенцев и, когда мы подошли, положил их нам в коляску.
— Ну, вот, теперь и я могу тебя поздравить! — с довольной улыбкой произнёс он.
— Спасибо! — обнял я его. Чувствую, мы будем в переносках детей гулять выносить. Первое время, так уж точно.
В лифт коляска, и правда, даже близко не вошла. Тащили её наверх вдвоём с Мишей. Фирдаус волок свои переноски.
— Я не понял, а как Галия будет с детьми гулять? — спросил он, когда мы вошли в квартиру.
— Буду думать, — развёл я руками. — Может, оккупирую пространство под лестницей на первом этаже. Решётку поставлю с замком. И будем там коляску оставлять.
— Не вариант, — замотал головой Миша. — Как она её на улицу вытащит? Там от лифта ещё пять ступеней. На руках? С двумя детьми?
— Ну да… Несерьёзно, — согласился я. — По-любому, помощники нужны.