Москва.
— Ильдар Ринатович, я могу уже работать над фельетоном? — уточнил я.
— Да, конечно.
— Мне бы заполучить этот список продуктов, что поварихи вынесли за один рабочий день. Можно переписать?
— Ну, если необходимо для дела, то почему бы и нет… Сейчас в метро сядем…
— А вы на службу уже не поедете?
— Нет, хватит с нас на сегодня, — усмехнулся он. — Тем более, парни пришли сегодня на два часа раньше.
Ребята поехали по домам, попрощавшись с нами, а Костян остался подождать, пока я перепишу себе опись. Попрощались с Ильдаром и поехали к себе.
— Что у вас нового? — спросил я, видя, что другу хочется чем-то поделиться.
— Документы начали собирать на усыновление, — ответил он. — Директор детского дома обещала нам помочь.
— Это очень хорошо. Слышал, если эту систему изнутри не знать, на годы весь процесс растянуться может. Так что вам очень повезло. Не забудь её отблагодарить, когда уже всё будет оформлено.
— Разумеется, — кивнул он.
— Что Женька, успокоилась?
— Да вроде бы.
— Ну, и ладно, — улыбнулся я. — Наберитесь терпения и ждите.
— Я что беспокоюсь, а вдруг, всё решится слишком быстро, а мы подготовиться не успеем. Ты где кроватку детскую покупал?
— Слушай, Костян, в детском доме дети с трёх лет. Значит, вашей малышке минимум уже три года.
— Три с половиной, — кивнул он.
— Ну, сколько дети спят в маленьких кроватках? Максимум лет до пяти, а потом им там уже и ноги не вытянуть. Тебе бы, лучше, тахту какую-нибудь детскую ей купить сразу на вырост.
— Я предлагал Женьке, но она боится, что малая свалится во сне.
— И такое бывает. Ну так будете просто приставлять стул спинкой к тахте. И вопрос решен.
— Точно! — обрадовался он. — И в самом деле, так просто, а мне в голову не пришло!
Ну так ясное дело, почему в голову не пришло, своих детей же не было, — подумал я, но вслух, конечно, этого говорить не стал.
Мы вернулись домой, когда ещё не было пяти часов. Ещё успею на тренировку. Перекусил неплотно и минут тридцать перед выходом поиграл с детьми. Они были бодрыми и энергичными, а я подумал о том, что они так долго не болеют ничем. И радостно, как бы, и сглазить страшно такими размышлениями… Не бывает несуеверных родителей, когда детей любишь, и они совсем маленькие.
Святославль.
Форы в полчаса, что Олейников дал своим бойцам, чтобы доложить Рыкову об успехе операции, хватило, чтобы те безнадёжно оторвались.
Когда Иван с начальником прибыли в УВД, Водолазов уже сидел в КПЗ, а в кабинете Рыкова был накрыт стол, ждали только опоздавших.
— Удача сегодня на нашей стороне, товарищи, — радостно объявил первый тост начальник городской милиции. — Но помните — ее бы не было без верного расчета. Мы все сегодня молодцы. Завтра здесь будет областное начальство. А сегодня мы с вами имеем законное право отметить успех этого мероприятия.
— Согласен, Всеволод Сергеевич, — поднял стакан Олейников. — За нас и за удачу.
Слово за слово, выяснилось, что оперативники с Водолазом плотно поработали в дороге. Ошеломленный арестом, он сдал и свою нычку на даче знакомого, и расклад по колонии. По его словам, лично начальник колонии всю эту схему придумал, и Водолаза на нее подписал… А как оно все реально было, кто там эту хитрую схему придумал, и кто кого уговаривал ее использовать — хоть немного поможет разъяснить уже очная ставка. Хотя и не очень важно, в принципе — все равно начальник колонии сядет, а Водолазову добавится срок…
Мужики самоотверженно пили, а Иван ждал окончания рабочего дня. Всё-таки, правильно начальник сказал, не одной удачи заслуга, что эта операция вообще состоялась. И дело не только также и в расчете. По сути, это же первый секретарь заставил его взяться за дело, которое он посчитал не стоящим того. Прикинув, что Шанцев уже должен быть дома, Иван тихо улизнул с праздника и направился к нему доложить.
Выслушав рассказа Ивана об их приключениях в Клинцах, Шанцев покачал головой.
— Представляешь, Вань, какое громкое дело сейчас раскрутят. А с какой малости всё начиналось! Подумать только, начальник колонии самолично вывозит осужденного за территорию с целью кражи имущества у советских граждан… Стыд и позор!
— Не только вывозит, а и возвращает обратно на следующее утро. А все эти сутки, что Водолазов отсутствовал, он как будто в карцере сидел. Это уже начальник караула прикрывал. Я тут подумал, что этот Водолазов большим оптимистом был. Исправно возвращался каждый раз. Совсем не подумал, что однажды начальник колонии ему может и несчастный случай устроить, уж слишком много он знает… Мы, вполне возможно, этим арестом ему жизнь спасли.
— Да уж… Чего только в жизни не бывает, — заметил Александр Викторович. — Обещал тебе, что буду хлопотать о твоём повышении, если раскроешь дело. Свое обещание выполню, заслужил. Молодец, Иван.
На тренировке перекинулись парой слов с Сатчаном. Меня интересовало, какое решение приняли Захаров и Бортко по фальшивомонетчикам. Там было много нюансов, хотелось бы всё учесть и предусмотреть.
— Заниматься этим они, точно, оба не хотят, — поделился со мной Сатчан, к моему облегчению. — Но есть некоторые сомнения, стоит ли давать ход этому делу…
А у кого их нет, этих сомнений? — подумал я. — Меня же тоже это беспокоит. Шестинский знает нас всех и может сдать, что приобретали у него монеты… Хоть и поддельные, но из золота же. Если и давать ход этому делу, то его надо выводить из-под удара, чтобы и у нас не появилось проблем. Вроде бы покупка старинных монет и не криминал с точки зрения здравого смысла, но советское законодательство достаточно причудливо, чтобы не хотеть влипнуть по этому поводу. Для кого нумизматика, а для кого и нелегальный оборот золота. Интересно, а есть в СССР свой вариант программы защиты свидетелей? Надо с Васей поговорить… Но сперва музей…
Святославль.
После того разговора в жилкомиссии Святославля, Оксана активно начала искать объявления об обмене квартир. Ей совсем не хотелось переезжать лишь бы куда. Она искала только хорошие варианты. Оповестила и родителей детей в садике о такой своей нужде в обмене в расчете, что помогут найти что-то пристойное. И через несколько дней один из них принес бумажное объявление, что снял с доски в своем районе — об обмене однокомнатной квартиры в хорошем доме и двухлетних жигулей на трёхкомнатную квартиру.
Она решила показать его сыну, но он очень скептически отнёсся к её энтузиазму, едва она только заикнулась об этом.
— Мам, ну мы же договорились, что пригласим маклера. Помнишь, я тебе рассказывал, сколько подводных камней может быть?
— У тебя что, триста рублей лишние? — начала давить на него Оксана. — Зачем платить маклеру? Я сама нашла прекрасный вариант! Мне квартира, тебе двухлетние жигули. Хочешь, продавай, чтобы долг вернуть, хочешь — себе оставь. Гараж у тебя есть.
— Мам, я понятия не имею, как такие обмены проходят, — упирался Руслан. — Нужен опытный человек, который знает, как и что надо делать, чтобы нам не остаться у разбитого корыта.
— Зато я знаю, — уверенно ответила Оксана. — Надо всё делать через бюро обмена, только и всего. Там всё проверят и правильно оформят.
— Ну, не знаю мам… Надо ещё на машину посмотреть. Специалисту её показать. Может, она после аварии…
— Ну, разумеется, всё надо проверить сначала, — поспешно согласилась Оксана, поняв, что продавила свое решение. — Что там машина — вначале надо квартиру посмотреть…
Вернувшись домой, первым делом пошёл к автомату, и сразу набрал Мещерякова. Это уже вошло в привычку, звонить не из дома, хотя только сейчас, после ареста Еловенко, задумался об одном нюансе… Кто-то из соседей на Еловенко в КГБ же настучал? Настучал. Так и на меня может тоже. Многие же знают, что у меня в квартире телефон есть, а я с автомата всё время названиваю… Подозрительно… Блин, придется автомат подальше от дома использовать. Тогда всегда можно сказать, что далеко от дома был, когда вспомнил, что позвонить надо, и вот тогда и не придраться будет.
— Андрей Юрьевич, как у вас со временем? — спросил я Мещерякова. — Надо в Городню ехать. Прораб уже нервничает, апрель кончается…
— Ничего он не кончается, — ответил Юрич, — ещё почти две недели. Мне с гаражом Ганинским надо закончить. До суда это дело лучше не доводить.
— Понимаю и полностью с вами согласен, — вынужден был признать я. — Что ж нам делать?
— Ну, давай, на понедельник тогда договаривайся с прорабом. Думаю, за эти дни я всё утрясу.
— О, отлично, Андрей Юрьевич, — ответил я и мы попрощались.
Тут же перезвонил Жукову. Договорились с ним насчёт поездки в Городню и ещё он мне доложил, что на следующей неделе будет готов привезти мне цемент и арматуру на баню.
— Мог бы и в понедельник, но объект важнее, — добавил он.
— Очень хорошо, Евгений Семёнович, — обрадовался я. — Можно и во вторник, и в среду. Как вам будет удобно, я под вас подстроюсь.
— Я тебе там ещё и вязанки докину, чтоб вам не искать.
— Спасибо.
— Кстати… Я не смог вьетнамцев официально подключить к строительству. Бригада есть, но оплатить их работу через СМУ не получится.
— И сколько им надо будет заплатить за работу? — уточнил я.
— Не разговаривал ещё. Но не больше шестидесяти тысяч. Или еще меньше, если только часть работ на объекте будут делать.
— Узнайте точно, пожалуйста, Евгений Семёнович. Это же надо будет с начальством согласовывать.
— Вы им скажите, что если они решат заплатить вьетнамцам, то бригада СМУ останется без работы. Могу их тогда на личные объекты ваши кинуть. Ту же баню вам построить, например.
— Интересно девки пляшут, — усмехнулся я. — Хорошо, обязательно скажу.
И на прощание сказал прорабу, что у меня домашний телефон спаренный и попросил ничего такого не обсуждать при звонке домой от греха подальше.
Вернувшись домой, застал у нас маму и Ахмада. Они ждали меня.
— У генерала Балдина в субботу день рождения, — выдала мама, я ещё раздеться не успел. — Что будем делать? Как поздравлять?
— Можно было бы в пятницу на службу подарок завести, — задумался я, раздеваясь. — Но заранее ведь не поздравляют?
— Да какая разница! — махнул рукой Ахмад. — Главное — поздравить. Он сколько для нас сделал…
— Это факт, — согласился я, проходя на кухню. — Ну, давайте, я съезжу в пятницу после монтажа на ЗИЛе в Министерство обороны. Готовьте свой подарок. Может, ещё бабуле позвонить? Вдруг она тоже захочет ему что-то передать?
— Не вдруг, а точно захочет, — уверенно ответил Ахмад. — Я тогда в деревню завтра вечером, а ты позвони ей на работу, предупреди, — обратился он к маме.
Определившись, они пожелали нам спокойной ночи и ушли, обсуждая, стоит ли маме тоже завтра ехать в деревню. Ей хотелось бы, а Ахмад отговаривал.
— Лежи, отдыхай, — настаивал он. — Какой смысл туда-обратно со мной мотаться?
— Тебе же врач сказал, что всё нормально, — возражала ему мама. — А я хоть стариков навещу.
— Вот завтра нам опять на приём, и я спрошу про машину… — пригрозил он ей.
Закрыл за ними дверь и рассмеялся. Приятно, когда люди друг о друге заботятся.
Попытался начать писать фельетон про несунов. Но смешно у меня никак не получалось. Ну, допустим, растишь ты одна детей, понимаю, тяжело, ну принесла с работы пакет молока, батон хлеба, кусочек масла сливочного… Но украсть у маленьких детей двадцать килограммов еды за один день! Это понять невозможно. Но название все же придумал ударное: 'Сколько весит совесть?".
В четверг с утра позвонил Фирдаусу и поинтересовался, не нужен ли ему будет переводчик в магазине в ближайшее время? А то если нужен, я только сегодня могу.
— Да, как раз понадобится, — довольно быстро сообразил он. — Сможешь часам к одиннадцати к магазину подъехать?
— Хорошо, договорились, технический словарь брать? — для поддержания легенды спросил я.
— Конечно, бери.
В одиннадцать мы с ним уже выбирали в «Берёзке» генералу Балдину подарок.
— Обычной бутылки мало, — прошептал я ему. — Надо что-то хорошее и приличного размера.
Фирдаус показал на здоровенную бутылку Чивас Ригал. На три литра. И выдержка двадцатилетняя… То, что надо!
— Годится, — сказал я. Добавлю к этому бутылку отечественного пятидесятилетнего коньяка и будет то, что надо. За тот шикарный антикварный стол, что он мне подогнал, надо очень серьезный подарок в ответ дарить.
Прошлись еще вдоль прилавков. Памперсы, как же без них, да еще кое-что по мелочи, включая жевательные резинки, детей баловать. И Аришку ту же, и Родьку, и пацанов Тараса.
Мы расплатились и вышли на улицу.
— Спасибо, очень выручил, — протянул я ему сто рублей.
— Лучшее ты мне должен теперь будешь, — хитро улыбнулся зять. — Согласен взять лекциями по экономике.
— Это вымогательство! — рассмеялся я, и мы с ним попрощались, предварительно договорившись об очередной лекции в субботу так же в одиннадцать.
До лекции от общества «Знание» оставалось ещё прилично времени. Решил съездить в Пролетарский райком. Созвонился с Сатчаном, а он меня пригласил в кафе на обед с Бортко. Это даже и лучше, не придётся два раза всё объяснять.
Москва.
Вчера, получив заветное письмо из рук директрисы магазина, где работает Виктор, Лина отправилась на Лубянку. Она не знала, к кому ей обращаться, кто занимается делом её жениха, но с завидной настойчивостью и упорством всё выяснила, и добилась того, чтобы у неё приняли это письмо. За ней вышел капитан Туголуков и проводил к себе в кабинет. Она и слезу пускала, и оделась специально, как сосед научил, как строгая и скромная училка. Но он ей так ничего и не сказал конкретного. Только принял письмо с работы и всё.
В четверг с утра Лина отправилась на работу. Из рук всё валилось и дома, и на работе. Но на работе, хоть, можно было поговорить с Лидой. Та чувствовала себя виноватой, это же она настояла на знакомстве Лины с Еловенко, и теперь старалась всячески утешать подругу.
Девушки весь обеденный перерыв просидели в столовой. Лина чувствовала себя совсем потерянной и разбитой. У неё такие радужные надежды были на письмо с работы Виктора! Она считала, что ей чуть ли не сразу должны были вернуть жениха. А тут этот капитан Туголуков даже не сказал ей, повлияет ли это письмо хоть на что-нибудь. Равнодушно положил в папку, прочитав, и всё.
Лина вернулась к себе в лабораторию и ей сообщили, что ей уже несколько раз звонил какой-то мужчина. Лина подумала, что это капитан, она оставила ему вчера свой рабочий телефон. Так разволновалась, что руки затряслись. В мыслях сразу пронеслась сотня причин, по которой ей могли звонить с Лубянки. От той, что надо принести ещё какой-то документ, до того, что с Виктором случилась какая-то беда…
Пока она в ужасе пыталась представить, что могло случится с любимым, телефон опять зазвонил. Лина с трудом заставила себя снять трубку.
— Марцинкевич, слушаю, — произнесла она.
— Лин, это я. Меня отпустили, — услышала она родной голос. — Домой еду.
— Куда домой? — начала всхлипывать она.
— К тебе, куда ж ещё? — ответил Виктор.
— Еду, — ответила она и бросила трубку. — Меня сегодня нет. Буду завтра! — оповестила она коллег, быстро оделась и умчалась домой.
Ехать ей было больше часа, но она, пребывая в полном восторге из-за того, что Виктора выпустили, не заметила, как добралась до дома. Жених уже успел картошки начистить и собирался жарить.
— Как же ты меня напугал, — села Лина за стол на кухне, даже не разувшись и не раздевшись. — Как ты меня напугал!
Она начала рыдать, а немного успокоившись, рассказала ему, как никто не хотел ей помочь. Только один Павел с третьего этажа помог узнать, что все же можно сделать. И ходил с ней на работу.
— Вы ко мне на работу ходили? — удивился Виктор. — Зачем?
— Чтобы тебя на поруки взяли!
— И что, взяли? — удивился он.
— Взяли, не хотели, но Павел заставил. Пригрозил твоей заведующей, какое-то удостоверение красивое показал. А потом по-хорошему поговорил, и она согласилась.
— Ну, надо же. А я думаю, чего меня выпустили?
— Она ни в какую не хотела это письмо писать, — опять начала рыдать Лина. — Если б не Пашка!.. Ты до сих пор там сидел бы!
— Я понял, — задумчиво ответил он. — Не плачь, Лин, всё уже нормально.
— Пообещай мне, что забудешь про эти свои провокационные частушки!
— Обещаю, Лин! Обещаю. Я крепко подумал. Вел себя, как пацан, право слово…
Встретившись с коллегами, сразу доложил, что согласовал с Мещеряковым и Жуковым поездку в Городню на понедельник. Рассказал также про вьетнамцев и предложение прораба использовать бригаду СМУ, которую за наш счёт заменят вьетнамцы, на своё усмотрение.
— Надо подумать, — сразу заинтересовался Бортко. — И как мы это расценим? Тот, кому будут строить, вернёт в кассу какую-то сумму, чтобы затраты на вьетнамцев компенсировать?
— Можно и так, — согласился я. — У меня в деревне старики баню затеяли строить. Готов загрузить бригаду СМУ на какое-то время.
— Надо подумать, — повторил Бортко. — За деньги, наверное, лучше, все же. А то если бесплатно предложить, сейчас столько желающих будет!
— Само собой, — рассмеялся Сатчан.
— А что по фальшивомонетчикам решили? — напомнил я, глядя на Бортко.
— Да что решили, ничего не решили, — ответил он. — Чёрт с ними. Оставим их в покое.
— Почему?
— Ты хочешь стать фигурантом этого дела?
— Нет, конечно.
— Ну, а что тогда спрашиваешь? Начнётся расследование, так или иначе выйдут на нас всех, кто монеты покупал у Шестинского.
— А если оставить всё, как есть, — возразил я, — их рано или поздно, всё равно возьмут. Не верю я, что они никогда не попадутся, уж слишком грубо работают. Обманут вот так же, как нас, родственника какого-нибудь милиционера, и тот не упустит шанс продвинуть свою карьеру за счет этой наводки. Но это уже будет полностью вне нашего контроля. И тогда однажды для нас может случиться внезапный сюрприз… И как обычно бывает, по закону подлости, это будет совсем не вовремя…
— Вот умеешь ты убеждать, — вздохнул Бортко. — Теперь уже я с тобой согласен… Но сам решить за Захарова не могу… А знаешь-ка, что? Езжай-ка ты сам к Захарову и поговори с ним на эту тему. Он о тебе очень хорошее мнение имеет, вот и объяснишь свои соображения по этой банде.
— Ну, хорошо, — пожал я плечами.
Нам принесли заказ. Сатчан с Бортко переключились на предстоящий субботник.
— А на «Полёте» же тоже будет субботник? — спохватился я.
— Естественно, — ответил Сатчан.
— И в музее?
— А ты каждую субботу, что ли, там работаешь? — удивился он.
— Пока что да. Просят люди…
— И что ты там делаешь? — спросил Бортко.
— Репетиторством занимаюсь. Не домой же людей вести.
— Ты не перестаёшь удивлять, — с интересом посмотрел он на меня.
— Давай, я позвоню, попрошу, чтобы в музее субботник в будни провели. Направили на него членов клуба. Им только лучше будет, не надо будет в субботу выходить, — предложил Сатчан.
— Спасибо, — взглянул я на него с благодарностью.
Мы вкусно пообедали и разъехались по делам.
Мне нужно было попасть на Стекольный завод на юге Москвы. Выехал сильно заранее, думал, что придётся искать, но быстро доехал и уже собрался сорок минут ждать, сидя в машине, а потом подумал — а зачем?
Как показывает практика, мне всегда приходится задерживаться после лекций и дополнительно беседовать с людьми. Или с их начальством. Так почему бы сейчас не начать, до лекции, раз время есть.
Ионов дал мне телефон председателя месткома Куприянова, так что я нашел телефон-автомат и набрал его, извинившись, что так рано приехал. Он немедленно велел мне идти к нему.
Олег Матвеевич оказался полным человеком среднего роста, лет под пятьдесят. Улыбчивый и обаятельный. Как только меня увидел, так сразу и заявил, что я у них ещё ни разу не был.
— Согласен, не помню такого, — пожал я протянутую руку и представился.
— Ну, тогда пойдёмте. Я вам сейчас такое покажу!
И он привёл меня в горячий цех, где плавили стекло, отливали его в цветные листы, дробили на квадратики и делали мозаичные листы, которые они называли коврами. Смотрел на процесс изготовления как заворожённый. Честно сказать, и не подозревал, что в Москве есть такое эффектно выглядящее производство.
— Пойдёмте, пойдёмте, товарищ лектор, — требовательно потянул Куприянов меня за локоть. — А то не успеем всё осмотреть.
— А это ещё не всё? — ошалел я.
— Декоративные панно ещё интереснее.
У них там оказалась целая художественная мастерская. Панно были большие и маленькие. Прозрачные витражи и непрозрачные гигантские настенные изображения для каких-то учреждений. Их отливали кусками.
— Вот это да, — почувствовал я гордость за страну. — Богата земля наша талантами.
— Это всё исключительно разработки нашего коллектива, — подлил масла в огонь Олег Матвеевич.
Лекцию начал с выражения своего искреннего почтения и уважения к тому, что собравшиеся в зале люди делали. Поделился своими впечатлениями от их работ.…
Заметил, что они начали переглядываться между собой. Похоже, для многих собственная работа давно превратилась в рутину и только мои слова заставили задуматься о том, какая красота выходит из-под их рук.
Тема лекции была про советское образование. Привёл несколько цифр из методички, быстро прошёлся по основной программе, добавил сравнения как у нас, и как у них, и вернулся к данному конкретному предприятию. Предложил им в конкурсах со своей продукцией участвовать.
— У вас очень высокий художественный уровень продукции, вам надо и в международных конкурсах принимать участие, — убеждал их я.
— Ну вы и наговорите, товарищ лектор, — задорно выкрикнул женский голос откуда-то из середины зала.
— А вы попробуйте, — улыбнулся я. — Попытка — не пытка. А я про вас статью напишу, если победите. Как получите какой приз, сразу ко мне и обращайтесь, я свой телефон оставлю Олегу Матвеевичу.
Вопросов не оказалось, но галдели долго. Куприянов, поднявшись ко мне, объявил лекцию оконченной и повёл к себе в кабинет.
— А насчёт статьи, — помявшись, начал он, — что вы имели в виду?
Показал ему своё журналистское удостоверение.
— И что, правда напишите?
— Про победителей международного конкурса? Да с удовольствием напишу! — заверил я его.
— Ну, надо попробовать, — заёрзал он на стуле и попросил мой телефон.
Выходили мы с ним через проходную вдвоём. Он мне принёс стекло для кухонной двери, завёрнутое в несколько слоёв обёрточной бумаги. Уж не знаю, что там изображено, но, наверняка, что-то очень красивое. Захотелось сразу и развернуть, но решил до дома потерпеть, а то люди трудились, заворачивали… Да и не разбить бы…