Россия и Запад

Межъязыковые каламбуры

В моем петербургско-тартуском филологическом окружении в письмах и разговорах довольно часто использовались шуточные «переводы» с одного языка на другой. Так, видный немецкий славист Герхард Цигенгайст (во времена ГДР он занимал крупные научно-административные посты) в нашем быту прочно именовался «Козлиный дух» (а иногда и «Цыганский дух»). Первое — это буквальный перевод с немецкого Ziegengeist, а второе — легкий каламбур: цыган по звучанию (der Ziegener) близок к козе (die Ziege). Следует учесть, что некоторая каламбурность содержится внутри самой немецкой фамилии Цигенгайст: Geist это дух в философском, возвышенном значении, а материальный запах, что куда естественнее прилагать к козе, по-немецки — der Geruch.

Возможны смешанные межъязыковые каламбуры, особенно действенные благодаря частичному «переводу». Была известна дружеская шутка Н. Я. Берковского, назвавшего выдающегося питерского филолога и искусствоведа А. А. Гозенпуда за его энциклопедические познания и отменную работоспособность — «пуд штанов» (штаны по-немецки — die Hosen).

Редки, но тем более эффектны каламбуры, придуманные целиком на материале «чужого» языка. Ю. М. Лотман в письме к Б. А. Успенскому от 26 августа 1980 года ворчит на адресата, что безуспешно звонил ему, и излагает неудачу французскими фразами, грубо записанными кириллицей: «Жё сонь — персонь, жё ресонь — реперсонь» (латиницей было бы: «Je sonne — personne, je resonne — repersonne», т. е. «Я звоню — никого, снова звоню — опять никого»), Реперсонь (repersonne) — слово, придуманное самим автором письма[288].

Такие каламбуры очень характерны для Ю. М. Лотмана; см. в другом письме к Б. А. Успенскому (от 8 ноября 1974 года) сообщение, что в английском University of Keele прошла интересная Neoformalist conference, т. е. конференция о нео-формализме, и там был informal talk, т. е. неформальные разговоры[289].

Серьезная и сложная тема — перевод каламбуров на другой язык. Ясно, переводчик должен быть блистательным знатоком обоих языков. Чрезвычайно интересный пример такого рода — каламбуры Н. С. Лескова. Казалось бы, знаменитую повесть о Левше («Левша. Сказ о тульском косом левше и о стальной блохе», 1881), наполненную изумительными каламбурами, невозможно перевести ни на какой язык (разве что на близкие украинский и белорусский). Но нашелся отличный переводчик на английский язык — известный специалист по творчеству Лескова, американский профессор Вильям Эджертон, издавший немало произведений русского писателя. Для данной статьи я пользовался сборником «Satirical Stories of Nikolai Leskov. Translated and Edited by William Edgerton» (New York: Pegasus, 1969). «Левшу» переводчик назвал «The Steel Flea», т. е. «Стальная блоха» (см. с. 25–53 этой книги), а текст сказа предварил небольшим предисловием, где прежде всего подчеркнута трудность перевода лесковских каламбуров. Любопытно, что в англо-американском стилеведении употребляется не французский термин каламбур, а собственный — малапропизм, произведенный от имени миссис Малапроп (Malaprop), героини пьесы Ричарда Шеридана (1751–1816) «Соперники» («The Rivals», 1775); впрочем, фамилия героини сочинена из французских слов таl à propos (т. е. плохо подходяще — как бы ироническое обозначение каламбура).

В. Эджертон нашел аналогичные лесковским английские каламбуры (малапропизмы) в подавляющем большинстве случаев.

Часто встречающиеся в «Левше» «мыльно-пильные заводы» преобразованы в «soupy-rope factories», т. е. в «мыльно-канатные заводы»: и по национальной характерности производства, и по рифмующемуся сходству слов каламбуры очень адекватны. Еще более остроумен перевод частого «буреметра», т. е. барометра — «whether-meter»; по звучанию, подобно сходству «буреметра» и барометра, это выражение очень похоже на weather-meter (т. е. погодный измеритель), но все-таки whether не погода, а союз ли: возникает комическая бессмыслица.

В качестве виртуозных выдумок переводчика приведу начало 2-й главы «Левши»: «…В самом главном зале разные огромадные бюстры, и посередине под Балдахином стоит Аболон полведерский». «Огромадные» переведено как «tremendulous»: это слово слито из tremendous — громадный, tremulous — дрожащий, pendulous — подвешенный. «Бюстры», по Эджертону, следует понимать скорее как бюсты, чем как люстры, так как в переводе стоит слово «estuaries» (буквально — устье реки, впадающей в море), каламбурно переделывающее statuaries. Но, с другой стороны, явные намеки на дрожание и подвешенность ведут нас от бюста к люстре, что и сплавлено у Лескова. «Балдахин» представлен как сочиненное слово «canoply» (canopy — навес из ткани плюс panoply — доспехи). Аполлона (т. е. лесковского Аболона) Эджертон не стал переделывать, он просто Apollo, а Бельведерский-полведерский замечательно представлен сходным по звучанию Velvet Ear — т. е. смешным по смыслу Бархатным ухом.

Переводчик оказался мастером на нелепо-смешные прозвища: Бонапарт (Наполеон) у него в главе 2 звучит как Bony Part (т. е. Костлявая часть), граф Нессельроде в главе 14 (у Лескова — Кисельвроде) — Nestlebroad (это словосочетание можно перевести как гнездящееся широко). Наполеона Бонапарта у Лескова нет вообще, в «Левше» описательно говорится о том, как русские «дванадесять язык прогнали», здесь Эджертон хорошо придумал персональное уточнение.

Вообще, некоторые вольности перевода очень удачны. В 15-й главе Лесков сообщает, что англичане, рассмотрев подкованную блоху, послали «в публицейские ведомости описание, чтобы завтра же на всеобщее известие клеветой вышел». Эджертон блистательно варьирует: «…Sent a description right off to a calumnist on the Daily Telegraft, so that he could tell everybody about it the very next day». Переводчик справедливо заменил «Публицейские ведомости» знакомым англичанам и американцам названием газеты «Daily Telegraph», но какой великолепный каламбур он внес во второе слово: вместо знакомого окончания поставил — graft — взяточничество! А самый блестящий каламбур (может быть, самый блестящий во всем переводе «Левши», тем более что он не имеет аналогии в русском языке: «клеветой» лишь слабый собрат этого каламбурного слова) это — «calumnist», где соединены два корня: column — газетная колонка и calumny — клевета. Columnist — человек, пишущий определенные по жанру колонки в газете или ответственный за них, а придуманное calumnist связывает этого газетчика с calumniator’ом — клеветником.

В. Эджертон не стал придумывать смешные аналогии к египетским пирамидам (у Лескова они «керамиды»), а выбрал сходное понятие египетские обелиски и скаламбурил последнее слово как «hobble lists» (т. е. стреноженные, хромые списки). И тут же кадриль (у Лескова «кавриль») Эджертон перевел каламбурно более точно и более смешно: cod drill — тресковое сверло!

Удачна стихотворная находка Эджертона в переводе поговорки Лескова «Небо тучится, брюхо пучится» (глава 16): «Dark skies, bellies rise» («Небеса темные, животы разбухают»),

А «Твердиземное» (море) в той же главе Эджертон перевел не сходно, но выразительно: вместо «Mediterrannean» — «Militerrannean».

Достойна похвалы выдумка переводчика (тоже глава 16), как назвать лесковского «полшкипера» (шкипер — капитан торгового судна, а «полшкипер» — его первый помощник). Вместо рангового слова в звании (первый помощник — first mate) Эджертон использует сходно звучащее слово thirst (жаждущий), памятуя, что «полшкипер» описывается как изрядный выпивоха.

Единичные каламбурные переводы Эджертона менее удачны. Неудачен по всему тексту рассыпанный перевод остроумного лесковского каламбура «мелкоскоп» вместо микроскопа: «nitroscop». «Долбица умножения» (глава 16) переведена как «stultification table». «Stultification» неплохо замещает буквальную multiplication, но главное — то, что каламбурится у Лескова: ученикам приходится «долбить» трудную таблицу, — здесь совсем исчезает.

Поразительна ориентация В. Эджертона в церковном словаре (не забудем, что он — один из руководителей квакерского движения в Америке). У Лескова имеется неясная и для русского человека запутанная фраза (глава 15): «…У нас есть и Боготворные иконы и гроботочивые главы и мощи» (конечно, лучше бы сказать чудотворные иконы и мирроточивые головы и мощи) — здесь он слегка насмехается над «чудесами». Но переводчик использовал именно понятие, обозначающее мирру — кризм (Crism), каламбурно преобразовав его в призму. «…We’ve got God-wondering icons and prism-working relics».

И в другой раз Эджертон, хорошо знакомый с описываемым Лесковым сюжетом, проявил некоторую добавочную самостоятельность. В 15-й главе Левше, находящемуся в Англии, преподносят «горячий студинг в огне». В переводе это звучит «hot glum pudding in flames». Лескову хотелось показать яркий контраст как бы застывшей массы пудинга с охватившим ее пламенем (пудинг поливали ромом и поджигали), поэтому писатель придумал великолепный каламбур «студинг». Эджертон пожелал сохранить пудинг без изменения, а для каламбура ввел отсутствующее у Лескова слово glum (грустный), явно заместивший здесь слово plum (сливовый).

Несколько каламбуров Лескова Эджертон не стал переводить каламбурно же, ограничился буквальным переводом первозданного смысла: преламут (перламутр), часы с трепетиром (с репетиром, особым звуковым устройством), буфта (бухта), парей (пари), рысь (рис).

Эти слова еще ждут своих каламбурных интерпретаторов. Отмечу колоритный пример. Сын моего покойного товарища В. Р. Шагинян, ныне почтенный профессор-физик, недавно предложил английский каламбур на «рысь-рис». У Лескова фраза в 18-й главе звучит: «курицу с рысью съел» (ведь рис в тогдашней России еще не был широко распространен и именовался сарацинским пшеном). Эджертон не стал изобретать свой каламбур и просто перевел: «ate… chicken and rice». А В. P. Шагинян предложил chicken and lice (т. е. курицу со вшами), имея в виду не только созвучие, но и внешнее сходство рисинок и вшей.

Надеюсь, что замечательные каламбуры В. Эджертона найдут продолжателей.

Выражаю глубокую благодарность родственной мне семье Миллер, Татьяне и Джеймсу, за англоязычные консультации.