Русская война 1854. Книга четвертая

Глава 13

Потею как сволочь! Как же печет чертово средиземноморское солнце! А еще грохот взрывов и неистребимый запах пороховой гари.

— Взяли! Взяли! — мы с каким-то незнакомым солдатом растолкали камень размером где-то до колена и откатили в сторону.

Самый неудачный размер. Мелочь можно грести лопатами и возить на тачках, на крупняк накидывать веревки и оттягивать издалека паровыми машинами. Именно издалека, чтобы не привлечь к себе внимание раньше времени. Ребята Руднева по такому случаю даже поставили на трубы тракторов и броневиков специальные дефлекторы, которые раскручивали дым, заставляя тот стелиться по земле. Но все равно близко к краю обрыва паровые машины не подвести. Поэтому большую часть будущих подходов для обстрела готовим вручную.

— Взяли! Взяли! — еще один средний, самый неудобный камень.

Я подцепил его ломом, помогая оторваться от земли, а сразу три нижних чина споро откатили его в сторону.

— Ваше благородие, зажимают наших! — с наблюдательной позиции донесся голос Прокопьева.

Обижен мичман, что ему запретили работать. Но кто-то же должен присматривать за ситуацией, чтобы мы не упустили момент. Мог бы я, но… Сам я быстрее показал, что и как лучше чистить. Руднев ползал по краю скалы, выбирая подходящие огневые точки, я рассчитывал пути и направлял солдат, вдохновляя своим примером. Вон, даже генерал Хрущев не выдержал и, пробормотав что-то про «ужасные флотские традиции», тоже закопался в землю.

— Александр Петрович, — по пути я захватил генерала, чтобы тот тоже оценил обстановку.

И выглядела она действительно не очень. Липранди смог привести для блокировки высадки всего две тысячи солдат, а у врага их уже было не меньше четырех. Еще и новые орудия. Изначально Павел Петрович хотел оставаться за радиусом поражения корабельных пушек, но местность диктовала свои условия. Генералу пришлось захватывать ближайшие возвышенности, и, как оказалось, на пределе дальности все новые орудия союзников до них добивали.

Из плюсов — пушки Ланкастера действительно почти не попадали в одну точку, но вот бомбические карронады клали ядра довольно плотно. А уж мортиры, которые закидывали свои бомбы прямо за укрепления, разнося в щепки деревянные опоры и срывая под ноль небольшие холмы, оказались очень хороши. Жаль, не наши!

— Восемь мортир и тридцать шесть пушек, — Хрущев мгновенно посчитал работающие орудия противника. — Вроде бы и мало, но как работают!

— Выдержат наши?

— Выдержат, все нормально. Хотя не знаю, выдержал бы я сам на месте Павла Петровича. Столько сдерживаться и не отвечать!

И точно. Если обычные наши полевые пушки били ближе пушек противника, то благодаря морским калибрам мы могли даже превосходить их по дальности. Единственная проблема с ними — вес. В том же Севастополе морские пушки ставили на укрепления, потому что дотащить было не так и далеко. А сейчас с транспортировкой помогли уже паровые платформы. Стрелять с ходу какой-нибудь шеститонный монстр с них не смог бы, но вот дотянуть его до места, чтобы уже здесь пушку снова поставили на лафет и подготовили к бою — почему бы и нет.

В этот момент сквозь грохот пушек долетел нарастающий крик, а потом союзная артиллерия резко замолчала, освобождая поле для атаки пехоты. Казалось, весь пляж разом окрасился в синий и красный цвета, когда залегшие до этого французы и англичане поднялись в полный рост и пошли вперед.

— Я бы побежал, — заметил я, до хруста сжимая кулаки.

— Это потому что вы привыкли чуть что в штыки идти, — спокойно заметил Хрущев. — А эти ждут шанса удачно разрядить свои винтовки. Они как после Альмы почувствовали их силу, так все не могут поверить, что мы так больше не подставимся.

Я не стал спорить, хотя в моей истории этот урок учили гораздо дольше.

— Выпустили застрельщиков, — теперь и Хрущев начал волноваться.

Еще бы. Ведь задача идущих перед английским строем лучших стрелков как раз в том и состоит, чтобы вовремя залечь, а потом подавить батареи врага, которые попытаются остановить их главные силы. К счастью, этот урок мы выучили при Инкермане. Липранди оказался готов, и вражеских снайперов встретили наши. Завязалась перестрелка, в которую попытались включиться основные силы нападающих.

Остановились, вскинули винтовки…

— Вот он, лучший момент! — Хрущев аж вперед шагнул.

— Ну же, Павел Петрович, не подведите, — я замер рядом с ним.

И Липранди не подвел. Именно когда вражеская пехота замерла, с пушек первого ряда скинули маскировку, и те, наведенные по дальномерам, выплюнули вперед первую волну картечных ядер. Разрыв, разрыв, разрыв. Ядра разлетались на части прямо над вражеским строем, выкашивая целые ряды. Кстати, формально то, что мы используем, это уже не картечь, которая раньше летела прямо из ствола, что существенно и ограничивало ее по дальности, а шрапнель. Но кого волнуют такие мелочи?

— Да! — генерал хотел было что-то крикнуть, но я придержал его. А ну как солдаты подхватят: было бы очень глупо так себя выдать.

А тем временем пушки успели дать еще один залп, прежде чем враг начал откатываться назад. Вслед ему свистели пули: это уже нижние чины добавили из окопов. Не очень точно — у большинства еще были обычные ружья, без нарезов — зато раза в полтора быстрее противника. Благо чисткой обычного ствола, когда надо, можно и пренебречь.

На равнине Габа-Тепи остались лежать не меньше пятисот тел, еще примерно столько же солдат оказались ранены, повиснув на товарищах. За какие-то минуты враг лишился четверти наземных сил, но еще не утратил веру в успех. Снова заработали пушки и минометы, на этот раз орудия Липранди сразу начали им отвечать. Больше скрываться не было никакой необходимости.

— Всего одна батарея достает, — Хрущев проводил взглядом летящие с нашей стороны ядра. — Жалко, что так мало. Будь у нас побольше орудий, врагу бы уже пришлось думать, как уводить свои корабли. А там у пехоты без прикрытия не было бы и шанса.

— Я думаю, не стоит гневить судьбу, — не согласился я. — Каковы были шансы, что мы хотя бы столько пушек успеем притащить в случайное место на побережье, которое враг выбрал для высадки? Обычно ведь как — нашлась пара полевых орудий, уже хорошо.

— Вот только полевые кораблям что слону дробина… Но в целом вы правы, Григорий Дмитриевич, то, что мы смогли подготовиться к встрече, что сделали это — уже чудо.

— Ура! — снизу долетела новая волна криков.

Та самая единственная добивающая до моря батарея смогла повредить вражеский шлюп. Я даже издалека видел, как волны резво ворвались в пробитую дыру, еще сильнее разворачивая доски и перемычки. С хрустом переломился вал, удерживающий колеса, и корабль завалился набок, начав быстро уходить под воду.

— Колесный шлюп «Стромболи», — успел я прочитать название, когда новое попадание накрыло уже французов.

Винтовой авизо «Мегера» поспешил покинуть линию и отойти назад, чтобы заделать дыру и не повторить участь своего английского собрата. Вражеский залп стал пожиже, но при этом злее. Английские и французские канониры начали накрывать позицию удачливой батареи, и та, выстрелив всего еще один раз, замолчала.

Хотелось верить, что Липранди успел приказать отвести орудие, а не что его достали вместе с обслугой.

И снова грохот пушек. Вражеские корабли, пользуясь приливом, прижались еще ближе к берегу, заливая позиции, с которых по ним стреляли, сталью и чугуном. Два часа непрерывного грохота, во время которого мы успели еще немного покопать, а потом уже Хрущев остановил меня и подвел к нашему наблюдательному пункту.

— Что такое? — я ждал изменений, но их не было.

— Время, — генерал потер лоб. — Любые орудия не могут стрелять бесконечно, они перегреваются. И у наших врагов был выбор: либо сделать перерыв где-то полчаса назад, либо калить стволы, готовясь к новому штурму.

Хрущев ошибся на пятнадцать минут. Еще столько грохотали пушки, а потом обычные солдаты снова пошли вперед.

— В полный рост, ничему не учатся, — генерал покачал головой.

— Не всему, но учатся, — я указал на фланги, где несколько групп снайперов тащили не только винтовки, но и по паре митральез.

Если бы враг захватил преимущество и заставил нас атаковать врукопашную, такой сюрприз мог бы очень дорого стоить. Оставалось только надеяться, что Павел Петрович не допустит столь грубой ошибки. Но не должен. Тем более что летающие чуть в стороне от поля боя разведчики уже доложили о готовящемся сюрпризе.

Слишком тянет… Со стороны всегда проще критиковать, но я видел, что Липранди уже мог бы встречать врагов картечью. Или он не может? Пушки повредили, и все кончено?.. Нет! Я оборвал панику. Случись что такое, Павел Петрович уже давно бы передал нам сообщение. Когда все валится, не до ловушек, и мы просто вместе удерживали бы фронт. Но он молчит. Молчат и пилоты, которые тоже обязательно бы меня предупредили. А значит, все хорошо!

Стало немного легче.

— Огонь! — кажется, несмотря на расстояние, я смог услышать команду.

Или это игры разума, который просто среагировал на оттащенные в сторону прикрытия для пушек? Черные провалы орудий уставились на врага, и в этот самый момент тот попробовал достать нас всем, чем только можно. Винтовки, митральезы, минометы, которые затаились, но в последний момент ударили, даже не думая, что могут задеть своих.

— Ну же, братцы! — подошедший к нам Руднев был бледен.

И братцы не подвели. Я их не замечал до последнего, но, как оказалось, усиление на фланги отправили не только союзники. Липранди встретил их ракетными отрядами — кажется, я даже разглядел во главе одного из них Сашку Алферова. Снова впереди, снова без страха и упрека, и снова смертоносно точен. Ракеты поразили и вражеские митральезы, и попытавшихся перейти от выстрелов к штыковой шотландцев.

А ведь могли бы выбежать из-под ударивших сверху снарядов. Могли, если бы не замешкались на считанные секунды. Но не успели. Врага снова накрыло, и на этот раз, не дожидаясь повторения, он тут же начал откатываться назад. На берег, на лодки и обратно на корабли. Бросая часть вывезенных и заботливо укрытых припасов и оружия.

— Наша очередь! — я развернулся и бросился к построенным для вылета «Чибисам».

— С богом, Григорий Дмитриевич! — вместе со мной побежал и Руднев, только он к своим броневикам.

— С богом, Иван Григорьевич! — я остановился, крепко сжал его ладонь, а потом наши пути разошлись. Главное, чтобы не навсегда…

Я выругался, прогоняя непрошенную мысль. Что же за фатализм меня преследует сегодня? Лермонтова, что ли, перечитал? К счастью, уже через пару секунд, стоило только запрыгнуть на место пилота, как стало совсем не до него. Запуск двигателей, проверка всех показателей — у себя и у всех, кто сегодня летит со мной.

— Может, второй эскадрилье тоже бомбы загрузим вместо ракет? — подбежал Алехин с горящим глазами.

— Ваше благородие, вон сколько враг сражался, а свои планеры не использовал, — добавили стоящие за ним пилоты второй эскадрильи.

— Нет у него их, точно! А вместе мы хоть все корабли потопим!

Так и хотелось сказать «да». Чтобы вместе с народом, чтобы не спорить, а одной смертоносной волной пройтись по врагу. Но нет… Опыт общения с Меншиковым не прошел даром. И пусть это порой выглядит со стороны как трусость или перестраховка, но если есть возможность прикрыть тыл, я это сделаю. А уж кому храбро сражаться, несмотря ни на что, у нас и так найдется.

— С бомбами летит только первая эскадрилья, — я покачал головой. — Вы прикрываете. И это не отдых, — заговорил, представил ситуацию, и даже мурашки побежали. — Если враг оставил прикрытие именно для отступления, если ему найдется чем сбивать наши «Чибисы», то именно вы любой ценой, хоть своими телами, должны будете проложить нам путь! Это не отдых, это не легкая часть дела! Вы — наш щит, наша броня, мы доверяем вам свои жизни! Всем понятно?

— Да, Капитан, — тихо ответил Алехин, а потом развернулся и молча двинулся к своему «Чибису». А вслед за ним и все остальные, так же молча, так же серьезно.

Надеюсь, я не перегнул палку?..

Я не успел ничего додумать, как самолет покачнулся. Обернулся, а это Прокопьев без лишних слов забирался на место второго пилота.

— Вылезайте, мичман, — я невольно улыбнулся. — Бомбардировщики летят с одним пилотом, или вы забыли инструктаж? Весь свободный вес — только для бомб.

— Не весь, — немного сварливо отозвался Прокопьев, даже не подумав шевелиться. — Думаете, я не помню, что все двигатели делались минимум с десятипроцентным запасом по мощности? Так что все он вытянет, а вам без связи наверху нельзя.

В чем-то он был прав, но…

— Мичман Прокопьев, оставьте самолет, — я начал злиться.

— Не оставлю. Можете потом как Уварова отправить на большую землю, но сегодня я с вами.

И что теперь, вылезать и вытаскивать его силой? Хорошее будет представление. А тут еще и с дежурной «Пигалицы» передали, что вражеские корабли заметили мины на юге и начали разворачиваться в нашу сторону. Время.

— Ладно, летишь со мной, — решил я. — Но потом, как сам и предложил, отправишься домой.

— Так точно, господин капитан, — упертый мичман только разулыбался.

Котел продолжал набирать обороты, до расчетного давления оставалось меньше минуты, когда сверху пришла новая отмашка. Враг близко, и, застучав моторами, вперед отправились 8 броневиков Руднева. Семь с обычными пушками и один с новой, для которой мы как раз успели подготовить серию снарядов с контактными взрывателями.

— Стартуем! — я просигналил другим «Пигалицам» и вдавил рычаг, подключая винт к передаче.

Вокруг обзорного стекла тут же засвистел ветер, а самолет принялся набирать ход. Сначала неспешно, а потом все быстрее и быстрее. Длины расчищенной броневиками взлетной полосы хватило с запасом — я поднялся в воздух в сторону от моря, развернулся, заложив правый поворот на грани допустимого, и успел увидеть результаты первого залпа.

Броневики Руднева выехали на самый край и разрядили пушки прямой наводкой по палубам идущих внизу кораблей. Кто-то пытался отвечать им из ружей, но к обстрелу подключился и отряд Хрущева. Выглядело все это грозно, но увы, против даже деревянных кораблей середины 19 века помогало слабо. А что взять с обычного ядра? У 24-фунтовой пушки это шарик диаметром 14 сантиметров и весом 12 килограммов. При этом большую часть всей массы съедала оболочка, а часть пространства уходила на запал и дистанционную трубку. Сколько оставалось на порох, который должен был нанести урон? Слезы!

Зато дырки в кораблях мы оставляли… Вот только кого они остановят!

Впрочем, Руднев быстро внес корректировки в дистанцию, и большая часть разрывов начала происходить прямо над палубой, на этот раз раскидывая в стороны уже крупные куски обшивки. А снаряды головного «Медведя», где мы смогли увеличить заряд за счет более тонкого и вытянутого корпуса, и вовсе сеяли самые настоящие разрушения. Вот он подбил мортиру, которую попытались навести в нашу сторону, вот попал точно под ватерлинию небольшому «Биглю».

Увы, пока никто и не думал отправляться на дно. Но мы и не надеялись, что Руднев устроит чудо — главное, сейчас на кораблях союзников никто не думает об атаке с неба.

Мы как раз заложили крюк, чтобы зайти с запада. Немного опасно идти на боевой корабль сбоку. Там же все пушки, там удобно построить стрелков или развернуть митральезы. Но я поставил на то, что сейчас все взгляды обращены в другую сторону, а резкий свет садящегося солнца сможет нас прикрыть. Как сказал Нахимов, любой ценой…

— Угол сноса — 18 градусов, уголь прицеливания — 31! — мичману Прокопьеву пока нечего было передавать, но он и так придумал, как принести пользу. Сэкономил мне время, и теперь можно будет пораньше передать остальным вводные. Если, конечно, я не решу все перепроверить…

— Передавай остальным! — рявкнул я и принялся вводить данные в прицел.

Высота — пятьсот метров. Достаточно низко, чтобы увеличить наши шансы на попадание, но и достаточно высоко, чтобы избежать прицельной стрельбы. Мысленно начал обратный отсчет для сброса. Десять, девять, восемь… Бомбы у нас конические, с крылышками, чтобы летели точнее и не болтались. А точность важна — так как мы не знаем заранее высоту сброса, пришлось отказаться от дистанционных трубок. Поставили простейшие колбы с гремучей ртутью, которые при падении с такой высоты точно разобьются.

Семь, шесть, пять… Опасные снаряды, но взрыватели в них вставляют только перед установкой. А теперь можно будет их и доделать по примеру зарядов Руднева. И надежнее станет, и взрыв вернее. Четыре, три, два… А вот нас и заметили. Поздно. Серые крылья «Чибисов» в отличие от ярких расцветок «Огней» или «Ураганов» порой совершенно теряются на фоне неба. И это прекрасно.

— Один, — я закончил отсчет вслух. Не угадал, пришлось подождать еще пару секунд и только потом потянуть рычаг, отправляя вниз серию гостинцев.

В самолет получилось загрузить 8 бомб, в эскадрилье 15 самолетов. Итого мы только что отправили вниз 120 неуправляемых снарядов, и теперь оставалось только молиться, чтобы все это было не зря.