Москва. Квартира Ивлевых.
Отдал Загиту ключи от их квартиры, закрыл за ним дверь, и решительно направился к жене в ванную. Лина подождет… А то я, конечно, всем нужен, но в кои-то веки мы с женой одни в квартире… Ну и надо отпраздновать, что тещу не надо будет навещать с передачами в психушке. Галия радостно пискнула, поняв, зачем я к ней ворвался.
Только через полчаса собрался и пошёл за Линой.
— Послушай, ну как ты вырядилась? Ты же не на танцы собралась, — откровенно сказал я ей. — Давай переодевайся.
— Во что? — удивлённо посмотрела она на меня.
— Так, чтоб на училку была похожа. Строго и скромно, поняла? — по её взгляду понял, что не очень поняла. — Показывай, что у тебя из одежды есть.
Выбрал прямую чёрную юбку и голубую рубашку. Подобрал к нему шарф шёлковый синий в белый горох.
— Вот, переодевайся. Я у подъезда тебя жду.
Она вышла только минут через пятнадцать, хорошо, что не стал у неё дожидаться. А тут весна, да и я время от времени посмеивался, вспоминая последний прикол от тещи. Вот так бы всегда, а не помадой мои рубашки пачкать…
— Чего ты так долго-то? — спросил я Лину скорее для порядка. Так-то не удивился бы, если бы и дольше пришлось постоять. Женщины есть женщины…
— Так надо же было погладиться.
— Ну понятно… Где Виктор работает?
Оказалось, что работает он в магазине около станции метро «Колхозная», а там пешком минут десять. Через полчаса мы уже стояли с Линой в кабинете заведующей. По тому, как она нас встретила, даже присесть не предложила, сразу понял, что человеческого разговора не получится и достал удостоверение Верховного Совета.
— Мы по поводу Еловенко Виктора Ивановича, — представился я, поздоровавшись. — Это его невеста.
— Я не знаю, где он. Две смены уже прогулял. — тут же сменила тон с надменного на предупредительный заведующая, узрев корочки.
— Он не прогулял, он задержан, — объяснил я. — Ничего страшного он не совершил и скоро вернётся к работе, только нужно, чтобы родной трудовой коллектив символически взял его на поруки. Это чистая формальность.
— И за что он задержан? Не за пьянку же? — с подозрением посмотрела на нас заведующая.
— Не буду лукавить, задержан он за саркастические куплеты собственного сочинения, — ответил я.
— Я так и знала! — поднялась заведующая и отвернулась к окну, засунув руки в карманы белого расстёгнутого халата. — Я же ему говорила, что допоётся. И кем он задержан?
— Комитетом, — не стал врать я.
— И вы всерьёз хотите, чтобы мы взяли его на поруки после этого? — поражённо уставилась она на меня, как будто я ей сесть в тюрьму за него предложил.
Лина начала хлюпать носом и достала платок. Хорошо, пусть поплачет для антуража.
— Позвольте, а почему нет? — включил я форсаж. — Вы его руководитель, сами только что сказали, что о его пагубном увлечении прекрасно знали. Какие меры вы приняли? Какую работу проводил с ним ваш коллектив? Вы можете показать мне протоколы заседаний, где вы пытались вернуть его на путь истинный? Нет? Так что же это получается? Оступился человек, а вы тут же в кусты, вместо того, чтобы его поддержать и помочь встать на путь истинный. Не наше дело? Нет, уважаемая, ваше. Или следующего руководителя этого магазина, если от вас помощи вашему сотруднику не добиться.
Услышав это, заведующая стала снова посматривать на меня настороженно.
— Пожа-аалуйста, — рыдая, взмолилась Лина.
— И потом, вы же сами сказали, человек он непьющий, ответственный, — продолжил я. — Почему вы не хотите ему дать шанс?
Она опять отвернулась к окну и через несколько мгновений повернулась к нам, глядя больше на Лину, чем на меня.
— Ну, ладно. Напишем мы эту бумагу, — сказала она так, как будто я уговорил её все, честным трудом накопленные тыщи, поставить на зеро в подпольном казино.
— Спасибо вам! Спасибо! — кинулась к ней Лина. — Я с него не слезу. Он только рот откроет со своими куплетами, сразу по губам получит!
— Ну-ну, — немного отойдя от неприятных размышлений, рассмеялась заведующая, видимо, представив себе эту картину.
Договорились, что за письмом о том, что Еловенко трудовой коллектив берёт на поруки, Лина заедет сама, а потом отправится с ним в КГБ. Она всячески намекала на то, чтобы я туда с ней поехал, но я жестко отыгрывал свою роль. Напирая на то, что в КГБ ни разу не был, и не планирую. Неужели ей мало того, что я и так навел справки и придумал, как ее мужчину из тюрьмы выцарапать?
Ну да, не хватало мне еще с Линой в КГБ идти. Там на проходной со мной охранники поздороваются, которые меня уже как родного знают, и сольется вся моя конспирация. Даже Лина поймет, что я там завсегдатай.
Ну и если даже ничего такого не произойдет, у нее же язык как помело. Разойдется потом по подъездам нашего дома информация, что я с ней в КГБ ездил хахаля ее выручать. Пройдет какое-то время, и все забудут подробности, помнить только будут, что Ивлев и КГБ как-то связаны… Нет уж, спасибо!
Выйдя из магазина, мы пошли с Линой к метро. Она сразу повеселела, всю дорогу благодарила меня.
— Ты на работу не забыла позвонить, что опоздаешь? — спросил я, чтобы сменить тему.
— А! Забыла! — воскликнула она.
— Поспеши тогда, — кивнул я ей в сторону метро, а сам остался на улице, соображая, что мне делать дальше.
Надо бы заехать на кожгалантерейку и швейку за списками и отвезти их Сатчану, пока мы не опоздали.
Москва. Союз советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами.
Валерия Николаевна Белоусова была вне себя. Весь коллектив только и говорил о том, как их выскочка затмила всех на конкурсе в Воронеже. С самого утра, в какой бы кабинет она не заходила, её сразу спрашивали, смотрела ли она вчера программу «Время»?
— А нашу Ивлеву видели? — спрашивала коллега из соседнего кабинета. — Какая, а? Мне даже муж не поверил, что это наша сотрудница, представляете?
— А ваша-то молодая как выделилась! — говорили ей в другом кабинете. — Ну, просто, принцесса!
— С такими причёской и макияжем любая была бы принцессой, — не выдержала, в конце концов, Валерия Николаевна, очень пожалев, что не поехала сама в этот раз.
Тут ещё и Морозова начала этой выскочкой восхищаться, но с начальницей не поспоришь, пришлось сидеть, слушать и кивать одобрительно.
Забрав списки очередников, позвонил Сатчану и сказал, что скоро приеду.
— О! Давай, давай. Тут Мещеряков звонил, тоже сейчас подъедет. Я тебе звонил, а у тебя дома никого нет, — ответил он недоумённо.
— Верну сегодня детей с няней из деревни и опять кто-то будет всё время дома. Галия сегодня приехала из командировки… Наверное, все же решила на работу пораньше пойти.
— Привет ей!
— Обязательно.
В райкоме сразу передал Сатчану списки желающих на «Народный дом» и мы пошли в кабинет Бортко. Мещеряков был уже там и Ригалёв.
— Ну, вот, Андрей Юрьевич, все в сборе, — констатировал Бортко. — Можете начинать.
— Товарищи, я приношу свои извинения за произошедшее. Моя недоработка. Больше не повторится. Шестинский вернул деньги за свои подделки. И сверх того ещё столько же, в наказание. Вот, — выложил он на стол пачку сотенных и ещё россыпью сколько-то соток. — Поддельные монеты можно оставить себе, — положил он передо мной мою монету, так и завёрнутую в салфетку.
— Ну, Андрей Юрьевич, всё хорошо, что хорошо кончается, — ответил довольный Ригалёв, потянувшись к деньгам.
— Впредь будем умнее, — добавил Сатчан.
— Товарищи, тут ещё один момент, — задумчиво произнёс Мещеряков, наблюдая, как мы делим деньги. — Как выяснилось, фальшивомонетчики, которых мы накрыли, работают с оригинальными музейными матрицами. Ну, это так и есть, товарищи. Поэтому эти фальшивки такого высокого качества. Как вы смотрите на то, чтобы взять этот процесс под контроль?
Москва. Гагаринский райком КПСС.
Когда Регина появилась в его кабинете во второй половине дня, Володин уже как следует успел накрутить себя.
— Герман Владленович, можно? — с довольной улыбкой вошла она к нему в кабинет в приятном предвкушении и закрыла за собой дверь.
Володину очень захотелось вышвырнуть её вон, он еле сдержался.
— Ты зачем пришла? — спросил он.
— За деньгами, — перестала улыбаться Регина.
— А ты их заработала? — встал Володин из-за стола и уставился прямо ей в глаза, опершись о стол двумя руками.
Регина почувствовала, как ноги стали ватными. Она и сама прекрасно понимала, что в «Комсомольском прожекторе» дел совсем нет в последнее время и, вроде как, она не отрабатывает свои сто рублей в месяц. Она собиралась сегодня рассказать Володину, что Гусев организовал группу по работе с письмами на радио и в газету, там интересные наводки бывают. И она пробует сейчас в эту группу попасть.
Ей стало не по себе под злым взглядом Володина, но тут она тоже разозлилась, вспомнив, что говорил пьяный Самедов. Они тут такими деньгами ворочают, десятками тысяч! И пожалели ей сто рублей⁈ И смотрит еще этот деятель на неё с таким презрением…
— Знаете что, Герман Владленович! — подошла она к нему ближе. — При том, что вы с одного только завода строительных материалов от пятнадцати до двадцати тысяч в месяц имеете, я уже не говорю про колбасный завод и трикотажную фабрику… И мне сто рублей пожалели? Да? А не хотите мне пятьсот рублей начать платить за молчание?
Володин опешил. Такого отпора он совсем не ожидал. И то, что она знает гораздо больше, чем он мог себе представить, тоже не ожидал. Просчитался, получается.
Мысли заметались в голове бешеным калейдоскопом. А потом и еще одна неприятная всплыла…
Про трикотажку ей Самедов ничего не мог сказать, — дошло до него. — Эту фабрику приняли, когда он уже был не у дел. Это уже, скорее, Головин прокололся. Блин! Вот же идиот! Его поставили, чтобы приглядывал за ней, а он распустил язык в постели, как и Самедов… Недооценил я эту стерву.
— Перебьёшься без пятисот рублей, — достал он из кошелька две полсотенных купюры.
— Напрасно вы на меня так набросились! — обиженно заявила она и рассказала про группу по работе с письмами.
Москва. Пролетарский райком.
— Там только и нужно, что немного золота, а прибыль сумасшедшая!.. Ну вы сами всё знаете. Что я вам рассказываю? — продолжил Мещеряков. — Если что, Шестинский мне все расклады сдал.
Я молчать не стал. А то мало ли, еще купятся на это крайне сомнительное предложение:
— Товарищи, это откровенный криминал и уголовщина. Я категорически против. Одно дело, когда мы предприятия развиваем, дополнительную продукцию дефицитную производим, людям на наших предприятиях условия труда и жизни улучшаем. И совсем другое вот это…
— Согласен, — поддержал меня Сатчан.
— И потом, — продолжил я, — вот побыли мы сами в роли обманутых покупателей… Ну и как, понравилось? Хотите того же для других?
— Ну, в общем, да… Криминал низкопробный, — как-то неуверенно, но все же согласился Бортко.
— Так что? Так всё на тормозах и спустим? — с недоумением смотрел на нас Мещеряков. — Пусть дальше штампуют свои фальшивки?
— Если вы все не против, то я бы нашёл, как дать ход этому делу, — попросил я, подумав про Васю. — Есть знакомый майор в МВД, которому надо карьеру делать. Раскрытие такого дела ему бы ее хорошо так подстегнуло…
— Я поговорю с Захаровым, — пообещал мне Бортко.
Мещеряков кивнул согласно. Никакого внутреннего сопротивления я в нём не заметил на то, что мы отказались вписываться в этот откровенно криминальный бизнес. Лишь бы он его втихаря под себя не подмял. Не хотелось бы, чтобы Юрич залетел под фанфары вместе со всей этой шайкой-лейкой, когда я Васю на них натравлю. А в том, что мне эту информацию по фальшивомонетчикам отдадут, я почти не сомневался. Не станет Захаров пачкаться во всем этом.
— Тут ещё по Ганину вопрос, — проговорил Мещеряков. — Адвокат этот Альникин договорился со следаком отмазать Ганина от срока. Но тот просит гараж.
— За гараж в Москве можно не от срока отмазать, а от обвинения вообще, — недовольно заметил Бортко.
— Это если покупать по объявлению, — возразил ему Ригалёв. — А мы, как никак, можем выйти на председателя кооператива…
— Да. Можно его подмазать и по цене строительства в кооператив влезть, — подтвердил я. — Смотря какой гараж, конечно, но при удаче тысячи в две с половиной можно уложиться.
— То есть, вы не против? — уточнил Мещеряков. — Мне адвокат назвал два кооператива, которые следака устроят. Могу начать переговоры.
— Начинай, Юрич, — кивнул Михаил Жанович. — Можно подумать, у нас выбор есть.
— Да и всё равно потом с Ганина эти деньги стрясём, — пожал плечами Ригалёв.
— Действительно. Действуй, Юрич, — согласился с ним Бортко.
На этом наше спонтанное для меня совещание закончилось. Мы вышли из кабинета. Во внутреннем кармане пиджака неожиданно оказалась тысяча триста с лишним рублей и заметно топорщилась. Решил ехать домой, не до стрельб сегодня.
— Слушай, забыл тебе вчера сказать, — остановил меня Сатчан. — Говорил с тестем в выходные по твоему вопросу насчёт МПС и бюджета министерств.
— И что? — заинтересовался я.
— Он сказал, что этот вопрос очень старый, очень сложный, никто не хочет им заниматься. Все друг на друга перекидывают уже много лет.
— Так. И?
— Знаешь, как он сказал? Не лез бы ты в это дело.
— Так и сказал? — удивился я. — Ничего себе…
Москва.
Мария неожиданно вызвала Диану на встречу.
И чего она хочет? — недоумевала она, собираясь. — За границу я не собираюсь в ближайшее время. В институте каждый день сижу. Надо учиться… А то, как Попка-дурак, ни одной беседы поддержать не могу. Ну, разве что кроме взлома замков, тут я теперь и сама могу практические занятия вести.
Встретившись у метро, девушки обнялись, как и подобает подругам и направились в сторону парка. От Дианы не укрылось, что Мария была в хорошем настроении.
— Как только узнала, сразу тебе позвонила, — сказала она, как только в непосредственной близости не оказалось людей. — Хочу тебя поздравить! Тебя наградили почётной грамотой КГБ за информацию по Авиано.
— Да? И где она? — удивилась Диана.
— В сейфе у меня. Пусть лучше там и остается. Ты же не хочешь, чтобы твой муж наткнулся в твоих вещах на Почётную грамоту за подписью председателя КГБ Андропова?
— Самого Андропова? — округлила глаза Диана. — Вот это да… А можно мне на неё хоть одним глазком посмотреть?
— Посмотреть можно, — рассмеялась Мария. — Принесу в следующий раз.
— А что это за почётная грамота? Что она значит? — полюбопытствовала Диана.
— О, это большая награда. Я сколько лет уже служу, у меня такой нет, — многозначительно посмотрела она на свою подопечную. — И ещё. Руководство приняло решение усилить твою языковую подготовку.
— Как это? У меня и так курсы арабского и французского.
— Этого мало. Тебя будут ещё в индивидуальном порядке обучать английскому и итальянскому.
— Как? Когда? — откровенно растерялась Диана.
— Да не волнуйся ты так. Я уже всё устроила. Будешь числиться в канцелярии на полставки у себя в Горном, а вместо работы будешь учиться в отдельном кабинете с преподавателями. Никто ничего не заподозрит. И муж твой тоже. Но только преподаватели не знают, что на нас работают, не проболтайся.
— Это после учёбы надо будет оставаться?
— Зачем? Вместо. Будешь приезжать к восьми и заниматься до трех.
— Целый день⁈
— Ну а как ты хочешь? Нам надо успеть тебя поднатаскать. Вдруг твой тесть опять вызовет вас неожиданно в Рим или ещё куда?
— Это сколько же часов я буду заниматься? С восьми до трех… семь часов? — Диана с недоумением посмотрела на куратора.
— И час перерыв. Обычный учебный день.
— Угу, обычный учебный день… А платить будете за полставки! — недовольно насупилась Диана, представив, как она после шести часов итальянского и английского ещё поедет на курсы арабского или французского.
А с другой стороны… Она же так и так хотела больше языков выучить. Может, надо не расстраиваться, а радоваться, что так все получается…