Пётр слабо застонал. Вера, его жена, всплеснула руками и склонилась над ним.
— Петя… Петечка… Ты как?
Он открыл глаза, немного приподнялся на локтях, однако его взгляд оставался мутным.
— Жора, стреляй в него! Стреляй! — прохрипел друг и снова обессиленно упал на подушку.
— Жора — это вы? — догадалась она.
— Да.
— Даже сейчас он вас вспоминает, — растерянно произнесла Вера.
— Ничего удивительного, — поспешил успокоить я. — Он всё ещё там, на чердаке, где его ранили.
— И вы были с ним, когда это произошло?
— Я не успел его защитить, тот гад меня опередил.
— Я всегда боялась, что его рано или поздно ранят, или — не приведи Господь — убьют! — прошептала Вера.
— Это наша работа…
— Да, это ваша дурацкая работа! — внезапно взорвалась она. — Вам платят гроши за то, что вы рискуете жизнью и ковыряетесь во всяком дерьме! Скажите, неужели оно того стоит?
Мне был неприятен этот разговор, тем более у изголовья кровати раненого товарища.
— Давайте сменим тему, — попросил я.
— Такое чувство, будто вас сделали из одного теста. Мой Петя тоже так говорил! — всхлипнула Вера. — И посмотрите, чем всё это закончилось?! Разве я была не права, когда отговаривала его уйти из угрозыска, когда предлагала ему взять всю торговлю на себя… Если бы он послушался меня, ничего этого бы не произошло.
Вера опомнилась.
— Простите, вы здесь не виноваты. Я накинулась на вас из-за нервов.
— Понимаю. Вы ведь его любите, да?
— Люблю! — тряхнула пышными волосами она.
— Тогда, если любите — не заставляйте его меняться. Ваш Пётр — настоящий мужчина. Надо любить его таким, как есть.
Дверь в палату распахнулась, впуская Варвару, пишбарышню уголовного розыска. В руках у неё была сетка, заполненная доверху какими-то свёртками.
Увидев нас, девушка замерла.
— Ой… Я, кажется, не вовремя. Вы меня простите, пожалуйста… Мне только передачку для товарища Михайлова оставить и всё.
Она положила сетку на тумбочку и, извиняясь, стала пятиться к выходу.
Когда дверь за Варей захлопнулась, Вера вопросительно посмотрела на меня.
— Это… Это его… — голос женщины предательски задрожал.
— Это наша коллега по работе. Наверное, её прислал сюда товарищ Художников, — как можно спокойно сказал я. — Извините, я ненадолго вас оставлю.
— Да-да, ничего страшного.
Варя стояла в коридоре возле окна, по её щекам катились слёзы.
Она не видела меня, но почувствовала, когда я оказался позади неё.
— Товарищ Быстров, это ведь его жена, да?
Сегодня воистину был вечер расспросов. Пете не позавидуешь, мало того, что его ранили, так он ещё и оказался в эпицентре конфликта двух женских интересов. На месте Петра я бы как можно дольше не выписывался из больнички.
— Да, — не стал отрицать очевидное я.
Собеседница развернулась.
— Вы знаете, мне действительно пора! Товарищ Художников просил перепечатать несколько важных документов.
Варя вихрем сорвалась с места, я хотел окликнуть её, чтобы попрощаться, но тут снова сработало пресловутое шестое чувство опера. После серии нападений на сотрудников угро, мы подозревали, что информацию бандитам из «Белой маски» сливал кто-то из своих.
Пишбарышня Варя несмотря на свою кукольную внешность — вполне подходящая кандидатура. Само собой, никакой уверенности у меня в том не было, как, собственно, и улик.
Главарь «масок» — Корень и его подручные ничего уже не скажут, они прекрасно понимали, что им грозит и дрались до смертного конца. Обыск малины тоже не принёс результатов.
В общем, личность информатора осталась неустановленной, а это грозило нам кучей неприятностей в будущем. Тот, кто предал один раз, предаст во второй.
Варя — натура эмоциональная, к тому же сейчас она была в таком состоянии, что почти не отдавала отчёт своим поступкам. Очень удобная мишень для примитивной провокации, которая вряд ли сработает в другой ситуации.
И как бы ни было неудобно перед девушкой, я всё же решился. Если что, потом как-нибудь заглажу свою вину.
— Постой, Варя!
— Товарищ Быстров? — Она обернулась и посмотрела на меня с недоумением. — Что-то случилось?
— Случилось, Варя. Дело в том, что я сюда приехал прямиком с малины бандитов, которые штурмовали угро и ранили Леву.
— Я знаю, — слабо улыбнулась она. — Говорят, был настоящий бой, все бандиты погибли.
— Так и было. Пришлось пострелять.
— Вы — настоящий герой!
— Все наши — герои. И вот поэтому мне сейчас обидно до слёз: почему ты предала нас, Варя?
— Я?! — глаза девушки взволнованно округлились, лицо покраснело.
— Да, ты!
— Ничего не понимаю! Товарищ Быстров — вы сошли с ума?!
— Если бы… Во время обыска я нашёл несколько напечатанных на машинке листов с нашими именами и адресами. Я — тот ещё эксперт, конечно, но моих знаний хватило, чтобы узнать шрифт твоей печатной машинки. У неё так характерно западает буква «т». Зачем ты передавала секретную информацию бандитам?
— Ничего я не передавала! Я только… — она осеклась и испуганно посмотрела на меня.
— Что — только? Договаривай!
На душе стало мерзко и муторно. Я уже сам был не рад, что у меня получилось вывести Варю на чистую воду.
— Я действительно делилась информацией, только не с бандитами! — с чувством собственной правоты ответила она.
— На кого ты работала?
— Я не работала, а помогала одному очень хорошему человеку. Когда-то он много сделал для меня, наступил мой черёд.
— Варя, твою в душу мать! — не выдержал я. — Кто это был?
— Товарищ Навойтов.
— Кто-кто?
— Товарищ Навойтов, — с улыбкой повторила она.
Я вспомнил, что про него рассказывал Петя Михайлов: до революции Навойтов занимался грабежами и налётами, а потом вдруг всплыл в качестве заместителя начальника Донского уголовного розыска.
— Но ведь его же арестовали…
— Несправедливо арестовали! — запальчиво выкрикнула девушка. — В ОГПУ Станислава Войцеховича обвинили в преступлениях, которые он никогда не совершал, никто не слушал его оправдания, и тогда ему пришлось бежать.
— А сейчас он, значит, пытается оправдать своё честное имя, — стал догадываться я, каким макаром бывший уголовник запудрил Варваре мозги.
— Да, товарищ Навойтов ищет доказательства своей невиновности, а ему помогаю.
— Ох, Варя-Варя! Был бы я твоим отцом, не взирая на твой возраст, выдрал бы тебя ремешком как следует, — печально вздохнул я. — Ты такую кашу заварила, что я теперь даже не знаю, как её расхлёбывать.
Мне было искренне жаль эту дурочку, а дров она наломала знатных.
— Сдадите меня — да? — догадалась она о мыслях, бродивших у меня в голове.
— Это было бы самым простым и правильным решением.
— Так чего ждёте, арестовывайте меня! — она вытянула руки.
— Да иди ты!
— Тогда что мне делать — самой во всём признаваться? Хорошо, я ничего не боюсь. Могу прямиком отсюда поехать в ОГПУ и дать чистосердечное признание. Но скажите, положа руку на сердце, в чём я виновата — в том, что помогала честному человеку?
— А с чего ты решила, что Навойтов — честный человек?
— Это он устроил меня в уголовный розыск. Я видела, как он работает, как сутками сидит в засаде, как ловит бандитов.
— Так он ведь и сам бандит! — заметил я. — Ворон ворону…
— Я знаю: глаз не выклюет. Только сразу после революции он порвал со своим прошлым.
— Тогда за что его арестовали?
— Станислава Войцеховича обвинили, что он якобы застрелил секретного агента ЧК.
— А он, значит, никого не убивал?
— Не убивал. Его подставили.
История была достаточно складной, чтобы убедить молоденькую неопытную Варю, но мне показалась притянутой за уши. Конечно, конторе могло не понравиться, что её агента убили, вот только секретный сотрудник на то и секретный, чтобы никто догадался, на лбу у него слово «чекист» не написано, а в перестрелке особо разбираться некогда. В общем, темнит Станислав Войцехович.
— Разберёмся.
— Разберитесь, пожалуйста, товарищ Быстров! — умоляюще произнесла Варя. — Кстати, он вами очень интересовался.
— Ого… Это с какой такой стати? — удивился я.
— Сказал, что вы — человек со стороны, вам будет легче отнестись к нему без предубеждения.
— Да уж. А что, в городе у него других союзников, кроме тебя, не нашлось? — задал резонный вопрос я.
— Теперь будут. Станислав Войцехович недавно нашёл новые доказательства. Он сказал, что пойдёт с ними к товарищу Художникову, — торжествующе сказала Варя.
— А когда именно?
— Сегодня вечером. Наверное, он уже у него.
— Твою мать! Так, Варя, давай пулей к себе и сиди там, — принял решение я.
— А вы?
— А я по делам.
Я знал адрес начальника угро, мне уже приходилось бывать у него, когда дом Петра подожгли бандиты. Поймав неподалёку от больницы извозчика, я велел ему гнать во весь дух.
— Хозяин — барин! — легко согласился тот.
Через четверть часа пролётка замерла возле здания, в котором была квартира начальника угрозыска. Я расплатился и ринулся в подъезд.
На бегу едва не вынес двери плечом, перепрыгивая через ступеньку взлетел на третий этаж и, оказавшись возле его квартиры, нарочно замедлился и стал прислушиваться.
Увы, дом был старинный, каменный, не какая-то хрущёвка, в которой соседи из разных квартир могли спокойно переговариваться друг с дружкой через тонкие, почти прозрачные стены.
Если в квартире происходило что-то страшное, обычному человеческому уху услышать это не представлялось возможным.
Я прильнул к двери и немного постоял, затаив дыхание.
И всё-таки мне повезло: удалось уловить отголоски разговора между женщиной и мужчиной, причём вёлся он обычным будничным тоном. Скорее всего, Иван Никитович беседовал со своей женой, но это ещё предстояло проверить.
Я нажал на кнопку звонка облегчённо выдохнул, когда дверь открыла супруга Художникова.
— Жора, здравствуй! Заходи, не стесняйся, — улыбнулась она и, обернувшись, позвала:
— Вань, к тебе пришли.
В коридоре появился Иван Никитович. Вид у него было расслабленно-домашний.
— А, Георгий! Как раз тебя вспоминали. Чай будешь? — не дожидаясь моего ответа, он добавил:
— Мать, давай ставь на стол.
— Иван Никитович, чай — дело хорошее, но нам бы сначала переговорить.
— Что-то стряслось?
Я кивнул.
— Мать, пока погоди, чай откладывается.
Мы прошли в кабинет Художникова, полки шкафов в котором буквально ломились от книг. Иван Никитович опустился за стол и вытащил портсигар.
— Тебе не предлагаю: ты вроде не куришь. Или уже того — закурил? — усмехнулся начальник угро.
— Пока держусь, — избавиться от старой привычки было непросто, почти всю прошлую жизнь я смолил, бросал несколько раз, но потом всё равно срывался.
— Молодец. Вот и дальше держись.
Он закурил, с наслаждением пуская кольца дыма. Я с завистью посмотрел на него.
— Давай, Быстров. Рассказывай с чем пришёл.
— Ни с чем, а с кем. Вы знаете, что Навойтов сбежал?
— Что?! — Новость оказалась для Художникова сюрпризом, он даже закашлял от неожиданности.
Переведя дух, спросил:
— Впервые слышу об этом. А ты откуда узнал?
Мне не хотелось впутывать в эту историю Варю. Захочет — расскажет сама, поэтому я неопределённо протянул:
— В Москве случайно ориентировка на глаза попалась. Фамилия редкая, но я только недавно узнал, что он был вашим замом. И да, есть все основания полагать, что Навойтов в городе. Скажу больше: есть большая вероятность, что сегодня он планирует наведаться к вам в гости.
— Интересный вечер намечается, — вздохнул Художников. — Что ж, встретим гада как полагается!
— Гада?
— А как его ещё назвать? И дело даже не в том, что он бывший уголовник, который выдавал себя за другого.
— А в чём же?
— В феврале двадцатого, когда беляки неожиданно атаковали Ростов, он отвечал за эвакуационный обоз уголовно-разыскного подотдела, который вывозил наши документы и ценности, изъятые при обысках и у преступников в качестве вещественных доказательств. На одной из улиц обоз попал в засаду. Удалось спастись только Невойтову и ещё нескольким сотрудникам угро.
Он снова затянулся и продолжил:
— Через три дня наши снова отбили город. Была назначена комиссия, которая выясняла обстоятельства той засады. Возглавлял её, — Художников мрачно усмехнулся.
— Неужели Навойтов? — не поверил я.
— Он самый. Уж больно ему доверяли в руководстве Ростово-нахичеванского ревкома: находился в подполье, был схвачен деникинцами и приговорён к расстрелу… В общем, биография что надо.
Художников затушил папиросу в пепельнице.
— В итоге комиссия признала виновным тогдашнего начальника угро — Коврецкого. По версии Навойтова его якобы арестовали беляки, но потом следы Коврецкого потерялись, а вместе с ним пропали и наши бумаги и ценности. Я же с самого начала чувствовал: тут что-то не так, концы с концами не сходятся, а когда узнал про уголовное прошлое Стасика и сопоставил кое-какие факты, понял: налёт на обоз — его рук дело. Это я разоблачил Навойтова, так что неудивительно, если он вдруг захочет мне отомстить.
— А история с секретным агентом ЧК? Разве его арестовали не за это убийство?
— Навойтов проходил по этому делу только в качестве свидетеля. Удалось установить, что агент был застрелен бандитами. Такие вот дела, товарищ Быстров. Только вы почему-то мне не сказали, откуда у вас информация про Навойтова…
Вопрос был, что называется, не в бровь, а в глаз. Я только открыл рот, чтобы хоть что-то сказать в ответ, как в дверь позвонили.
Мы с Художниковым переглянулись.
— Вы других гостей ждёте?
— Нет. Даже вас, Георгий, сегодня не ждали.
— Значит, это Навойтов. С вашего позволения, я открою, — сказал я и направился в коридор.
Если я хочу замять историю с Варей, а её надо замять, чтобы не сломать жизнь девчонке, мне, хочешь — не хочешь, придётся пристрелить Навойтова до того, как тот даст хоть какие-то показания.