В той ее жизни Пашка Хиппа был забавным. Он носил длинные волосы до плеч, такую косматую, неухоженную шевелюру, за что и получил свое прозвище.
Во времена их молодости было модно «хипповать», небрежно одеваться, разрисовывать лицо фломастерами.
Хиппа изо всех сил следовал моде, выдерживая яростные нападки учителей, мечтающих видеть его аккуратно подстриженным и чисто отмытым.
Нос у него был курносым и широким, брови белобрысыми, их совсем не было видно, а нескладные руки свисали длинными плетями вдоль такого же нескладно-длинного туловища.
Он держался с вызывающей независимостью, устраивал на уроках целые представления, доводя учителей до слез, за ним табунами бегали восьмиклашки, а он небрежно бросал им:
— Брысь, малявки! Расступись — Хиппа идет.
Только в одном случае Пашка терялся, краснел и не знал, что сказать, — когда видел Инну.
Он был безумно влюблен в нее, но не пользовался взаимностью, и об этом знала вся школа.
Иннины мысли были поглощены Юрой, и ухаживания несчастного Хиппы она воспринимала как досадную помеху, однако было немного приятно, что этот лохматый бунтарь становится в ее присутствии смирнее кролика.
На выпускном вечере она смилостивилась, и ошалевший от счастья Хиппа протанцевал с ней все танцы, отгоняя других претендующих на Иннино внимание кавалеров.
Он пытался звонить ей, дежурил у подъезда, смотрел преданными, собачьими глазами, но больше ему никак не удавалось с ней встретиться.
Инна невежливо бурчала в трубку, что занята, а вечерами ее провожал до подъезда Юра. Пашка понимал, что в подъезде они целуются, но не мог заставить себя покинуть наблюдательный пост в детской беседке. Только время, которое Юра проводил в подъезде, тянулось мучительно долго. Бедный Пашка даже жалел, что они кончили школу. Он готов был вытерпеть самый нудный урок, лишь бы иметь возможность сорок пять минут наблюдать впереди и наискосок Иннин точеный профиль и пшеничную прядь волос, свесившуюся на щеку…
Почему Инна вспомнила сейчас о нем? Да, просто вышла из дома после очередной стычки Нади с Алешкой и посмотрела на беседку, в которой когда-то постоянно маячила нескладная косматая фигура…
Интересно, где сейчас Хиппа?
Она смутно чувствовала необходимость показать сыну, что ее могут интересовать только мужчины более старшего, чем он, возраста.
Ее американского мужа Алешка, похоже, вообще не воспринимал всерьез. Он не знал и не видел его — так, нечто эфемерное…
Да и не только в Алешке дело. Ей самой надо было отвлечься от засасывающего круговорота странных мыслей и непонятных желаний…
Пожалуй, ей нужно найти мужчину… Не просто бугая на ночь, а такого, чтобы Алеша воочию увидел связывающую их крепкую, ниточку, понял, что каждому свое… что они из разных поколений, разных миров… да, в конце концов, что она его мать и у нее своя, отдельная жизнь.
Насколько сильно она желала раньше привязать его к себе, настолько неистово хотела теперь оттолкнуть, осадить, охладить пугающе опасный огонь, загорающийся порой в его глазах.
Как странно, что все происходящее в детстве так прочно врезается в память… Инна всего два раза перепутала цифры номера Пашиного телефона.
— Пашу можно?
— Вы ошиблись… Таких нет…
И вдруг хрипловатый баритон:
— Это я…
— А это я, — чуть усмехнулась Инна. — Узнал?
— Инка? — Растерянность и робость, словно не прошло двадцать долгих лет. — Ты что, из Америки?
— Из Москвы, сына женить приехала…
Она говорила небрежно и немного покровительственно, ведь Хиппа сразу же занял подчиненную позицию.
— И как там у вас? Как живешь? Замужем?
— Конечно. А ты?
— Да… — признался он, словно нехотя. — Дочке уже пятнадцать.
— Маловата для моего, а то бы породнились… — пошутила Инна.
— Ты… сильно изменилась?
— Не знаю… Сам посмотри.
— Ну да! — быстро и суетливо зачастил Паша. — Надо бы повидаться! Ты когда свободна?
— Сейчас подумаю… — Она выдержала паузу. — Столько хлопот с этой свадьбой… Может, только сегодня вечером…
— Прекрасно! Давай встретимся! Где?
— Я дома, — усмехнулась она. — Адрес помнишь?
— Конечно!
Паша явился точно в срок с цветами, шампанским, конфетами.
Инна открыла дверь и даже обомлела от неожиданности.
Вместо хипповатой шевелюры две обширные залысины, когда-то тощая фигура заплыла жирком, животик отчетливо нависал над ремнем. Кажется, он даже ростом меньше стал, какой-то приземистый. А курносый нос еще более раздался в ширину.
— Инка! — восхищенно воскликнул он, окидывая ее взглядом. — Ну ты даешь! Все такая же!
Она обняла его по-дружески, подставила для поцелуя щеку.
— А ты… посолиднел…
Она быстро поставила на журнальный столик легкую закуску.
Да, ничего не изменилось. Старая любовь не ржавеет. Паша просто пожирал ее глазами, пока она доставала бокалы, показывала ему блокнот с фотографиями Тэда и их ранчо, усаживала дорогого гостя так, чтобы они оказались как можно ближе…
Когда придет Алешка, Хиппа уже освоится немножко, и их беседа станет волнующе интимной, насыщенной воспоминаниями. А Пашин влюбленный взгляд и так достаточно красноречив — его только слепой не заметит… Как здорово все-таки, что ее образ так ярко впечатался в Пашино сердце. Небывалая удача.
Они пили шампанское, Инна рассказывала об Америке, расспрашивала Пашу о семье, о бывших одноклассниках. Они вспоминали детство, перебивая друг друга, и Инна удивлялась, сколько мелких деталей сохранила Пашина память. Что она ответила классной, как она была одета на Светкином дне рождения, какую прическу носила…
Только Юру они не вспоминали, не сговариваясь, как самое болезненное… Ведь от этого вечера ожидалось только приятное.
Инна нервно поглядывала на часы, не забывая обворожительно улыбаться. Где же сын?
Она вдруг поймала себя на мысли, что злится на его задержку… Конечно, торчит у своей Нади и совсем забыл, что дома мать ждет, волнуется.
Когда наконец раздался звонок в дверь, Инна вспорхнула с места, с деланным испугом глянула на Пашу, словно в Алешкино отсутствие они занимались чем-то предосудительным.
— Ой! Совсем заболтались! Сын пришел…
Алешка удивленно глянул на ее неестественно сияющее лицо, заметил, что она отводит взгляд.
— А у нас гости…
Она подтолкнула Лешу в спину.
— Кто? — удивился он.
— Иди, иди в комнату, познакомься… Пашенька, — мурлыкнула она ласковой кошечкой, присев на подлокотник его кресла. — Оцени мое произведение… — И хихикнула: — Представляешь, у нас мог быть такой же…
Алешка замер в дверях, исподлобья глядя на развалившегося в кресле мужчину.
— Лешенька, это Паша, мой школьный ухажер…
Он еще не видел мать такой развязной. А ухажер сияет, как самовар, и не может оторвать от нее влюбленных глаз.
— С какого класса ты меня любишь? — щебетала Инна. — С девятого?
— С восьмого… — кашлянул он.
— Чувствуешь, сын, какой стаж?! Серебряную свадьбу можно справлять…
Леша молча рассматривал гостя.
Мать обняла гостя за плечи и любовно взъерошила ему остатки шевелюры.
— Знаешь, как он был неотразим! Все девчонки за ним бегали. Вот такущие патлы… Хиппарь! Помнишь, Пашенька, у тебя джинсы были все в заплатках? А классная еще заставляла всех скинуться тебе на новые штаны… — Инна нежно прижалась к нему, погладила по щеке. — Он у нас был как лорд Байрон. Бунтарь с нежной душой. Верность мне хранил… Да, Пашенька?
— Насколько я понимаю, у вас вечер воспоминаний? — мрачно спросил Леша.
— Не совсем, — улыбнулась Инна. — Мы еще не такие старые, чтобы жить только воспоминаниями.
В секунду Алеша зафиксировал несколько разрозненных деталей и соединил в одну картину. Деда нет дома, сидит на лавочке со стариками, на диване валяется смятый плед, у матери на губах размазана помада, а Паша под его тяжелым взглядом медленно заливается краской…
Паше действительно было не по себе — этот парень, сверлящий его глазами, ее сын, был точной копией того, давнишнего, торчавшего вечерами в ее подъезде, ходившего с ней по улице в обнимку. Словно снова возник из далекого прошлого счастливый соперник.
И он шагнул к нему, парень, заморочивший голову его Инке… Нет, не он, его взрослый сын.
Паша невольно напрягся, осторожно высвободился из Инниных объятий.
— Повеселился, дядя, а теперь дуй отсюда! — вдруг сказал Алексей. — Ты сам встанешь или тебе помочь?
Леша недвусмысленно поиграл крепкими бицепсами.
Инна вскочила и встала между ними. Что за бес в него вселился?!
— Алексей! Ты с ума сошел? Это мой гость! Это друг моего детства, дорогой мне человек… Как ты смеешь!
Паша тоже встал.
— Алексей… — Он старался сохранить достоинство. — Я не понимаю…
Ему хотелось врезать по носу этому мальчишке. С каким удовольствием он бы расквасил это лицо двадцать лет назад…
— Сейчас поймешь! Хиппарь облезлый! Это мой дом, и чтоб я тебя в нем больше не видел!
— Алеша! Прекрати! — крикнула Инна срывающимся, визгливым голосом.
— Ничего, Инка, я уйду…
Она вцепилась в Пашу:
— Останься!
Он, не глядя на нее, молча разжал ее пальцы и двинулся к двери.
— Быстрее шевелись, — насмешливо подгонял его Алешка. — Или брюхо мешает?
Он теснил Пашу к выходу, приступая к нему почти вплотную и не отрывая от его смятенного лица гневно горящих глаз.
— Извини, Паша… — только успела сказать Инна, прежде чем Леша с треском захлопнул дверь за ее гостем.
— Хиппарь… — презрительно бросил он. — Слабак!
Инна за плечи повернула сына к себе и влепила ему звонкую, безжалостную пощечину.
У Алексея синий огонек метнулся в глазах.
Они мучительно долго смотрели друг на друга, пока наконец этот бешеный огонек не погас, Алексей опустил голову и пробормотал виновато:
— Я больше не буду…
Инна упала в кресло и истерически расхохоталась.
«Злой… Гадкий… Глупый… Маленький… Защитник… Он же ревнует… просто ревнует…» — Инна с остервенением собирала со стола посуду. Вот так же точно дулся на нее Юра, когда ему казалось, что она слишком долго смотрела на какого-нибудь молодого человека. Он считал, что Инна должна смотреть только на него, уделять внимание только ему… Совсем как Алешка…
— Ты поступил по-хамски, — как можно тверже сказала Инна.
Он упрямо дернул плечом.
Ей вдруг захотелось обнять его, почувствовать под рубашкой крепкое, поджарое тело, помириться так, как мирилась с Юрой, шаловливо целуя в шею и накручивая на палец колечки волос…
— А нечего… — пробурчал он.
— Что? Что нечего?
— Нечего водить сюда хахалей, — процедил он, не поворачиваясь.
— А вот это не твое дело.
— Мое! — запальчиво воскликнул он.
Инна швырнула поднос на стол и вышла в прихожую. Хватит! Это уже переходит все границы. Это просто какая-то патология. Она немедленно привезет сюда его Надю. Пусть будет все время под боком, на глазах. Он будет заниматься своей невестой, и другие глупости сами собой улетучатся из головы.
— Ты куда? — насторожился Алешка, когда она щелкнула замком, и не выдержал, выглянул из кухни.
— Скоро узнаешь.
Инна помнила адрес Надиного общежития, они с Алешкой провожали ее после очередных покупок.
Она поймала такси, велела ждать у проходной и решительно направилась к окошку вахтерши.
— Сорри… Кэн ю хелп ми? Плиз… — Она протянула свой заграничный паспорт. — Екатьеринитшева Надья… Как есть найти? Видеть нау, иммидеатли, сейтшас…
Надменное выражение сурового лица вахтерши сменилось подобострастной улыбкой.
— Третий этаж, — заговорила она громко и пронзительно, как с глухой, словно так иностранка поняла бы лучше, и растопырила три пальца. — Триста пятая… — и продемонстрировала Инне пятерню.
Инна быстро кивнула и торопливо пошла по коридору.
Из кухни тянуло запахом жареной картошки, несколько студенток курили в коридоре, взъерошенный парень в тренировочных штанах нес мимо горячий чайник… И все поневоле провожали взглядом незнакомую роскошную даму с бронзовым загаром, словно сошедшую с заграничной картинки…
Инна нашла триста пятую и требовательно постучала.
Надя открыла дверь и отступила на шаг, удивленно ойкнув:
— Вы?.. Что-то случилось?
В глазах мелькнули беспокойство и настороженность.
Еще три девчонки, сдвинув на край стола тетрадки, раскладывали по тарелкам картошку и колбасу. Они тоже вытаращились на впорхнувшую в комнату леди.
— Добрый вечер, — обворожительно улыбнулась Инна и тут же приняла солидный, величественный вид. — Вы имеете ужин? Сорри, я помешала. Я есть Надеждина свекровь.
— Будущая… — пролепетала Надя.
— Неважно, — царственно кивнула ей Инна. — Собирайся, квикли. Такси ждет.
— Куда?
— Ты переезжаешь к нам, — как само собой разумеющееся, заявила Инна. — Все вещи собирай. У тебя есть чемодан?
Надя удивленно смотрела на нее, не шевелясь, словно в столбняке.
— А зачем? Я думала… после свадьбы…
— Какая разница! — усмехнулась Инна. — Вы ведь все равно имеете лав. Так зачем мучиться? Это нонсенс. Предрассудки.
— А… почему не пришел Алеша? — робко задала вопрос Надя, вытягивая из стенного шкафа чемодан и сумку.
— Я за него, — отрезала Инна и повернулась к остолбеневшим Надиным соседкам. — У нас в Штатах принято, что мать вводит в дом невесту сына. Это есть уважение, дань традициям. Это твоя полка?
Она подошла и принялась снимать с полки стопки книг и тетрадей, запихивая их в сумку.
Надя лихорадочно заметалась по комнате, хватая то одно, то другое. Глуповатая счастливая улыбка появилась на серьезном личике. А бледные щеки покрыл горделивый румянец.
Инна заметила: Наде безумно приятно, что девчонки видят, какая у нее роскошная, молодая, современная свекруха… И какая заботливая… И какая иностранная…
Носик у нее вспотел, очки поползли вниз, и Надя, запихивая в чемодан одежду, то и дело поправляла их пальцем.
«Лягушонок… — вдруг неприязненно подумала Инна. — Что он в ней нашел? — И тут же осадила себя: — Серьезная, умная девочка, разве лучше, чтоб им вертела молодая стерва?»
Предполагаемой стерве она, пожалуй, в первую же встречу выцарапала бы глаза.
— Ты готова, Надюша? — спросила она как можно ласковее. — Попрощайся.
— Пока, девчонки! — Надя вдруг всхлипнула, обняв подружек.
— Вы поможете нам снести вещи вниз? — коварно спросила Инна.
— Конечно!
Все общежитие, неизвестно кем оповещенное, высыпало в коридор посмотреть, как девчонки из триста пятой тащат чемоданы и баулы, а позади величественно шествует обалденная дама, Надькина американская свекровь, забирающая бедного птенчика в свое роскошное гнездо…
В такси Надя вдруг робко спросила:
— Почему же Алеша мне ничего сегодня не сказал? Я бы заранее собралась…
— Это сюрприз, — сверкнула белозубой улыбкой Инна.
Да… для Алеши это оказалось настоящим сюрпризом.
Инна открыла дверь своим ключом, и они с Надей втягивали в прихожую вещи, когда он выглянул из своей комнаты на шум с предназначенной для Инны обиженной миной на лице и увидел рядом с ней свою невесту.
— Лека… — Надя сразу же бросилась к нему, — как здорово! Твоя мама меня в пять минут забрала… Почему же ты молчал, вредина?! Знаешь, я просто обалдела!
Она хихикнула глуповато, и Инна заметила, как Алешка вдруг невольно отстранился от нее.
— Это что за фокусы? — Он смотрел на мать.
Господи, он говорит с ней, как старший с неразумной девчонкой!
Инна выпрямилась, приняла строгий вид и твердо сказала:
— Твоя будущая жена будет жить у нас. Она должна привыкнуть. А я должна убедиться, что у вас все будет хорошо. Это мой материнский долг.
Алешка фыркнул, как бешеный кот, и ляпнул:
— Ты хочешь убедиться, удобно ли нам спать?
— Лека… — смутилась Надя, залившись краской.
— Возьми Надины вещи, — сказала Инна. — Освободи в шкафу место. И веди себя как мужчина. Не буду вам мешать…
Она шагнула к своей комнате. Оглянулась выжидающе…
Алеша рывком втянул чемодан в «супружескую спальню», метнул на мать какой-то растерянный взгляд и дернул свою Надю за руку:
— Иди сюда!
Похоже, что Надин переезд его совсем не обрадовал.
«Ничего, — подумала Инна, услышав, как клацнула на двери защелка. — Сейчас они лягут под одно одеяло, обнимутся и решат все недоразумения. Все влюбленные ссорятся одинаково и мирятся простым и веками проверенным способом…»
Но почему-то ей было неприятно, что ее сын сейчас рядом с ней, в соседней комнате, будет обнимать этого невзрачного лягушонка…. Неужели эта бледная отличница имеет над ним великую, женскую власть? Неужели он теряет голову и забывает все на свете, держа ее в объятиях?
«О чем это я? — одернула она себя. — Ревнивая мать или ревнивая… Нет, мать! Я — мать!!!»