Ревизор: возвращение в СССР 30

Глава 6

Москва. Квартира Томилиных.

Услышав звонок, прокурор Томилин подошёл к телефону. Звонил сват.

— Ну, был я у детей, — устало вздохнув, начал он. — Я уж им и так, и так объяснял, но не умею я по-хорошему уговаривать… Я только приказывать могу. Чувствую, сейчас сорвусь, а Женька твоя упёрлась и глаза на мокром месте, того гляди разревётся… Ушёл я от греха подальше… Ну, не могу я с бабами воевать.

— Ну, так и я так же, — тихо сказал в трубку Томилин.

— Надеюсь, они, как увидят, через что надо пройти ради усыновления, сами от этой затеи откажутся. Я им сразу сегодня сказал, что никто им, студентам-очникам, ребёнка не даст усыновить. Но, на всякий случай, держите там с Маринкой руку на пульсе и, если они, всё-таки, упрутся и всерьёз займутся усыновлением, надо проследить, чтобы им отказали.

— Я тебя понял, — оживился прокурор и они попрощались.

— Кто звонил? — спросила Томилина жена, когда он вернулся в комнату к телевизору.

— Лёва у детей был…

— И что?

— Да ничего. Что ты, собственную дочь не знаешь? Лёва предлагает с детьми не ссориться и не спорить, а договориться в РОНО, чтобы им отказали.

— О! Правильно! — чуть не захлопала в ладоши жена. — Как мы сами не додумались? Конечно!

— Но для этого надо, чтобы мы были в курсе всех их планов.

— Я поняла, — с готовностью ответила она, заметно повеселев. — Уж если генерал милиции и районный прокурор не смогут надавить на РОНО, то грош цена вашим постам! А уж я с дочкой помирюсь и буду знать всё!

— Только ж, ты смотри, не переиграй! Сразу на усыновление не соглашайся. Дочь у нас не дура и дважды два сложить в состоянии. И если она догадается, что мы вмешались… Она нам это не простит, Марин. Понимаешь? У нее очень сложный характер. Мы потеряем её навсегда.

— Ну, значит, сделаем всё так, что она не догадается, — улыбнулась ему жена.

Москва. Дом Ивлевых.

С удовольствием навернул ухи от Анны Аркадьевны. Она мне положила солидный кусок трески. Загит ей всё подсказывал, чтобы она то хлеба мне подала, то пирога.

— Небось, на бутербродах без жены-то не сидишь? — улыбаясь, наблюдал он за мной. Ну да, все вкусно, аппетит у меня был хорошим.

— Не. Мама меня подкармливает. Каждый вечер на плите какие-то кастрюльки нахожу.

— Хорошо, когда мама рядом, — рассмеялась Анна Аркадьевна.

Поблагодарил их за хлеб, за соль, как говориться и спустился к себе, пытаясь собраться с мыслями и составить план на завтра. Надо же с нашим прорабом переговорить насчёт арматуры и цемента. Узнать у Ильдара, когда рейд в детский сад и переговорить с Сатчаном насчёт комбинатов школьного питания.

Пока я листал свой ежедневник на следующую неделю, раздался звонок. Звонила жена. Да с ходу кричать начала:

— Паша! Паша! Я не сама! Случайно вышло! Скажи всем! Паша!

— Что случилось-то? — перепугался я. — Что вышло?

А тут еще какие-то помехи на линии… Чудом услышал, что она кричит в трубку, был бы старым, как раньше, так черта с два бы разобрал:

— Что меня завтра будут в программе «Время» показывать! Крупным планом! Я не просила, честно! Так вышло!

Фух! От сердца отлегло! Ну жена, ну мастер формулировок! Так и до инфаркта довести можно…

— Правда, что ли? — удивился я. — Как ты туда попала-то?

Связь резко улучшилась, и я уже без проблем разобрал:

— Мы на конкурсе одно из мест выиграли! Манекенщицу с аппендицитом увезли прямо с конкурса. Мне пришлось её заменить.

— А-аа… Ну, понятно, — начал я хоть что-то понимать. — И какое место вы выиграли?

— Первое место! Да-аа! Представляешь? Ты бы видел меня сейчас! Знаешь, я какая красивая!!!

— Дорогая, я всегда знал, что ты у меня самая красивая! — улыбнулся я. — А какая ты красивая сейчас, получается, скоро по телевизору смогу лично посмотреть.

— А ты к детям ездил? — спросила она уже гораздо спокойнее.

— Конечно. Они там как маленькие короли со свитой живут. Ни в чем себе не отказывают. Чувствую, бабушки с дедушками их так разбалуют за эту неделю, что нам с тобой придётся потом приводить их в чувство долго и упорно…

— Да ладно тебе. Пусть они их немного побалуют, — радостно ответила жена и свернула разговор. Едва успел спросить, не меняла ли она билеты? Мне же её встречать ещё во вторник.

Программа «Время», значит, — почесал я затылок, улыбаясь. — Жена уже на пятки наступает!

Мне было бы, конечно, до звезды, покажут меня или нет по телевизору, а для жены это событие. Надо всем сказать, тем более, она попросила.

Зашёл к Алдониным, сообщил. Затем к Алироевым, договорился, что мама бабушке на работу завтра позвонит и Петру Жарикову. От них опять на шестой этаж побежал. Насмотрелся уже на потрясённые лица домочадцев и не смог сохранить спокойное выражение лица, когда Загит дверь открыл.

— Ну ты светишься, прямо, как ёлка на Новый год, — развёл он руками. — Рассказывай, что у нас хорошего?

— Галию завтра будут в программе «Время» показывать! — радостно сказал я.

— Да ну?

— Звонила только что. Манекенщицу прямо с конкурса с аппендицитом увезли, ей пришлось её заменить и она выиграла! Ну, в смысле, её парикмахер.

— Вот чудеса! — всплеснула руками Анна Аркадьевна. — А она ещё сомневалась, ехать или не ехать…

— А она сомневалась? — заинтересовался я.

— Конечно! Дети же маленькие. Мы её с твоей мамой ещё и уговаривали. Пусть едет, пока отпускают. А то потом неизвестно ещё, как жизнь повернётся. Я со своими одна была, так никуда и шагу ступить без них не могла. Знаешь, каково это?..

— Ну, ладно, пойду остальным скажу, — улыбнулся я.

Забежал к Данченко, но их дома не было. Пришлось ещё раз к ним подняться, записку оставить. Зашёл к художникам и к Гончаровым. Позвонил Эль Хажжам, просил Марату сообщить, если он появится. Отцу позвонил, Сатчанам, Маше Шадриной, просил Вите Макарову передать.

Сидел, вспоминал, не забыл ли я ещё кого…

Брагины! Оделся и отправился к ним. Костян с Женькой были дома, занимались учёбой. Настроение у обоих было так себе, даже сбавил обороты, когда делился с ними своими позитивными новостями.

— Ну, к тебе придём смотреть, — без особого энтузиазма сказал он. — Телевизора-то у нас нет.

— Приходите, конечно, — кивнул я. — А у вас как дела?

— Да-аа, — с досадой махнул Костян рукой. — С утра отец приезжал, Женьку до слёз довёл…

— Здрасте, приехали, — удивился я. — А как так вышло?

— Да из-за усыновления всё, — объяснил он. — Ни в какую не согласны, ни её родители, ни мой отец. Я уже думаю, зря мы с ними, вообще, советоваться начали… Надо было перед фактом всех поставить и всё.

Само собой, — подумал я. — Мне бы и в голову не пришло, с кем-то, в ком я не уверен, что немедленно поддержит, о таком советоваться. Ещё не хватало, чтоб кто-то решал, как мне жить и что мне делать…

Женька всхлипнула.

— Единственные люди, с которыми вы должны советоваться — это вы сами, — ответил я. — Больше ни с кем. С остальными — просто информировать. Ставить перед фактом. Ну, если не совсем какую-нибудь дичь собрались творить. А усыновление ребенка — это очень благородный поступок. Не скажу, что легкий и каждому по плечу, но общество с уважением относится к такому шагу. И ваши настоящие друзья, даже не сомневайтесь, вас во всем поддержат, и будут только больше уважать. Потому как у большинства кишка тонка так поступить.

— Спасибо! И мы всё равно её удочерим, — сквозь слёзы заявила Женя. — Она там одна, такая маленькая!

— Да не одна она там, не рви себе душу, — строго сказал Костя. — С ней воспитатели, другие дети…

— Всё равно-оо! — начала реветь в голос Женька, и я решил больше их не будоражить.

— Ну, что ты будешь делать? — с досадой шлёпнул Костян себя по бёдрам и пошёл меня провожать.

— Собирай документы, дружище, — шепнул я ему. — Тут без вариантов.

Шел к себе и думал. Пожалуй, если в Косте я еще сомневаюсь, что ему такое по плечу, то Женька точно этого ребенка, если получится его взять, не бросит. Ее фанатизм, конечно, может приобретать невероятные формы, что есть, то есть, но мамочка из нее получится первостатейная. Ребенок будет за ней, как за каменной стеной. Что свой, что приемный. Тяжело с ней, конечно, но одно верно — такие люди не предают своих… Вот в этом Костяну повезло с ней. Сам если не будет глупостей делать, не будет у него ни измены со стороны жены, ни требований развода, если карьера вдруг не заладится. Она будет с ним до самой смерти жить и во дворце, и в хижине, если придется. Сошлют в Сибирь, поедет и туда за ним. За одно это многие мужики готовы своим женам простить что угодно.

В понедельник с самого утра поехал на Лубянку. Румянцев встретил меня с благостной улыбкой, и, проводив к себе в кабинет, сел за стол, сложив руки перед собой, как школьник.

— Ну, нормально всё с твоим менестрелем, — доверительно сообщил он. — Готовы его отпустить, но с условием.

— Каким? — напрягся я.

— Чтобы он больше в наше поле зрения никогда не попадал.

— Сделаю всё, что смогу, — искренне приложил я руку к груди. — Но будем честны — не верю я, что вы за ним следить совсем перестанете. Раз уж к вам на карандаш один раз попал… Так что, если начнет вдруг чудить, — просьба меня предупредить, чтобы я мог вовремя вмешаться.

Румянцев усмехнулся. Развел руками, словно не желает спорить, и сказал:

— Значит, так. Нужно ходатайство с работы с хорошей характеристикой. А ещё лучше, если его там на поруки возьмут.

— Да он грузчиком в магазине работает, два через два. Они не захотят, наверное…

— Не важно. Надави на них, мол, чем занимался ваш профком? Куда смотрел ваш партком? И не торопись…

— В смысле?

— Не надо его слишком быстро забирать. Пусть посидит, подумает, хоть дней пять… Сговорчивее будет. Тебе же легче его будет убедить потом завязать со своими саркастическими куплетами.

— И то верно, — кивнул я. — А можно его в одиночке держать? Чтоб он лишнего у вас тут не набрался, идей каких-нибудь дурацких от другого такого же арестанта… В стрессовой ситуации критичность мышления снижается. Наслушается новых аксиом в духе «Радио Америки», а мне потом выбивай их из его воспаленного мозга…

— «Голоса Америки» — поправил меня майор.

— Слушал бы, знал бы точное название, — с сарказмом посмотрел я на него.

Намек он понял, и мы оба рассмеялись…

— Одиночка, говоришь? Да что ты думаешь, тут полные подвалы таких рифмоплетов сидят? — усмехнулся майор. — Он и так один в камере.

— Спасибо, Олег Петрович, — от всей души поблагодарил я.

Пусть думает, что я тут целую операцию по освобождению этого менестреля провел, — думал майор, провожая Ивлева на выход. — И совсем ему необязательно знать, что его и так отпустили бы со дня на день. При одном маленьком условии — если бы сексотом стал. А он стал бы, никуда бы не делся. Потому и сунули сразу в камеру, чтоб он на всё согласный был. А нафига нам еще один сексот, у нас их и так миллионы? Кропал бы потом свои унылые записки, что они на кухне под водку обсуждали, и что тот или иной его друг неправильные анекдоты на работе рассказывал… Столько всякой ерунды, что от настоящей работы отвлекает.

Но теперь его сексотом делать нельзя. Пашка ему сумеет под шкуру влезть, и точно расколет. Хорошо у него с психологией, с ним прямо хочется тайнами делиться. Ивлев, узнав, точно обидится на КГБ… Что это тогда за услуга, если ему своего же выдали? Нет, выгоднее его как взяли, таким и вернуть. Пусть сам с ним возиться.

Святославль.

— Но почему, Всеволод Сергеевич? — расстроенно спросил Иван Николаев начальника городской милиции Рыкова.

— Это серьёзное обвинение и не какого-нибудь постового! И с чем я должен его выдвигать? Николаев! Ну, разве показания бывшего зэка против руководства колонии заслуживают доверия? Тем более, ты сам говоришь, что Ширшиков не скажет ничего под протокол. Да даже если и скажет! Как ты себе это представляешь? Приеду я в область и скажу — вы знаете, похоже у нас руководство шестой колонии организовало эти кражи. А у меня спросят, а какие у вас есть основания обвинять в таком уважаемых людей? А у меня и оснований-то никаких нет!

— Так и не надо, Всеволод Сергеевич! — убеждал начальника Иван. — Мы сами проверим и, если найдём нычку Водолаза с похищенным на этих кражах, то нам никаких оснований больше и не надо будет.

— Николаев. Во-первых, как ты собираешься искать? И во-вторых, где? Может, тебе на весь город постановление на обыск выписать?

— Это другой вопрос, тут надо подумать… У себя дома он, конечно, не станет прятать награбленное, — сразу задумался Иван.

— Николаев, не дури мне голову. Перетрясти полгорода, потому что какому-то зэку показалось, что он сидельца видел? Тебе заняться больше нечем? Иди работай.

Москва.

Мещеряков заранее подготовил уютный промозглый подвал, в котором можно будет переговорить с мастером поддельных золотых монет, когда ему его доставят, без лишних ушей. Заканчивались вторые сутки, которые он дал антикварам на его поиски, а от них ни слуху, ни духу.

Он уже стал прикидывать, что делать дальше и как на это всё реагировать, как раздался звонок телефона. Это был антиквар Крахин.

— Андрей Юрьевич, добрый день. Шестинского нашли. Куда вам его доставить?

Мещеряков продиктовал адрес.

— Через пару часов он будет у вас, — заверил Крахин. — В дороге ещё люди.

— Ну, хорошо, — ответил Мещеряков, взглянув на часы. — Жду с нетерпением.

Попрощавшись с антикваром, Мещеряков тут же набрал одному из своих людей Галкину.

— Руслан, возьми Чару с Паней и бегом на тот адрес, что подготавливали, — распорядился он. — Часа через два Шестинского обещали туда этапировать. Сними замок, размести клиента. Дождитесь с ним меня, если я не успею раньше.

— Хорошо, Андрей Юрьевич.

Попрощавшись с Румянцевым, подумал, что больно уж он какой-то сегодня себе на уме. Словно совершил со мной очень выгодную ему сделку. Уж не выйдет ли Еловенко отсюда сексотом? Признаться он в этом, конечно, не признается… Но если неожиданно спросить об этом в лоб, то может и спалиться, тело не обманешь… Да, надо обязательно будет проверить.

Ладно, что будет, то будет. Взялся за гуж, не говори, что не дюж.

Вернувшись домой, попытался дозвониться Межуеву. С первого раза не получилось. Его помощница, в этот раз, была ко мне гораздо благосклонней, всё-таки, импортный шоколад и проявленное внимание творят чудеса. Она подсказала мне перезвонить минут через тридцать пять и со второй попытки переключила меня на него.

— Слушаю, Павел? — услышал я хорошо знакомый уже голос.

— Здравствуйте, Владимир Лазоревич. Я только доложить, что принят кандидатом в члены КПСС. И поблагодарить за оказанное вами доверие!

— Очень хорошо. Поздравляю.

— Спасибо вам ещё раз, Владимир Лазоревич. Я вас не подведу.

— Не сомневаюсь в этом, — ответил он, и мы попрощались.

Москва. Старая площадь.

Положив трубку, Межуев удовлетворённо покачал головой.

Н-да, правильно я сделал, что Ивлева в партию рекомендовал. Всё-таки, он отличается от современной молодёжи в лучшую сторону. Душой за людей горит, пришёл ко мне с этим Мясоперерабатывающим заводом в этом, как его… Славянофильске, что ли? Сам давно уже уехал оттуда, а людей не забывает, переживает. Вот побольше бы таких молодых и на пенсию уходить не страшно было бы. А то нынешняя молодёжь исключительно карьерой озабочена, спят и видят, как стариков потеснить на властных позициях. А сами ни на что хорошее и не способны. Мельчает народ…

А Ивлев человек, хоть и уверенный в себе, но очень скромный. Вон как шустро выступает на радио, статьи с каким глубоким смыслом пишет, а фельетоны какие! И злободневные, и смешные, но при этом не желчные. В таком возрасте уже столького достиг, но не зазнаётся, корни свои помнит, людей уважает. Надо бы как-то его поощрить дополнительно, чтобы такой настрой и дальше не терял. А то среди всех этих карьеристов вокруг молодые таланты часто начинают им подражать. Нельзя допустить, чтобы Ивлева затянуло в это болото…

Москва.

Через час примерно после звонка Крахина Мещеряков выдвинулся на место. Дом был под снос, выселен, свидетелей никаких не будет. Дверь в подвал уже была открыта, но мошенника еще не доставили. Отметил удовлетворенно, что новички заметно осанились, возмужали. Тренировки не прошли даром и обучение премудростям профессии сильно прибавило им уверенности в себе. И одеты они стали гораздо приличнее. Денег на зарплату он не жалел и его люди это ценили.

— Здравствуйте, Андрей Юрьевич, — подошёл первым Галкин, а за ним и молодые, как их звали между собой старожилы команды. — Мы готовы. Что нам надо будет делать?

— Ничего, просто стойте, смотрите и учитесь, — ответил Мещеряков.

Люди Крахина подъехали на синих жигулях и довольно бесцеремонно вывели Шестинского.

Двое крепких мужчин отконворировали Шестинского во двор, и толчком в спину направили его к ним.

— Благодарю вас, — сказал им Мещеряков и они молча удалились.

Бочаров с Панковым подхватили мошенника под руки и повели в подвал вслед за Мещеряковым, идущим с фонариком впереди. Втолкнули внутрь, заперли за ними дверь и перекрыли выход из подвала. Галкин включил второй фонарик, направив его в лицо Шестинского.

— Присаживайтесь, гражданин Шестинский, — показал Мещеряков фонариком бледному и испуганному мошеннику на стул напротив себя и достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо тетрадный лист. — Итак, пятого апреля продано двоим покупателям пять золотых монет тысяча семьсот семьдесят седьмого года номиналом два рубля. Шестого апреля продано две золотых монеты тысяча семьсот семьдесят седьмого года номиналом два рубля. Восьмого апреля — одна золотая монета тысяча семьсот двадцать седьмого года номиналом два рубля. Восемь монет по шестьсот семьдесят пять рублей, итого пять тысяч четыреста рублей. Их надо вернуть. Плюс ещё столько же штраф, чтоб неповадно было…

— Я готов, — тут же ответил Шестинский, — может не сразу…

— Это ещё не всё! — перебил его Мещеряков. — Мне нужны все расклады по изготовлению этих фальшивок. Кто, где, когда, как? Поимённо и со всеми подробностями.

— Но я не могу… Вы не понимаете…

Мещеряков тяжело вздохнул и, резко вскочив, перевернул стол на Шестинского, опрокинув и его, и стул, на котором тот сидел. Оказавшись под столом, который Мещеряков придавил всем своим весом, мошенник, вытаращив глаза, закричал:

— Не надо, не надо! Я всё скажу!

Москва.

Альникин прекрасно понимал, что напрямую просить о встрече вне служебных стен следователя по делу об отравлении в типографии Ламакова было бесполезно. Они не были лично знакомы, что сильно затрудняло общение. Альникину пришлось серьёзно исхитриться, чтобы найти общего знакомого, который бы согласился порекомендовать его следователю.

Встретившись в тихом парке, в районе, где жил следователь, подальше от случайных глаз, они довольно долго приглядывались к друг другу, говорили на отвлечённые темы, не решаясь сразу говорить в открытую.

— Мне бы, Юрий Матвеевич, понять, чем можно помочь пожилому заслуженному человеку, директору типографии, — в конце концов решился закинуть удочку адвокат. — Мы же с вами прекрасно понимаем, что вся его вина в том, что он взял на работу пьющих людей. Но где взять непьющих?

— Да уж… Не могу с вами не согласиться, Александр Дмитриевич. Столько вокруг маргинальных личностей… Страшно стало машину во дворе оставлять…

— О, ну так вам нужен гараж, — ухватился за его слова Альникин. — Чтобы не волноваться за сохранность машины.

— Кто бы спорил. Просто, хотелось бы рядом с домом…

— Как я вас понимаю. Без гаража иметь машину очень проблематично. Те же запчасти приходится дома хранить… Может, вы поищите подходящий кооператив?

— Да что его искать? «Искра-1» или «Искра-2», тут неподалёку.

— О, замечательно, — улыбнулся адвокат. — Уверен, что там ваша машина будет в полной безопасности!

Следователь хмыкнул и улыбнулся.

— Я ознакомился с материалами дела, — ответил он, — там не хватает справки из поликлиники о состоянии здоровья погибшего.

— Спасибо, что сказали, Юрий Матвеевич. Добрые дела без награды не остаются…

Они пошли к выходу из парка, очень довольные друг другом.

Нормальный, вроде, мужик, — подумал Альникин, прощаясь со следователем. — Сработаемся.

Дочитали главу — порадуйте авторов, поставьте книге лайк, если еще не сделали этого раньше! Вам несложно, а нам — приятно!!! https://author.today/work/401186