Чих-пыхающий грузовичок «Рено» подкатил далеко заполночь, я провёл это время в доме Гречаных, не поспав ни секунды.
Настроение было боевым и приподнятым, как это бывает после успешно проведённой операции. Адреналин буквально лез из ушей.
Медик вёл себя на удивление спокойно, попыток удрать не предпринимал, невозмутимо дремал под охраной выделенного Будённым красноармейца. То ли верил в бандитский фарт, то ли действительно оказался человеком незаурядной храбрости, всё-таки не зря о его лихости ходили легенды.
Запирать в сарае я бандита не стал, хотел, чтобы он всё время находился у меня под присмотром. За фигурой такого масштаба нужен глаз да глаз. Трупы двух подельников отправили в поселковую больничку, где положили на ледник для последующего опознания.
А вот «боевая подруга» Медика проревела всю ночь. Насколько я понял — Будённый успел до моего появления перекинуться с ней парой слов и, возможно, узнал о покушении. Во всяком случае взгляд, которым Семён Михайлович наградил меня при расставании выражал сложную гамму чувств, да и благодарил он как-то чересчур, а перед тем как уйти к себе, обернулся и сказал, смотря мне в глаза:
— Я ваш должник, товарищ Быстров.
Можно было, конечно, попытать Нину Савельевну на предмет их разговора с Будённым, но я хорошенько всё взвесил и не стал педалировать эту тему. Захочет — скажет сама, а я в любом случае сдержу слово.
Эх, хорошо б действительно заиметь такого союзника как Будённый! Понятно, что его влияние по сравнению с возможностями Троцкого не столь велико, но со временем это изменится.
Осталось только дожить до этого времени…
Ночью в сельской местности звук разносится далеко, я услышал прибытие машины задолго до того, как она выехала на околицу Синявской.
Вместе с Художниковым из Ростова приехал и Лёва. Я встретил их на улице, за калиткой забора.
С приходом темноты похолодало, я успел слегка замерзнуть и, чтобы согреться, стал прыгать словно футбольный мячик.
Иван Никитович ехал в продуваемой всеми ветрами кабине, однако его лицо сияло от счастья.
Он крепко сжал мою руку.
— Ну что, Георгий, показывай, какого зверя отловил, — улыбаясь, произнёс начальник угро.
— Пойдёмте в дом, — пригласил я. — Заодно и погреемся.
— Да, погреться было б неплохо. Пошли.
Медик знал Художникова в лицо. Лицо бандита сразу исказила злобная гримаса.
— Начальство по мою душу пожаловало… Думаете, ваша взяла? Так это ненадолго! Будет и на моей улице праздник.
— Ошибаешься, Менников. Ничего хорошего тебе не светит ни сейчас, ни в будущем, — заверил Иван Никитович. — Кончились твои праздники.
— Неужто расстреляете? — хищно оскалился Медик.
И куда, спрашивается, делась его былая мужская красота? Перед нами находился обыкновенный зверь в обличии человека, и эта истинная природа проступала всё сильнее и сильней.
— Как суд решит. Будь возможность, я бы сам тебя пристрелил, но, к сожалению, не могу. Не имею права, — сжал кулаки Иван Никитович.
Бандит не смог выдержать суровый взгляд начальника угро и отвернулся.
— Что с Гречаных? — спросил Художников.
— В своей комнате. Хотите поговорить?
— Перекинусь парой слов.
— Я вас провожу.
Нина Савельевна сидела на кровати, сжавшись в комок и, обхватив колени руками. Её голова была низко опущена.
— Я — Художников, начальник Донского уголовного розыска.
— Здравствуйте!
— Товарищ Быстров сообщил, что вы активно сотрудничали и помогли взять особо опасного преступника.
Она сдержанно кивнула.
— Следствие и суд обязательно учтут этот факт, как смягчающий. Но, всё равно, придётся ответить за те преступления, которые вы совершили. Вы понимаете это?
— Понимаю, — тихо произнесла она.
— Тогда соберите все необходимые вещи. Поедете с нами в Ростов.
— Меня посадят в тюрьму? — вздрогнула она.
— Пока побудете в нашем изоляторе, а что будет дальше — определит суд. Сколько времени вам нужно на сборы?
— Полчаса.
Художников достал луковицу часов из внутреннего кармана, щёлкнул крышкой, посмотрел на циферблат.
— У вас будет сорок минут. Собирайтесь. Не станем мешать.
Мы вышли из комнаты.
Внезапно Художников замер и как-то странно посмотрел на меня.
— Георгий, ты мне всё рассказал?
— Не понял, Иван Никитович… — я снова изобразил невинную овечку.
— Чего тут непонятного: я уже по истории с Варварой сообразил, что ты полон сюрпризов, поэтому хочу знать, не утаил ли ты что-то от меня и на сей раз?
В проницательности Художникову было не отказать, но я смог неплохо сыграть обиженную добродетель.
— Как вы могли такое подумать?!
— Действительно, как! — хмыкнул он. — Ладно, Быстров, победителей, как водится, не судят. Медика ты взял, за такое любые грехи списываются. Хотя нутром чую — опять темнишь.
— Ну что вы…
— Свежо придание!
— Иван Никитович, у меня к вам одна просьба…
— Что за просьба? — удивился он.
— Я могу завтра… вернее, уже сегодня, взять отгул?
Художников ответил сразу, не задумываясь:
— Конечно. Отдохни, выспись как следует, наберись сил. Ты это заслужил. Я предупрежу, чтобы тебя не беспокоили.
— Спасибо, товарищ начальник! — повеселел я.
Поспать, конечно, стоило, но у меня имелись и другие планы. Из головы не выходила странная реакция Веры, жены моего напарника, который сейчас лежал в больнице, на двух подозрительных типов возле её дома.
Что-то тут не чисто. Думаю, они появились там неспроста.
Нет, можно, конечно, попытаться себя убедить, что мне всё померещилось, что всё путём, но нутро сыщика не обманешь. Что-то тут не так…
Жаль, конечно, что Вера не захотела мне открыться, поэтому придётся попартизанить, ну да не привыкать.
— Ещё просьбы и пожеланию имеются?
— Нет, Иван Никитович! На этом всё.
— Точно не хочешь что-то мне сказать?
— Так я всё, что знал, уже рассказал.
— Тогда тоже собирайся, скоро едем.
— Мне как нищему, разве что подпоясаться…
Художников отправился раздавать поручения, а я смог подойти к Лёве. Тот с трудом сумел подавить очередной зевок.
— Что, Лёва, отвык небось в больничке от ночной милицейской романтики?
— Тебе сказать, в каком месте я её видел — эту романтику?
— Ты мне лучше скажи — удалось проследить ту деваху с поезда?
— Обижаешь, Жора! Конечно, удалось. Довёл её до самой хаты, заодно выяснил, кто такая.
— Её случаем не Зинаидой зовут?
— Зинаидой, — подтвердил он.
— А работает она в аптеке провизором.
— Тебе в цирке фокусником работать. И тут угадал.
— Почему — угадал? Гречаных сказала. В общем, эта самая Зинаида, скорее всего, и есть та баба, которая отравила Андрюсенко. Надо её брать и колоть. Начнёт отпираться, устроим очную ставку, её должны опознать.
Лёва восхищённо покачал кудрявой головой.
— Я с тебя, Жора, балдею и охреневаю — куда ни отправь, в какую дыру ни засунь, любое дело раскроешь, не вставая с места. Надо к вам, в Москву, временно переводиться. Пусть и меня такому научат.
Он посерьёзнел.
— Я тоже, когда узнал, что она провизор, подумал, что это Зинаида Андросенко на тот свет спровадила. Тут ведь надо не только доступ к ядам иметь, но ещё и в дозировках разбираться. Чтоб, значит, гарантированно человека жизни лишить.
— А она тебя точно не запалила?
— Жора, я в уголовном розыске не первый год. Методам слежки обучен. Чтобы меня спалить, нужно очень постараться, а она не больно-то старалась. И да, я к ней человечка приставил, так что никуда она от нас не денется. Задержим и вытащим всю подноготную.
— Сорок минут истекли. Пора ехать! — вернулся Иван Никитович.
Служебная машина высадила меня недалеко от дома, я попрощался с начальством и мужиками и отправился на боковую. Поспать по дороге не удалось, хлипкий грузовичок мотало и бросало во всем стороны по дороге.
Придя в выделенную нам с Петром комнату в коммуналке, упал не раздеваясь на кровать и обнял пахнувшую свежестью подушку. Глаза закрылись сами собой, а когда открылись — на часах было уже двенадцать. Самое время для подвига.
Прошёл на кухню, вскипятил воды, заварил крепкого, почти до состояния чифиря, чая и стал пить его из металлической кружки. Сахара не нашёл, поэтому пил вприкуску со случайно обнаруженным пряником, твёрдым как камень. Чтобы не сломать зубы, пришлось вымачивать его и только потом есть.
Постепенно сон уходил из головы, мозг начинал работать всё лучше и лучше.
Вот что значит молодость — в бытность «тащ майором», когда мне стукнул «полтинник» так легко я бы не отделался, пришлось бы глотать таблетки горстью и мучиться как с похмелья.
А тут — поспал пару часов и порядок в танковых войсках! Хоть сейчас в клубешник на дискотеку. Вот только, какой ещё клубешник и где та дискотека?
Я невольно вздрогнул: а что если ничего этого нет? Вдруг всё, что со мной происходит — плод игры мозга. И что касается меня… Я в действительности сплю, лежу в больничке или того хуже…
Мать! Мать! Мать!
Аж в жар бросило и проняло до мозга костей…
Отставить! Никакой паники!
И да, сантименты и глупые размышления в сторону! Сон ли это, воспаление мозга, галлюцинация или что-то другое, я всё равно обязан оставаться самим собой.
Есть уголовный элемент: бандиты всех мастей, душегубы, воры, убийцы, насильники… Я боролся с ним тогда, буду бороться и сейчас. Иначе просто не могу, характер не позволяет.
А ещё есть женщина, жена моего раненого товарища. Она не просила меня ни о чём, но интуиция подсказывает — она в беде. Ей надо помочь.
И этот простой как лом в разрезе факт сделал таким же простым сам факт моего пребывания здесь.
Менту — ментово!
Вор не должен бегать на свободе, его место в тюрьме или в могиле.
Вот так, дорогие мои! Вот так!
На кухне появилась соседка — смешливая толстушка Дуня, мать двух вертлявых и беспокойных огольцов и по совместительству супруга слесаря из железнодорожного депо.
— Жора, а ты чего чай с таком пьёшь? — удивилась она. — Время обеденное.
— Почему с таком? У меня вот — пряник есть.
— Твоим пряником башку пробить можно. Давай я тебя накормлю.
— Неудобно как-то, Дунь…
— Тоже мне — нашёл неудобство! Я трёх мужиков кормлю, нешто четвёртого не прокормить будет! Борщ любишь?
— Люблю!
— А драники?
— И драники люблю, — признался я.
— Вот и ладушки. Я как раз драников нажарила с сальцем. А чайком потом побалуешься.
Напоили и накормили меня от души. Я с трудом встал из-за стола.
— Всё было очень вкусно! Спасибо тебе, хозяюшка!
— Да за что? — на самом деле не поняла она.
Я улыбнулся в ответ и стал собираться.
Путь мой лежал в лавку Веры.
Постою в сторонке, тихонечко осмотрюсь, а дальше буду действовать по обстановке.