Глава 15

В любой момент могли вернуться хозяйка дома или её квартирантка, поэтому пришлось проводить обыск в авральном темпе. Я уже не заботилсяо том, чтобы после моего вмешательства всё выглядело так как прежде, до того как мои очумелые ручки перевернули тут всё вверх дном.

Или пан или пропал. Обнаружат меня до того, как я надыбаю что-то более-менее ценное — поимею проблемы на филейную часть организма. Успею я — другой разговор.

С чего начать?

Тут всё просто, по классике — среди вещей в платяном шкафе. Если даже спустя сто лет деньги и драгоценности часто прятали именно там, что говорить про тёмные времена НЭПа…

Но нет… Нина Савельевна оказалась не так уж проста, в шкафу дневника не оказалось.

За это время меня никто не потревожил, и то хлеб.

Я исследовал кровать. Результат тот же, то есть нулевой. Дневника не обнаружилось.

Перерыл всё на, что упал взгляд. Пусто…

Прошёлся по комнате, даже подпрыгнул пару раз и прислушался. Ага! Есть контакт. Одна из половиц подозрительно скрипнула.

Быстренько скатал пёструю, словно сшитую из лоскутков, дорожку.

Есть!

В принципе, простенько и со вкусом. Небольшой пропиленный участок половицы, я поднял его и обнаружил под ним тайник.

Неплохо для преподавательницы французского. Понятно, что не сама обустраивала эту нычку, наверняка помогали — быть может, сам Медик.

Кто-кто в теремке живёт? То бишь в тайнике прячется…

Я сунул в него руку и стал извлекать улов.

Косынка, в которую аккуратно завёрнуты всякие побрякушки: золото, серебро, камушки… Чует моё сердце — всё это добро проходит по делам об ограблениях, совершённых бандой Медика.

Подарки даме сердца или спрятано на чёрный день?

Упс! На свет божий появился знаменитый короткоствольный «бульдог» — кстати, очень хорошая карманная машинка. За револьвером тщательно ухаживали и регулярно смазывали, что снова наводило на мысли о мужской руке.

А вот и самое ценное — дневник. Не дешёвый, в дорогой сафьянной обложке, пухлый — вёлся не один год.

Так и есть, первые записи датировались ещё дореволюционными временами. Страдания молодой барышни меня интересовали постольку поскольку, поэтому я пропустил эту часть и сразу перелистнул в конец.

И сразу облом всех обломов!

Ох ты ж ёшкин кот! А вот об этом я не подумал…

Большую часть личных записей Нина Савельевна вела на французском, в котором я был не бум-бум. Ну и где я сейчас возьму переводчика?

На английском худо-бедно, но прочитал бы. Школьная программа хоть и выветрилась из памяти, однако не полностью.

А вот с языком галлов ба-а-а-альшие проблемы. В мои времена он был уже не в моде.

Я взялся за обложку дневника и принялся трясти. К моим ногам упал пожелтевший листок бумаги.

Вряд ли его хранили просто так. Наверняка для хозяйки он представлял какую-то ценность.

Подняв его, я понял, что это вырезка из газеты, скорее всего, белогвардейской или эмигрантской.

Называлась статья без особого изыска «Зверства красной пугачёвщины» и описывала взятие Ростова будёновской конницей.

Автор не скупился на кровавые подробности и эпитеты: тут тебе и массовые грабежи, и убийства, и разбой. Вместо расстрела пленных рубили шашками, экономя патроны. У крестьян отбирали провизию и фураж, выметая всё до крошки. Отнимали всё, вплоть до женского белья, а в первую очередь стремились взломать двери винных погребов и магазинов.

Ничего особо нового я для себя не узнал. Увы, гражданская война — на то и гражданская, невинных агнцев никогда не было со всех сторон. Крови хватало на всех, я даже уверен, что на белых было больше, иначе бы народ не пошёл за большевиками.

И пара слов в защиту революционного маршала. Насколько мне было известно, Будённый делал всё, чтобы максимально наладить дисциплину в войсках, вплоть до расстрела наиболее «отличившихся».

Отдельным абзацем шло описание того, как бойцы первой конной сожгли родовое имение дворян Глазьевых, при этом Глазьев-старший был зарублен, его жена и дочь изнасилованы и убиты.

Этот абзац был подчёркнут карандашом, что наводило на определённые мысли. Правда, пока это всего лишь теоретические изыски.

Я сел на кровать и принялся ждать.

Первой в дом явилась Нина Савельевна, она вошла в комнату и застыла, при виде меня, не сразу обратив внимание на учинённый мной разгром.

— Георгий Олегович… Что вы тут делаете?

— Вас жду, — честно признался я.

— Как вы посмели проникнуть в чужой дом?! И да — это вы перевернули в моей комнате всё вверх дном? — Гречаных покраснела от гнева. — Немедленно уходите отсюда, иначе я пожалуюсь на вас Семёну Михайловичу! Он найдёт способ вас урезонить.

Вместо ответа, я указал рукой на лежавшие возле меня цацки и «бульдог».

— Это вам Медик оставил на хранение?

— Какой Медик! Я вас не понимаю! — воскликнула Нина Савельевна, но уже не так горячо.

Она уже успела сообразить, что я покопался в её тайнике.

— Ну как же… Весь Ростов о нём слышал, а вы не в курсе… Неужели не следите за новостями, Нина Савельевна?

— Сейчас же покиньте дом! — топнула изящной ножкой Гречаных. — Я не желаю выслушивать в свой адрес какие-то глупости.

— А придётся, — равнодушно потянул я. — Тем более — это не глупости.

— Кто вы такой и по какому праву тут находитесь?

— Простите, не представился по-настоящему. Моя фамилия действительно — Быстров и зовут меня Георгием Олеговичем, но я — сотрудник уголовного розыска. Мы ищем банду Медика.

— Так и ищите его на здоровье! Не понимаю, какое отношение к этому имею я?

— Самое прямое, Нина Савельевна. Прямей некуда. Мы знаем, что вы с Медиком любовники. Уж извините, что я так, по-простому, не подбирая слов.

— Да как вы смеете! — Гречаных подскочила ко мне, чтобы дать пощёчину, но я перехватил её руку.

— Смею! У нас есть все доказательства вашей связи. Кстати, какое отношение вы имеете к семье Глазьевых? Их смерть как-то связана с вашей задумкой отравить Будённого? — Потряс я склянкой с ядом.

Гречаных побледнела, её ноги подкосились и, она упала в обморок. Я едва успел подхватить женщину, прежде чем Нина Савельевна свалилась на пол.

Она меня не разыгрывала, приступ потери сознания был настоящим.

Я уложил её на кровать, убрав из зоны досягаемости «бульдог», расстегнул несколько пуговок на блузке, облегчая дыхание и брызнул на лицо холодной водой, взятой на кухне.

Гречаных тихо вздохнула и открыла глаза.

— Надо поговорить, Нина Савельевна, — без всякой жалости произнёс я.

Спрашивать о её самочувствии не стал, обойдёмся без телячьих нежностей. Передо мной была без пяти минут отравительница, «леди Макбет» только ростовского уезда.

Она приподнялась, села. Обнаружила, что пуговички блузки расстёгнуты и без особых эмоций снова застегнула их.

— О чём вы хотите поговорить со мной?

— Какое отношение вы имеете к семье Глазьевых? — повторил вопрос я.

— Большевики уничтожили мою семью. Я — тоже Глазьева. Гречаных — фамилия моего мужа.

— Где ваш муж?

— Я — вдова. Муж служил вольноопределяющимся, погиб в 1915-м в Осовце от немецких газов, — с тоской в голосе произнесла она.

— Атака мертвецов?! — невольно вырвалось у меня.

— Что? Простите? — замигала Гречаных.

Видимо, это название легендарного подвига русских солдат ещё не появилось или не успело прижиться. Я не стал вдаваться в подробности. Вот только мои планы поменялись.

— Ваш муж — герой. И в память о нём, я хочу предложить вам сделку.

— Какую сделку?

— Вы сдаёте мне Медика, получаете минимальный срок за хранение краденного, а я — не сдаю вас ГПУ и не рассказываю о ваших планах отравить Семёна Михайловича. В вашем дневнике о них ведь говорится — да?

Она кивнула.

— Я хотела отомстить за отца, за мать и сестру.

— Вам повезло, что я вовремя вас остановил. Какие бы мотивы вами ни двигали, убийство — есть убийство. Это тяжкий грех и камень на душе.

— Можно подумать — вы никого не убивали! — вскинулась она.

— Убивал, — признался я. — Я делал нашу страну чище. Но это были не люди, а чудовища, давно потерявшие человеческий облик. Будённый — не монстр, каким его пыталась представить пресса. Да вы сами поняли это, когда познакомились с ним поближе.

— Да, мне было нелегко решиться… Но почему вы не сдаёте меня ГПУ? Какое вам дело до подвигов моего мужа?

— Он был настоящим русским солдатом. Я тоже солдат, только мой фронт сейчас — борьба с преступностью, уж простите за патетику, — пояснил я и продолжил:

— На совести Медика много человеческих жизней и искалеченных судеб. Я не верю, что вы его любите.

— Вы правы, у меня к нему не было каких-то чувств. Просто… мне был нужен помощник и союзник. Я не сразу поняла, какой он в действительности.

Гречаных замолчала.

— Так вы поможете?

— Да. Что вы хотите знать?

— Та женщина, которая передала вам яд — кто она?

— Я мало что о ней знаю. Её зовут Зинаидой, она работает в какой-то из аптек провизором. Снабжала Медика марафетом.

— Он что — наркоман? — удивился я.

О таких пристрастиях бандита в уголовных делах почему-то не писали.

— У него хорошая сила воли. Бросил, когда решил занять место повыше в их воровской верхушке. Но связь с Зинаидой сохранил. Она время от времени выполняет разные его поручения. Я попросила Медика раздобыть для меня яд, он прислал мне цианистый калий через Зинаиду.

Я всё сильнее убеждался, что Тараса Андрюсенко отравила именно Зинаида.

— Вы, наверное, презираете меня? Спуталась с бандитом, хотела подсыпать яд человеку? — с горечью произнесла женщина.

— Скажем так — особой симпатии у меня нет. Но моё предложение остаётся в силе. Когда и где вы встречаетесь с Медиком?

— Сегодня вечером, — потупив глаза, призналась Нина Савельевна.

Загрузка...