Русские цари

Годы жизни (? —17.05.1606).

Годы правления (1605–1606).

Супруга — Марина Мнишек.

Для русского общества начала XVII в. феномен самозванчества был новым, неординарным явлением. Во время Смуты самозванчество появилось на Руси впервые и больше никогда не приобретало такого размаха, хотя самозванцы известны и в XVIII в. Всех их современники оценивали одинаково негативно, считая авантюристами, ворами и разбойниками. Лишь Лжедмитрий I стоит особняком в этом списке. Именно он произвел самое большое впечатление на современников. Оценивая его, они иногда начинали противоречить сами себе. В чем эти противоречия?

Высказывания о Лжедмитрии I у его современников окрашены в резко отрицательные тона. Они называли его и предтечей антихриста, и сыном тьмы, и «родичем погибели». Иван Тимофеев нарисовал такой образ этого самозванца: «Восстал из своего логова молодой лютый лев, дьявол, воплотившийся антихрист». Эти яркие оценки говорят о том, какое впечатление произвел на современников первый самозванец своими успехами и быстрым восшествием на престол Московского государства. Даже тот факт, что он назвался именем царевича Дмитрия, современники приписывали вмешательству сверхъестественных сил: «предстал перед ним (самозванцем — М. Ш.) темномудрый дух и заронил бесовскими чарами в сердце его кромольный замысел». Шаховской прямо заявлял, что в самозванца вошел сатана. Ибо «Гришке ростриге, како такое начинание возможно и смети начата?».

Гришка Отрепьев

О личности самозванца спор идет уже 400 лет. Можно выделить три версии на сей счет. Первая — самозванец был настоящим царевичем, вторая — самозванец был Юрием Отрепьевым, третья — самозванец не был ни тем, ни другим. Однако сторонники последней версии не могут точно указать на конкретное историческое лицо, ставшее самозванцем. Их аргументы сводятся лишь к критике первых двух версий.

Первая версия весьма фантастична и не может сегодня восприниматься всерьез. Поэтому практически все исследователи приняли вторую версию и отождествляют первого самозванца с иноком Григорием, в миру Юрием Богдановичем Отрепьевым.

Григорий Отрепьев происходил из дворянского рода Нелидовых. Еще в 70-х годах XIV в. на службу к московскому князю Дмитрию Ивановичу из Польши прибыл шляхтич Владислав Нелидов, от которого и вели свой род Отрепьевы. Имение дворян Отрепьевых располагалось на берегах реки Монзы, притоке Костромы, близ Галича. Род этот был захудалым. Отец Григория, Богдан, дослужился до чина стрелецкого сотника, но рано умер. Он напился в Немецкой слободе и в пьяной драке был зарезан каким-то литовцем. Так Григорий остался без отца и вынужден был искать поддержки могущественного лица. С ранних лет будущий царевич «был грамоте зело горазд» и вообще прославился удивительными способностями. Поэтому, едва оперившись, он был принят на службу к Михаилу Никитичу Романову. Дело в том, что костромская вотчина бояр Романовых — село Домнино — находилась в менее чем десяти верстах от имения Отрепьевых.

Вскоре Отрепьев поселился в Москве на подворье Романовых на Варварке. После расправы над кланом Романовых в 1600 г., Отрепьев, спасая свою жизнь, вынужден был принять постриг и стать монахом Григорием. Дело в том, что Борис был снисходителен к боярам, но беспощадно казнил их дворню. Поэтому будущему царевичу Дмитрию за участие в боярском заговоре грозила смертная казнь. Некоторое время Григорий скитался по монастырям, пока в 1601 г. не оказался в московском привилегированном Чудовом монастыре.

Отрепьев поразительно быстро приспособился к новым условиям жизни и вскоре сам патриарх Иов берет его к себе на службу. Григорий даже сопровождал патриарха на заседаниях Боярской думы. Следовательно, его хорошо должны были знать в придворных кругах. Однако уже через год, в 1602 г. Григорий вместе с двумя другими монахами — Варлаамом и Мисаилом — бежал из Москвы в Литву.

Беглецам удалось благополучно добраться до Новго-рода-Северского. Там они нашли какого-то бродячего монаха, который тайно провел их через границу и вскоре монахи прибыли в Киев в Киево-Печерский монастырь. Там Григорий решил впервые открыть свою тайну игумену монастыря, рассказав во время причастия, что он и есть чудесным образом спасшийся царевич Дмитрий, законный наследник Московского престола. Кто научил Григория Отрепьева роли самозванца, кто стоял за его спиной — до сегодняшнего дня остается загадкой. Одни исследователи считают, что Лжедмитрия готовили в боярской среде, возможно даже Романовы, как орудие против ненавистного Бориса Годунова. Другие утверждают, что нити самозванческого заговора тянулись из Чудова монастыря, который давно был источником различных политических интриг. Как бы там ни было, удивительно то, что самозванец был на сто процентов уверен в своем царском происхождении и поэтому вел себя соответствующим образом. В конечном счете эта уверенность его и погубила.

Игумен Печерского монастыря, которому открылся Григорий, велел прогнать Отрепьева вместе с его спутниками из монастыря. Беглые монахи отправились в город Острог, во владения князя Константина Острожского. Князь радушно принял беглецов. Но когда Григорий признался Острожскому в своем царском происхождении, тот немедленно велел выгнать его из замка. Тут пути беглых монахов разошлись — Варлаам и Мисаил были отправлены в Троицко-Дубенский монастырь, а Отрепьев, переодевшись в светское платье, отправился в город Гощу к пану Габриэлю Хойскому.

Гоща в то время была центром еретиков-ариан. Не получив поддержки и там, Гришка прибывает в город Брачин к православному владетельному князю Адаму Вишневецкому. Именно здесь впервые Отрепьева и признали царевичем. Причем главную роль сыграла не доверчивость князя Вишневецкого, а его территориальные споры с Московским государством. 7 октября 1603 г. Адам Вишневецкий пишет коронному гетману и великому канцлеру Польши Яну Замойскому о появлении царевича Дмитрия. Тут же о появлении в Польше самозванца стало известно и Борису Годунову. Известно, что Борис сразу же обвинил бояр в этой самозванческой интриге, заявив, что это их рук дело и задумано, чтобы свергнуть его. Правительство Годунова заявило, что он самозванец Юшка (в монашестве — Григорий) Богданов сын Отрепьев, дьякон-расстрига Чудова монастыря, состоявший при патриархе Иове «для письма».

Царь Борис за щедрое вознаграждение предложил Вишневецкому выдать «вора», но получил отказ. Теперь он уже был нужен польским панам. Польский король Сигизмунд III приказал Вишневецкому привезти Отрепьева в Краков и представить подробное донесение о его личности. Так впервые был подробно записан рассказ похождений Отрепьева. По словам «царевича», его спас некий воспитатель, который, узнав о планах убийства, подменил царевича мальчиком того же возраста.

Тем не менее, король не склонен был поддерживать самозванческую интригу. С одной стороны, Сигизмунд III не хотел нарушать мир и затевать большую войну с Москвой. С другой стороны, король был не прочь устроить смуту в России и серьезно ослабить ее.

Но за самозванца ухватились польские шляхтичи, для которых восстановление законных прав царевича было лишь прикрытием грабежа и территориальных захватов в Московском царстве. Особенно ухватился за самозванца сандомирский воевода, проходимец и авантюрист, Юрий Мнишек. За оказание помощи самозванец обещал наградить Мнишека огромными денежными выплатами и территориальными пожалованиями в случае успеха предприятия. Мнишек пообещал выдать за Лжедмитрия свою дочь Марину.

Поддержали самозванца и иезуиты. Лжедмитрий встретился с папским нунцием в Польше Клавдием Рангони. Тот дал понять «царевичу», что если претендент желает получить помощь от Сигизмунда, то должен принять католичество. Лжедмитрий немедленно согласился. Он обещал не препятствовать католической пропаганде и строительству костелов в России.

Папа римский, получив известие о самозванце, после некоторых раздумий решился поддержать его предприятие и дал свое благословление всем желавшим принять участие в походе Лжедмитрия. Польский король, официально не поддержавший самозванца, не имел ничего против того, что Лжедмитрий сам наберет себе войско из добровольцев. Вокруг самозванца начала группироваться самая разнообразная публика. Это были польские авантюристы, жаждавшие наживы, и запорожские казаки, хотевшие того же. Всего к моменту перехода русской границы в армии Лжедмитрия было около тысячи польских шляхтичей, несколько сотен беглых русских и от двух до трех тысяч казаков. Этих сил было крайне мало, численность его войска не шла ни в какое сравнение с военными возможностями московского правительства. И тем не менее войско самозванца 13 октября 1604 г. перешло Днепр, служивший тогда границей между Польшей и Россией.

Поход на Москву

Войско Лжедмитрия вторглось в Северскую землю. Недовольные своим положением крестьяне, казаки и множество беглых, собравшихся здесь в голодные годы, поддержали Лжедмитрия. На сторону самозванца стали переходить воеводы, многие бояре, которые были недовольны Годуновым. Крепости сдавались ему без боя. Если какой-нибудь воевода, исполняя свой долг, пытался организовать оборону, то народ и стрельцы вязали всех сторонников Годунова и выдавали Лжедмитрию головами, принося присягу «царевичу» — «крестное целование», а Лжедмитрий милостиво прощал пленных врагов. Русское государство погрузилось в хаос. Патриарх Иов предал анафеме проклятого еретика Отрепьева. Тем не менее города один за другим переходили на сторону самозванца — Моравск, Чернигов, Путивль, Рыльск, Курск, Кромы. Только Новгород-Северский под руководством талантливого воеводы Петра Федоровича Басманова оказал достойное сопротивление полякам.

Почти все авторы произведений о Смуте главную причину успешного похода Лжедмитрия I видели в божьем наказании: «попустил господь бог владеть нами попирателю иноческого чина расстриге Григорию Отрепьеву». Как писал автор «Иного сказания», «аще не бы Богу за умножение наших согрешений попущающу, не возможно бяше ему треклятому совершити таковаго великаго начинания». Другие современники считали, что виной этому послужил все тот же Борис Годунов. При этом, как считал И. Тимофеев, «наказание» было заслуженное: «Гришка был послан не столько на нас, сколько для того, чтобы поразить страхом того властолюбца, пришел праведному суду предать неправедного». Такую же оценку мы находим и в «Ином сказании»: «…борьба проклятого еретика со святоубийцею; не сами собой сражаются, но человецы от них умирают и кровь проливают». Получалось, что в историческом сознании современников успех первого самозванца связывался с заслуженным возмездием Годунову.

Народ поверил в Лжедмитрия I как в истинного царевича Дмитрия, и он быстро и с легкостью добыл себе царский престол. Люди видели в нем своего законного, «богом помазанного» царя, наследника великого корня Рюриковичей. Борис же в глазах русского общества был «выборным», а, следовательно, не вполне законным правителем. Вполне возможно, что поверили в него и некоторые авторы произведений о Смуте. Так, князь И. А. Хворостинин был близок к Лжедмитрию I, играл видную роль при его дворе, увлекался пришедшей с ним западной культурой. Но после гибели самозванца за эту близость и за «еретичество» он был сослан правительством Василия Шуйского в монастырь. В своем произведении о Лжедмитрии Хворостинин говорил гораздо менее обстоятельно, чем, например, о царствовании Шуйского, во время которого он находился в ссылке. И общий негативный тон его высказываний в адрес самозванца выражал, скорее всего, стремление автора оправдаться перед правительством. Трудно допустить, чтобы Хворостинин оставался свободным от своих личных взглядов на «царя Дмитрия».

Находился на службе у Лжедмитрия I и другой его ярый обличитель — дьяк Иван Тимофеев. В списках Разрядного приказа есть запись о том, что этот видный публицист «верстал на Туле государевым, царевым и великаго князя Дмитрия Ивановича всея Руси жалованием» детей боярских.

Можно допустить, таким образом, что Лжедмитрий I и пришедшие с ним элементы западной культуры вызывали интерес у современников, но сознание многих еще крепко держалось за традиционные начала. Так, автор Хронографа 1617 г. считал, что Лжедмитрий смог обмануть народ потому, что в Литве научился колдовству и «гаданию цыганскому». Автор «Плача…» писал, что люди «соблазнились суетной мыслью и обезумели умом, и малодушием перевязались, и как истинного царя приняли его». С. И. Шаховской отмечал, что некоторые воеводы пытались вразумить людей, но народ не хотел верить даже своим властителям, заявляя: «Пусть схватят воевод как изменников и единомышленников Бориса Годунова! Не желая видеть истинного государя на московском престоле, рассказывают придуманные истории!». Это свидетельствует о народной вере в «ожившего» царевича, ради которого люди не побоялись выступить против своих господ.

К 12 ноября в Москве было собрано дворянское ополчение. Борис Годунов вручил командование войском Дмитрию Ивановичу Шуйскому, одному из самых бездарных московских воевод. Вскоре он был заменен на столь же бестолкового воеводу Федора Ивановича Мстиславского. 18 декабря армия Мстиславского подошла к Новгороду — Северскому, осажденному войсками самозванца. 21 декабря произошло сражение. Московское войско не смогло использовать свое численное преимущество и вынуждено было отступить.

Однако и Лжедмитрий вынужден был снять осаду с Новгорода-Северского и отойти к Севску, так как поляки стали покидать его войско, недовольные отсутствием жалования и затяжной войной с царскими войсками.

На помощь страдавшему от ран Мстиславскому царь послал князя Василия Ивановича Шуйского, который накануне публично заявил на Лобном месте в Москве, что истинный царевич закололся и был погребен им лично в Угличе. 20 января 1605 г. русское войско стало лагерем у села Добрыничи. Лжедмитрий решил внезапно атаковать противника. В результате самозванец потерпел сокрушительное поражение и едва не лишился своего воинства. После этого правительственные войска осадили Рыльск, но взять его не смогли и отошли к Севску. Дворяне не хотели воевать в зимних условиях и среди враждебно настроенного населения, поэтому самовольно стали разъезжаться по своим поместьям. Царь строжайше запретил воеводам распускать войско на отдых, что вызвало недовольство в полках. Царское войско надолго застряло под Кромами, безуспешно осаждая крепость, обороной которой руководил донской атаман Карела.

Развязка наступила 13 апреля 1605 г., когда царь Борис Годунов внезапно скончался. На престол взошел его 16-летний сын Федор. Уже 19 апреля под Кромы прибыл Петр Басманов, который должен был привести войско к присяге новому царю Федору Борисовичу. Однако после известия о смерти Бориса Годунова настроения среди воевод и дворянского ополчения резко изменились. Если раньше первостепенной знати приходилось мириться с тем, что царем был выбран Борис, то теперь подчиняться шестнадцатилетнему юнцу никто не собирался. Исчез страх перед всесильным правителем. И уже 7 мая в лагере правительственных войск вспыхнул мятеж, и царские воеводы перешли на сторону самозванца. Как считал И. Тимофеев, причинами тому были и вера в него как законного царя, и его обещания, и страх перед ним. Но, с точки зрения Тимофеева, главная причина была в том, что «всем было невмоготу Борисово жестокое в льстивости, кровожадное царствование». По мнению автора, люди хотели при самозванце отдохнуть, «успокоиться».

Вслед за тем, 1 июня, восстало население столицы. Престарелый патриарх Иов тщетно умолял москвичей сохранять верность присяге. Народ разгромил царский дворец. Царь Федор был взят под стражу. Иова низложили. Боярин Басманов в Успенском соборе проклял патриарха перед всем народом, назвав Иудой и виновником «предательств» Бориса по отношению к прирожденному государю Дмитрию. Вслед за тем стражники содрали с патриарха святительское платье. Престарелый Иов долго плакал, после чего его отправили в заточение в отдаленный монастырь.

А уже 20 июня 1605 г. Лжедмитрий с торжеством въехал в Москву при общем восторге уверовавших в него москвичей: «Расстрига же тот пришел в царствующий град и встретил его весь народ от мала до вели-ка…И радовались все люди, считая его настоящим царевичем Дмитрием, который мертв был и ожил, погиб и нашелся».

Царь Дмитрий

Еще до вступления Лжедмитрия в Москву его сторонниками были убиты Федор Борисович Годунов, второй и последний царь из рода Годуновых, и его мать Мария. Это злодеяние было многими современниками осуждено, но никто не выступил против этого, хотя «Федора Борисовича многие люди тайно в душе своей оплакивали…, но не нашлось у него ни одного защитника». Сестру царя, Ксению, самозванец сделал своей наложницей, а после ее постригли в монахини. Судьба Ксении Годуновой почти у всех современников вызывала сочувствие. Дошли народные песни, посвященные царевне. Несмотря на негативное отношение к ее отцу, в этих песнях отразилось сочувственное отношение народа к судьбе этой девушки. В них царевну ласково сравнивают с маленькой птичкой, попавшей в большую беду. Горе молодой царевны в народном сознании предстает как горе простой девушки, оставшейся сиротой и которой уготована злая участь:

Приверженцы Лжедмитрия начали расправы со сторонниками Годуновых. Царских родственников и свойственников разослали. Даже тело Бориса выкопали из усыпальницы московских царей, положили в сосновый некрашеный гроб и вместе с телами жены и сына погребли в убогом Варсонофьевском монастыре за Неглинной. Народу объявили, что царица Мария и ее сын Федор отравились со страху.

Вся политика Лжедмитрия I вызывала осуждение его современников: «каких только бед и злобы не обрушил на великую Россию!». Это, в частности, относилось к возведению на патриарший престол Игнатия, родившегося на Кипре. При Борисе он был поставлен главой рязанской епархии и прославился как «муж грубый, пьяница и пакостник». У московской аристократии вызывала зависть и злобу раздача чинов самозванцем своим приближенным, главным образом из поляков. Не вызывало одобрения и разорение новым царем государственной казны, большая часть которой пошла на оплату услуг, предоставленных ему польскими и литовскими магнатами. Но самое страшное зло, которое самозванец, как считали, не совсем обоснованно, современники, хотел совершить, — «задумывал обращение Руси в католичество». Это не могло не «переполнить чашу народного терпения».

Примечательно то, что уже через три дня по приезду Лжедмитрия в Москву, был раскрыт боярский заговор против нового царя. Во главе его стояли братья Шуйские — Василий, Дмитрий и Иван. Боярская дума приговорила Василия Шуйского к смертной казни, однако самозванец всем на удивление помиловал заговорщика. Смертный приговор был заменен ссылкой с конфискацией имущества. Однако через месяц царь Дмитрий вернул Шуйских в Боярскую думу и возвратил все конфискованное имущество.

Необходимо отметить, что автор Хронографа говорил и о положительных сторонах политики первого самозванца, хотя сразу оговаривал, что происходили они не по причине его доброты, а «по воле божьей». К этим благим делам современник относил возвращение самозванцем из ссылок и тюрем бояр и дворян, подвергшихся опале при Борисе Годунове, и главных из них — Филарета Никитича Романова с сыном Михаилом.

Разное впечатление производили на современников характер и поведение «царя Дмитрия». Все они отмечали, что он был образованным человеком, но образованным на западный манер. Он совершенно не хотел держать себя сообразно своему царскому сану, постоянно нарушая сложившийся при дворе этикет. Царский сан обязывал его быть спокойным, важным и неторопливым, а вместо этого Лжедмитрий I сам ходил по дворцу без свиты, любил гулять по Москве без огромной охраны, беседовать с простыми жителями столицы, не ждал, пока его подсадят на лошадь. Как отмечали современники, этот человек очень хорошо ездил верхом, «конское рыстание любляше велми», (что вообще не входило в обязанность царя), любил охоту и удивлял двор своей ловкостью. Это было довольно смелое поведение и, если угодно, даже «демократическое» при его положении как единственного «законного» царя, продолжателя корня Рюриковичей.

Любил он бывать и на заседаниях Боярской думы, пытался вникнуть и решить разбираемые вопросы. Сам «царь Дмитрий» был любознателен, много читал, беседовал с образованными людьми. Русским он внушал уважение к просвещению: «остроумен же, паче и в научении книжном доволен, дерзостен и велеречив весьма». Современники отмечали любовь Лжедмитрия I к веселой жизни и забавам. Князь С. И. Шаховской писал также, что самозванец «против врагов своих храбр, смел, весьма мужественен и силен и к воинам весьма благосклонен».

Находясь в Польше, Лжедмитрий I принял ряд обязательств перед своими союзниками, но, захватив престол, пытался проводить самостоятельную политику. Он не превратился в польского ставленника и не торопился выполнять свои обещания. Православие осталось государственной религией, ни Смоленск, ни Северскую землю он не отдал королю и предлагал только за них выкуп.

Дошло описание внешности первого самозванца. Лжедмитрий был статно сложен, невысокого роста, с широкой грудью и крепкими руками. Но лицо его не было красиво, как писал И. М. Катырев-Ростовский, лицо Лжедмитрия не отражало царского достоинства, «препростое обличие имея, и все тело его вельми помрачено».

В целом портрет Лжедмитрия I выходил очень интересным и не лишенным положительных черт. А это противоречит общей негативной оценке самозванца. Получается, что, будучи отрицательным персонажем в произведениях русских публицистов о Смутном времени, он все-таки вызывал кое-какие симпатии у своих современников. Это подтверждает интерес части русского общества к тому новому, что принес с собой этот человек.

Чтобы заручиться поддержкой дворянства, царь щедро раздавал земли и деньги. Но и то и другое не бесконечно. Деньги Лжедмитрий занимал у монастырей. Вместе с просочившейся информацией о католичестве царя все это тревожило духовенство и вызывало его ропот.

Крестьяне надеялись, что добрый царь Дмитрий восстановит право перехода в Юрьев день, отнятое у них Годуновым. Но, не вступив в конфликт с дворянством, Лжедмитрий не мог этого сделать. Поэтому крепостное право было подтверждено и лишь дано разрешение крестьянам, ушедшим от своих господ в голодные дни, оставаться на своих местах. Эта уступка не могла удовлетворить крестьян.

Таким образом, ни один социальный слой внутри страны, ни одна сила за ее рубежами не имели оснований поддерживать царя. В результате им оказались недовольны крестьяне, феодалы, польский король, православное духовенство.

Наибольшее негодование современников вызывала, пожалуй, женитьба Лжедмитрия на католичке Марине Мнишек, эту свадьбу они называли даже «еретической». 8 мая 1606 г. Лжедмитрий обвенчался с ней, и Мнишек стала русской царицей. Она приехала в Москву в сопровождении отца и множества шляхтичей, которые начали вести себя в Москве, как в завоеванном городе.

Все это обострило недовольство самозванцем во всех сословиях. Как писал современник, когда Лжедмитрий стал царем, «то многие безошибочно узнали в нем расстригу Гришку Отрепьева, однако, страшась бесчисленных смертоносных пыток, не смели разоблачать его, но тайно о нем в уши христиан нашептывали». Заговор против него составили те же люди, которые возвели его на трон, — Василий Шуйский и Василий Голицын. Этот заговор слился с народным восстанием, вспыхнувшим 17 мая 1606 г. Ворвавшимся в Кремль заговорщикам удалось захватить царя врасплох. Народу было официально объявлено, что он самозванец. Лжедмитрий I был убит в своем дворце. Все современники отмечали, что понес он заслуженное наказание по божьей воле. «Истинный» царь, которого еще так недавно трогательно встречали и спасению которого так радовались, сделался «расстригой», «еретиком» и «польским свистуном». Труп самозванца был сожжен, пепел зарядили в пушку и выстрелили в сторону Литвы, откуда он прибыл.