Руки прочь от Миссисипи

Глава двадцать первая

В следующий раз Эмма встретила Аллигатора уже в городе, на оглашении завещания в окружном суде. Он сидел с поджатыми губами через три стула от неё, перед письменным столом чиновника судебной канцелярии, занимающегося исполнением завещания.

Пришла и госпожа Штрицель. Она до сих пор не избавилась от своего ужасного насморка. Сидевший под её стулом Барнабас самозабвенно грыз свой поводок.

— Доброе утро, — поздоровался чиновник. — Моя фамилия Унке. Вас пригласили сюда на открытие завещания Иоганна Клипербуша. Его экономка, фрау Штрицель, которая уведомила нас о его смерти, также любезно сообщила имена всех лиц, упомянутых в завещании. Позвольте мне для протокола коротко убедиться в присутствии приглашённых.

Он откашлялся.

— Герр Альберт Гансман?

Аллигатор мрачно кивнул ему.

— Фрау Дора Штрицель?

— Здесь! — Госпожа Штрицель, как школьница, подняла палец. — Это я.

— И наконец, фрау Долорес Блюментрит.

— На месте, — ответила Долли.

— Хорошо, — господин Унке удовлетворённо кивнул. — В таком случае я сейчас вскрою и зачитаю завещание Иоганна Клипербуша. — Он продемонстрировал запечатанный конверт. — Как вы все имеете возможность убедиться, печать в целости и сохранности.

Чиновник привычным движением сломал печать и вынул из конверта лист бумаги, исписанный убористым почерком. Он ещё раз откашлялся, оглядел собравшихся и прочёл:

— «Настоящим я, Иоганн Клипербуш, находясь в здравом уме и трезвой памяти, изъявляю мою последнюю волю.

Мой племянник Альберт Гансман унаследует всё моё недвижимое имущество в Абендраде, а именно: земельные владения, хлева и жилой дом, включая мебель, а также мою лошадь Миссисипи, однако же при одном условии: ему не позволено когда-либо продавать эту лошадь, и он обязан заботиться о ней в полную меру своих сил и возможностей до самой, хочется верить, ещё очень нескорой естественной смерти Миссисипи. Каждое воскресенье кобыла должна получать плитку шоколада, а в день рождения Миссисипи, 14 апреля, мой племянник должен вместе с нею посещать мою могилу. Если он не выполнит этих условий, то указанные выше владения переходят к местному Обществу защиты животных в Неттельштеде». — Унке поднял голову и посмотрел на Гансмана. — Можете ли вы выполнить условия, перечисленные в завещании?

— Нет, — прорычал Аллигатор. — Не могу. Но я обжалую это нелепое завещание. В этом присутствующие могут быть абсолютно уверены.

— Флаг вам в руки, Гансман, — сказала Долли. — Только, по-моему, вы и так уже сделали из себя порядочное посмешище. Не находите?

Аллигатор смерил Долли таким сумрачным взглядом, что госпожа Штрицель нервно захихикала.

Господин Унке снова откашлялся.

— Я продолжаю. Иоганн Клипербуш пишет далее: «Моей экономке Доре Штрицель я завещаю все мои кастрюли, мой фарфор, бо́льшую часть которого она и без того успела перебить, все моющие средства, а также ковёр в моём кабинете, который её пёс Барнабас всё равно уже изрядно изгрыз».

Дора Штрицель выдавила из себя слабую улыбку и почесала Барнабасу жирный загривок.

— «Наконец, я оставляю моей старой любови, Долли Блюментрит, свою любимую книгу — примечательнейшую из когда-либо написанных книг: „Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна“. Долли единственная, кто в состоянии оценить её по достоинству».

Господин Унке сложил завещание Клипербуша и аккуратно вложил обратно в конверт.

— А как же его ценные бумаги? — воскликнул Аллигатор. — Куда он запрятал все свои деньги? В доме их нет. В банке тоже не знают, куда они подевались. Зарыл он их, что ли? Может быть, он хочет, чтобы они где-то в земле сгнили?

— Мне очень жаль. — Унке откинулся на спинку стула. — В данном завещании об этом не упоминается.

— Но они же были! — заорал Аллигатор. — Он же сам показывал мне ценные бумаги. Целые пачки! Где они? Камин он ими топил, что ли? Или скормил их этой придурковатой кобыле?

— Прошу вас, герр Гансман, немного потише, — сказал господин Унке. — Я полагаю, что никто среди присутствующих не глухой и оглохнуть от вашего крика тоже не желает. Фрау Штрицель, фрау Блюментрит, принимаете ли вы предназначенное для вас наследство?

Госпожа Штрицель, густо покраснев, кивнула.

Долли улыбнулась.

— Конечно, — сказала она. — Я буду хранить и почитать эту книгу. Отличный повод перечитать её на досуге. Но мне, пожалуй, придётся быть осторожной — как бы она не развалилась. Ведь Клипербуш беспрерывно ею зачитывался.

— Что вы, книга находится в очень хорошем состоянии, — сказал господин Унке, вынимая из ящика стола толстый конверт. — Речь идёт о поистине примечательном экземпляре.

— Всё, хватит. Я ухожу! — Аллигатор так резко отодвинул свой стул, что Барнабас спрятался за ноги своей хозяйки. — У меня есть дела поважнее, чем выслушивать глупую болтовню о какой-то древней книжке. Должно быть, мой дядя окончательно выжил из ума, когда составлял завещание.

Он сердито направился к двери.

— Какое именно завещание вы имеете в виду, герр Гансман? — крикнул ему вслед господин Унке. — Дело в том, что ваш дядя оставил два завещания.

Аллигатор остановился как вкопанный.

Унке с довольным видом откинулся на спинку стула.

Все присутствующие оторопело уставились на него. У Эммы снова учащённо забилось сердце.

— Что ж, как я вижу, это является неожиданностью для всех присутствующих, не так ли? — Господин Унке поднял вверх конверт с первым завещанием Клипербуша. — Спустя примерно две недели после передачи нам на хранение оглашённого только что завещания, — продолжил чиновник, — Иоганн Клипербуш вручил мне вот это.

Обведя присутствующих взглядом, господин Унке поднял над головой тот самый толстый конверт, который перед этим достал из ящика.

— Как вы видите, этот конверт также опечатан должным образом.

Аллигатор потихоньку вернулся на своё место.

И снова господин Унке сломал печать, вскрыл конверт и запустил в него руку.

— Ради бога! — Госпожа Штрицель наклонилась вперёд настолько далеко, что едва не свалилась со стула. — Не томите вы так! Пожалуйста!

— А почему бы и нет? — вежливо улыбнулся ей Унке. — Ведь очевидно, что покойный сам стремился добиться некоторой эффектности, вам не кажется?

Он посмотрел на Эмму.

— Как по-вашему, барышня, что находится в этом конверте?

— Понятия не имею! — ответила Эмма.

Господин Унке вынул из конверта книгу.

— Это экземпляр «Тома Сойера», принадлежавший Иоганну Клипербушу, — объявил он. — Наследство фрау Блюментрит.

— Ну всё, теперь я вообще ничего не понимаю! — запричитала госпожа Штрицель.

— Заткнитесь вы! — рявкнул Аллигатор и вперил взгляд в господина Унке. — При чём здесь эта книженция?

Господин Унке перегнулся через письменный стол и протянул книгу Эмме.

— Я полагаю, что ты внучка фрау Блюментрит. Поэтому я хотел бы попросить тебя открыть первую страницу.

Эмма послушалась.

— Здесь что-то вписано от руки, — удивлённо сказала она. — Но почерк очень уж корявый. Я не могу его разобрать.

Госпожа Штрицель с любопытством заглянула Эмме через плечо.

Аллигатор беспокойно заёрзал на стуле.

Одна лишь Долли не шевельнулась.

— Эх, Клипербуш, Клипербуш, — пробормотала она. — Что же ты опять такое затеял?

Эмма возвратила книгу господину Унке.

Чиновник откашлялся, подмигнул Эмме и прочитал:

— «Я, Иоганн Клипербуш, в полной мере владея моим не слишком-то здравым рассудком и далеко не исключительной памятью, сим завещаю Долли Блюментрит мой дом в Америке. И пусть она не пожелала жить в нём вместе со мною, но, быть может, этот дом придётся ей по вкусу после моей смерти. Как-никак, Долли всегда была склонна к приключениям. Подпись: Иоганн Клипербуш».

— Это просто непостижимо! — Аллигатор вскочил словно ужаленный. — Вот где они, его деньги! Он истратил свои деньги в Америке. Потрясающе! — Вне себя от ярости он ринулся к Долли. — Сначала вы лишили меня наследства, а теперь ещё и захапали себе лучшую его часть!

— Не троньте мою бабушку! — закричала Эмма, преграждая ему дорогу. — Вы, гадёныш! Вы, мерзкий вымогатель! Вы, вы… Аллигатор!

И тут она изо всех сил пнула его ногой в голень.

Аллигатор повалился на колени к госпоже Штрицель.

Госпожа Штрицель тут же завопила во весь голос, а Барнабас выскочил из-под её стула и впился зубами в левый ботинок Аллигатора.

— Ти-ихо! — прокричал господин Унке. — Убедительно прошу ти-ши-ны!

Когда же никто его не послушался, он грохнул по столу «Томом Сойером». Но и это не помогло.

И вот тогда встала Долли. Она оторвала рычащего Барнабаса от ботинка Гансмана и, схватив одной рукой Аллигатора за галстук, рывком подняла его с колен госпожи Штрицель, при этом другой рукой прикрыв ей рот.

Внезапно воцарилась тишина.

— Герр Унке, — сказала Долли, — не могли бы вы заодно сказать мне, где именно в Америке находится дом Клипербуша?

— Само собой разумеется, — сказал господин Унке. — В верхнем течении Миссисипи. Название города мне, увы, не выговорить, но адрес я вам запишу.

— Будьте так добры, — сказала Долли и взяла Эмму за руку. — Поедем домой. Пучок уж точно сожрал полковра в гостиной. — Она потянулась за «Томом Сойером». — Мне можно взять её с собой?

— Одну минутку. — Господин Унке взял в руку ножницы. — Надеюсь, вы не будете возражать?

Он осторожно отрезал форзац книги, на котором было записано второе завещание Клипербуша.

— Дело в том, что это должно остаться здесь, в суде. Как официальный документ, так сказать. Вы понимаете?

— Конечно, — сказала Долли. — Только если вы мне из текста ничего не вырежете. Я, знаете ли, особенно люблю начало этой истории.