Русские цари

Годы жизни (12. 07. 1596 — 13. 07. 1645).

Годы правления (1613–1645).

Супруги — Мария Владимировна Долгорукая,

с 1626 г. Евдокия Лукьяновна Стрешнева.

Дети — Ирина, Пелагея, Алексей, Анна,

Марфа, Иван, Софья, Татьяна, Евдокия, Василий.

Боярский род Романовых

Будущий царь Михаил родился 12 июля 1596 г. в семье боярина Федора Никитича Романова и Ксении Ивановны Шестовой. Род Романовых вел свое происхождение от Андрея Кобылы, выехавшего из прусской земли на службу к московскому князю Симеону Гордому. Сын Андрея Федор Кошка был душеприказчиком Дмитрия Донского. Его потомки, получившие прозвище Кошкиных, постоянно были рядом с московскими князьями, верой и правдой служа своим государям. От младшего сына Ивана Кошки Захария пошли бояре Захарьины. Сын Захария Юрий Захарьевич Кошкин вместе с братом Яковым был отправлен Иваном III в Новгород в качестве великокняжеских наместников. Действия этих наместников отличались крайней жестокостью и произволом. Казни и конфискации, осуществляемые Захарьиными, по сути разграбление Новгорода, принесли им огромные барыши.

Потомки Юрия стали именоваться уже Захарьиными-Юрьевыми. Младшего сына Юрия звали Роман, потомки которого и стали носить фамилию Романовых. Дочь Романа Анастасия в 1547 г. стала женой царя Ивана IV Грозного. С этого момента и начался карьерный взлет семейства Романовых. Братья царицы Данила и Никита Романовичи получили чин боярина и поочередно возглавляли один из главных приказов — Большой дворец, в ведении которого находилось управление великокняжескими владениями. После смерти Ивана Грозного Никита Романович возглавлял регентский совет при царе Федоре Ивановиче и считался одним из самых влиятельных вельмож в московском государстве.

Старшего сына Никиты Романовича звали Федор. Он приходился двоюродным братом царю Федору и в качестве любимца государя занимал особое положение при дворе. Современники отмечали его щегольские манеры и умение «держать себя как царь». Родство с царем Федором и союз с правителем Борисом Годуновым, который заключил перед своей смертью Никита Романович, способствовали блестящей карьере Федора Никитича. Однако наступившая вскоре после смерти старого боярина Никиты боярская борьба за власть надломила успешно начатую карьеру. Как ближайшие родственники царя, Романовы были наиболее вероятными претендентами на трон в случае бездетной смерти царя Федора, и об этом всегда помнил Борис Годунов.

В 1590 г. Федор Никитич женился на дочери костромского дворянина Ивана Васильевича Шестова Ксении. Однако не все историки с этим согласны. По мнению П. Н. Петрова, а также А. Б. Широкорада, матерью будущего царя Михаила Федоровича была Ксения, дочь князя Ивана Дмитриевича Шастунова, ведущего свой род от ярославских удельных князей. Но как бы там ни было, в 1596 г. в семье Федора и Ксении родился мальчик, названный Михаилом, которому будет суждено стать основателем новой царской династии, правившей в России более трехсот лет. Однако события, разыгравшиеся после смерти последнего царя из рода Рюриковичей, казалось, совершенно этого не предвещали.

В 1600 г. род Романовых подвергся опале со стороны нового царя Бориса Федоровича Годунова. Их обвинили в попытке с помощью колдовства извести царскую семью. Процесс был очень громким, и бояр Романовых приговорили к ссылке. Отец Михаила был пострижен в монахи и под именем Филарета сослан в Антоново-Сийский монастырь. Мать также была пострижена и под именем инокини Марфы сослана в пустынный погост в Заонежье.

Четырехлетнего Михаила вместе с сестрой Татьяной сослали на Белоозеро. Разлученные с родителями, дети находились там под присмотром тетки Анастасии Никитичны Романовой. Опальных содержали в тюрьме. Все вотчины Романовых были взяты в казну, имущество конфисковано и пущено в распродажу. До четырех лет Михаил жил в семье, считавшейся одной из самых богатых в России, теперь же боярский терем заменила тюрьма, и это стало одним из самых сильных его детских впечатлений.

Вскоре после расправы Борис смягчил наказание. Михаил с сестрой и теткой были отпущены с Белоозера в село Клины в Юрьеве-Польском, родовую вотчину Романовых. Их не освободили из-под стражи, но зато содержание заметно улучшилось, и кормили узников вдоволь.

Ситуация изменилась после свержения Годуновых и воцарения Лжедмитрия. Оставшиеся в живых Романовы были возвращены из ссылки и осыпаны милостями от нового царя. Филарет Никитич был возведен в сан митрополита Ростовского. Не оставил вниманием самозванец и девятилетнего сына Филарета Михаила — он был одарен богатыми подарками, одним из которых был драгоценный посох.

После свержения Лжедмитрия I и воцарения Василия Шуйского Михаил Федорович был определен на службу. Хотя он еще не достиг совершеннолетия, а таковое тогда считалось по достижению пятнадцати лет, Михаил участвовал в дворянском смотре и был записан в чине стольника в боярском списке 1607 г. Это был его первый дворцовый чин.

Однако вскоре Михаилу снова было суждено разлучиться с отцом. Когда в Тушино оказался Лжедмитрий II, то в его ставке патриархом был поставлен Филарет, а Михаил вместе с дядей Иваном Никитичем Романовым находился в осажденной тушинцами Москве.

Ситуация в стране приобретала все более катастрофический характер. С «тушинским вором» было покончено, но в гражданскую войну вмешались иноземцы. Началась польская, а позже — с 1610 г. — шведская интервенция. Непопулярного в широких кругах Василия Шуйского свергли с престола и постригли в монахи. Одним из руководителей заговора против царя Василия был и митрополит Филарет, который после поражения Лжедмитрия II сначала пытался бежать под Смоленск к Сигизмунду III, но был пленен после боя под Волоколамском и отправлен в Москву. Патриарх московский Гермоген объявил «воровского» патриарха пленником и жертвой Лжедмитрия II и признал его право на прежний сан ростовского митрополита.

Претендент на трон

После свержения царя Василия произошли новые перемены в жизни Михаила Романова. Теперь он превратился в реального претендента на трон. В его пользу говорили популярная в народе фамилия и родство с последним законным царем Федором Ивановичем, которому он доводился двоюродным племянником. Сохранилось свидетельство того времени о характере молодого Романова, оставленное архиепископом Арсением Елассонским. Он отзывался о нем как о «юноше благоразумном, скромном и рассудительном». Кандидатуру сына выдвинул отец, понимая, что самому ему невозможно вернуться в мирскую жизнь, и рассчитывая посадить на трон своего четырнадцатилетнего сына.

Михаил имел неплохие шансы. Филарет нашел сторонников среди посадского люда. На его стороне выступал и патриарх Гермоген. Однако у Филарета было много и противников. Против Михаила выступило духовенство, чьего доверия Филарет так и не успел снискать. Князья церкви не смогли простить Филарету службы при дворе «тушинского вора». Кроме того, иерархи завидовали его быстрой церковной карьере.

Тем временем власть оказалась в руках так называемой «семибоярщины». Это было своего рода временное правительство до избрания нового государя. Название свое в народе оно получило по количеству членов, в него входящих. Это были князья Федор Мстиславский, Иван Воротынский, Василий Голицын, Федор Шереметьев, боярин Иван Романов, Андрей Трубецкой и Борис Лыков. Представители этого правительства заключили договор с польским королем Сигизмундом III о призвании на русский престол его сына Владислава. Под предлогом подготовки к коронации королевича в ночь с 20 на 21 сентября 1610 г. в Москву вошли польские войска коронного гетмана Жолкевского. Современники достаточно тяжело переживали это событие, рассматривая его как акт государственного унижения. Они осуждали москвичей за непротивление захватчикам и политическую пассивность, граничившую, по их мнению, с изменой: «Не уразумев коварства, послабели умами и совершили пагубно и злое, ибо пелена покрыла их очи и не увидели они обмана: приняли гетмана со всем его войском в город и покорились ему, от него и погибли». Из приведенного суждения очевидно, что виновниками случившегося в глазах современных публицистов выступали не только представители боярской верхушки, но и все жители Москвы. Князь Хворостинин даже шутил по этому поводу: «Большой чести мы удостоились у иноверного царя — получили мы в славном городе еретиков».

После занятия Москвы в русском обществе распространилась мысль о подчинении Сигизмунду, которая внедрялась в народное сознание представителями правящей верхушки, видевшей возможность расширения собственных привилегий. Против подобного подхода активно выступили русские публицисты, которые гневно осуждали политику «русских изменников»: Федора Андронова, Михаила Молчанова, Михаила Салтыкова, Ивана Грамотина, Василия Юрьева. В произведениях современников преобладают проклятия и осуждение по адресу всех тех, кто сотрудничал с интервентами. Эти люди служили еще второму самозванцу, а их действия определялись личной корыстью, опасностью преследований со стороны московского правительства и целым рядом других причин. Наиболее видным представителем этой социальной прослойки был «Михалко» Молчанов, само именование которого содержит уничижительные тона. Он «заслужил» почетное прозвище «государев изменник» еще в царствование Бориса Годунова и являлся типичным авантюристом, характерным для европейской действительности позднего Средневековья. Рядом с ним стоит знаменитый Федька Андронов, «торговый мужик», кожевник, который при Лжедмитрии II получил чин думного боярина. Указанные исторические персонажи, «самые худые люди», «молодые детишки боярские», при традиционном развитии русского государства вероятнее всего остались бы безвестными, но в условиях Смутного времени они оказались вознесены к вершине власти. Администрация Лжедмитрия II находилась под контролем приказных дьяков, которые приобрели небывало высокий статус, составив реально управляющую элиту тушинского лагеря. В момент поражения второго самозванца они вступили в тесную связь с Сигизмундом, поддерживая его притязания на власть в русских землях в обмен на земельные и должностные пожалования. Как только ни обличали современники этих «изменников» за пособничество полякам, называя их и «отступниками от добра», и «многих душ губителями», и «губительными волками». Автор одного из публицистических произведений дал емкую и образную характеристику сторонникам Сигизмунда: «домашние враги… ради мимолетной, суетной, земной славы лишили себя будущей бесконечной жизни».

Намного сдержаннее характеризовали современники представителей боярства, сговорившихся с поляками. Они отмечали, что одни из страха, а другие из корысти передали власть интервентам. За это они получили другую форму интеллектуального осуждения: «Не осталось премудрых старцев, и силы оставили дивных советников, и отнял господь у земли богатырей ее». Публицисты Смутного времени даже не упоминают имен бояр, вошедших в сговор с поляками. В данном случае очевидно, что подобный подход детерминировался политическими интересами, ибо с моральной точки зрения представители «семибоярщины» заслуживали не меньшего осуждения.

Тем не менее москвичи присягнули на верность королевичу Владиславу. После принесения присяги московское правительство снарядило посольство к королю Сигизмунду III в его лагерь под Смоленск с целью окончательного разрешения всех спорных вопросов договора о приглашении королевича на русский трон. Гетман Жолкевский постарался включить в состав посольства наиболее опасных для польского претендента лиц. Согласно прямой инструкции Сигизмунда III Жолкевский убедил Василия Голицына и Филарета Романова возглавить посольство, тем самым устранив из Москвы наиболее опасных для Польши претендентов на русский трон. Будучи под Смоленском в королевском лагере, Филарет вместе с другими представителями Великого посольства после долгих переговоров отказался подписать навязанные поляками условия договора и девять лет провел в польском плену.

Гетман подумывал и о том, чтобы отослать к королю Михаила Романова, но тот был слишком мал, чтобы можно было включить его в состав посольства. Князь В. В. Голицын был для Владислава еще более опасным соперником, чем малолетний Михаил. Жолкевский также дал знать королю, что Филарет замыслил посадить на трон сына, на стороне которого патриарх и народ.

Тем временем, пока отец находился в королевском лагере под Смоленском, Михаил Романов достиг совершеннолетия и имел теперь возможность исполнять службу во дворце вместе с другими стольниками. Его первая служба была служба царю Владиславу. Однако зыбкое спокойствие в столице было вскоре нарушено. Москвичи деятельно готовили восстание против польских оккупантов.

Недовольство русского общества усилилось тем, что с отъездом Жолкевского польский гарнизон в Москве утратил дисциплину, а его представители вели себя так, как будто находились в завоеванной стране. Все современники отмечали факты притеснений, насилия и бесчинств, которые стали чинить поляки в Москве. Князь Шаховской писал, что поляки стали насаждать свой образ жизни. Народ, и прежде не любивший иноземцев, отшатнулся от кандидатуры Владислава и стал желать другого царя. Воспользовавшись этими настроениями, польские отряды провели 19 марта 1611 г. репрессивные мероприятия по отношению к населению Москвы. Современники описывали этот день очень подробно. Они отмечали, что множество людей было перебито на улицах, церкви и монастыри разграблены, город сожжен. Публицисты оплакивали москвичей, жалели их, но главную вину за происшедшее возлагали не на поляков, а на самих жителей столицы: «О народ слепой и не догадавшийся о жестокой гибели! Отчего до сих пор не распознал руки насильников и обмана неправедного короля заранее не предугадали?… Или думали, что нашествие иноплеменников без суровой кары и беспощадного возмездия может обойтись! Отчего же, бедные горожане, вы не отогнали ненавистного горя от домов своих? Из-за того-то ныне видите свое неминуемое разорение и роду своему окончательную погибель!».

Находясь в осажденной столице, Михаил Романов, скорее всего, разделял настроения среды, в которой ему пришлось жить. Олицетворением этой среды было боярское правительство, которое испытывало страх перед мятежным народом. А выработать свое собственное отношение к «семибоярщине» Михаилу едва ли было под силу.

Жестокость поляков вызвала широкий резонанс в народных массах. Ширится освободительное движение в провинции. Во главе этого движения, его идеологическим руководителем, встал «начальный человек Московского государства» — патриарх Гермоген. Его подвиг в борьбе с иноземцами был высоко оценен современниками в их произведениях о Смутном времени. Патриарх заслужил от них высоких похвал, которые восхищались его мужеством, стойкостью и даже своеобразной дерзостью в борьбе с поляками и русскими изменниками. Более объективная, в некоторой степени, оценка этого исторического персонажа содержится в Хронографе 1617 г. Его автор показал как положительные стороны патриарха, так и несколько отличные от общепринятого контекста характеристики этой личности: «был он образованным мужем и красноречивым, но не сладкогласным. А характер имел тяжелый и не спешил прощать наказанных. Дурных людей от хороших быстро не мог отличить, а к льстецам, а более того к хитрым людям прислушивался и доверял сплетникам». Но такая оценка является исключением из всех остальных суждений и оценок современников о патриархе, которые носили исключительно положительный характер. Тем не менее, автор Хронографа не считал Гермогена дурным человеком, а скорее всего жалел его.

Подвиг Гермогена, запечатленный его мученичеством за народное дело, поставил его в глазах русских современников на высокий пьедестал. Будучи всеми покинутый во вражеской ему Москве, он нашел в себе мужество бороться до конца. Патриарх твердым словом своим возбуждал и ободрял ширившееся народно-освободительное движение. Современники ставили этот подвиг в заслугу Гермогену: «и случится ему за слово божие умереть, — не умрет, но жив будет во веки».

По стране стали распространяться агитационные произведения, в большинстве своем оформленные как грамоты-воззвания. Их анонимные авторы, вторя Гермогену, призывали современников к вооруженному сопротивлению, побуждали народ выгнать поляков из Москвы «как голодных волков в их проклятую землю и веру… и уж тогда бы неповинной христианской крови больше не литься, волнениям прекратиться и впредь тихо бы и безмятежно жить». Воззвания современников постепенно возбуждали широкие народные массы против поляков. В 1611 г. в Рязанской земле стал собирать Первое ополчение думный дворянин Прокопий Петрович Ляпунов. Москвичи видели в земском ополчении «святое дело» и с нетерпением ожидали освобождения столицы от интервентов. Наряду с П. П. Ляпуновым ополчение возглавили князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой и Иван Мартынович Заруцкий, самый видный донской атаман времен Смуты. Как сообщало большинство современников, последний был авантюрным человеком, желавшим только наживы и власти. Заруцкий легко переходил из одного политического лагеря в другой, как, впрочем, многие в Смутное время. Вначале он примкнул к Болотникову, затем — к Лжедмитрию II, от которого получил титул боярина и стал главным начальником казачьих отрядов. После он отошел от самозванца и перешел на сторону польского короля Сигизмунда III, которого вскоре оставил и сблизился с прежним покровителем. После гибели Лжедмитрия II Заруцкий примкнул к ополчению П. Ляпунова.

Освобождение Москвы

Не позднее 23 марта 1611 г. в предместье Москвы прибыл П. Ляпунов с рязанскими дворянами. Заруцкий с казаками и Трубецкой со служилыми людьми запоздали, но ненадолго. После того как попытки поляков потеснить силы ополчения были отбиты, земская рать перешла к длительной осаде столицы.

Во время осады Москвы войсками первого ополчения Романовы находились вместе с поляками в осажденной столице. Иными словами, они принадлежали к числу тех бояр, которые были пособниками иноземных завоевателей. Стольник Михаил Федорович жил на подворье Романовых в Китай-городе у дяди, боярина Ивана Никитича, который усердно служил царю Владиславу. Инокиня Марфа была при сыне. Будущий царь Михаил не проявлял желания перебраться за стены Кремля и перейти на сторону земских воевод и народа, как это делали сотни других, попавших в осаду вместе с поляками. Позже, уже во время царствования Михаила Федоровича, власти сочинили легенду, будто поляки теснили старицу Марфу и ее сына — «во всякой крепости и за приставы крепкими держали». Однако окружать их стражей не было никакой необходимости, Романовым некуда было бежать. Семья Михаила пережила осадное время в Кремле с первого до последнего дня.

Вскоре между П. Ляпуновым, Д. Трубецкими и И. Заруцким встала «рознь великая», которая определялась борьбой за лидерство в земском правительстве, организованном ополчением в противовес московскому правительству бояр-изменников. Современники обвиняли донского атамана в разрушении единства первого ополчения, которое не смогло выполнить основную задачу — освобождение Москвы. Летом 1611 г. на соборе главенствующее положение получил П. Ляпунов, но вскоре он был убит на казачьем круге. В его смерти публицисты обвинили Заруцкого. После ему ставили в вину и попытки убийства князя Дмитрия Пожарского, и препятствия в деятельности Второго ополчения. Таким образом, в оценках современников действия Заруцкого окрашены преимущественно в отрицательные тона.

Смерть П. Ляпунова была большим горем для народа, так как надежды на успех ополчения становились призрачными. Но уже в сентябре 1611 года в Нижнем Новгороде собирается второе ополчение, с деятельностью предводителей которого — Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского — связано освобождение Москвы. Их заслуга перед Отечеством была понятна уже современникам. В отличие от родовитого и всем известного князя Пожарского, Минин был незнатного происхождения (торговый человек, «говядарь»), но его деятельность получила высокую оценку отечественных публицистов Смутного времени, которые часто ставили свершения нижегородского земского старосты выше «ратных трудов воевод преслав-ных». Высоко оценивали современники и Дмитрия Пожарского, который был очень популярен в широких слоях населения, иначе не выбрали бы его нижегородцы своим предводителем, имея уже двух воевод в собственном городе. Для русских людей он представлялся весьма честным человеком, не запятнавшим себя изменой, опытным и талантливым военачальником. Авторы показывали его кротость, доброту и справедливость. Он не казнил казаков, пытавшихся его убить, а отпустил их, не притеснял и не убивал сдававшихся ему в плен поляков, чем заслужил их уважение.

Сами упоминания о втором ополчении у современников носят торжественный характер. Ожидание скорого конца сменилось радостным чувством победы над интервентами. 5 марта 1612 г. силы ополчения выступили из Нижнего Новгорода и вдоль Волги стали двигаться к Москве. Поход второго ополчения больше походил на торжественное шествие: встречи, присоединение новых отрядов, денежные взносы показывали явное сочувствие населения нижегородскому ополчению и его освободительным целям.

Минин и Пожарский отказались от прямого похода на Москву и временно обосновались в Ярославле. Необходимо было решить вопрос о взаимоотношениях нового ополчения с казацкими таборами Трубецкого и Заруцкого, по-прежнему стоявшими под Москвой, но неспособными к каким-либо активным действиям против осажденных поляков. Кроме того, необходимо было стянуть силы для похода на Москву. Здесь, в Ярославле, было официально создано правительство, возглавленное князем Д. М. Пожарским и К. Мининым. Так же был создан «Совет всей земли» в составе представителей от дворянства, посадских людей и духовенства. Постепенно вокруг «Совета всей земли» выросла и приказная организация, ведавшая текущими делами. Таким образом, правительство второго земского ополчения ведало не одними только военными и хозяйственными делами, но и управлением всей страны.

Тем временем под Москвой произошел разрыв между атаманом И. Заруцким и князем Д. Трубецким. Заруцкий ушел в Коломну, где в то время находилась вдова двух самозванцев Марина Мнишек. Вместе с ним ушло свыше двух с половиной тысяч казаков. Одновременно для подкрепления польского гарнизона в Кремле из занятого поляками Смоленска выдвинулись значительные силы противника под командованием гетмана Ходкевича. Все это заставило руководителей ополчения спешить с выступлением из Ярославля.

Первый отряд земской рати подошел к столице 3 августа 1612 г. Решающим событием в борьбе за Москву стала битва 22–24 августа. Ходкевич, напрягая все усилия, чтобы прорваться в Кремль и доставить туда обоз с провиантом, бросил все силы на ополчение Пожарского. С тыла на него сделал вылазку кремлевский гарнизон. Однако наступление поляков было отбито, и, понеся большие потери и не сумев забросить в Кремль людей и провиант, Ходкевич вынужден был уйти из-под Москвы к Вязьме.

После неудачного наступления гетмана участь интервентов в Москве была решена. К началу сентября голод в Кремле приобрел катастрофические масштабы. Осажденные съели всех собак и кошек, доходило до людоедства. Первоначально командующие кремлевским гарнизоном полковники Струсь и Будила старались удержать в Кремле членов семей бояр в качестве заложников. Но когда голод в крепости усилился, полковники решили избавиться от лишних ртов.

Старица Марфа вместе с сыном Михаилом Романовым покинули Кремль вместе с другими выселенными семьями. Опасаясь за своих родных, члены московского боярского правительства направили особое послание Д. Пожарскому. Бояре просили, чтобы земские ратные люди приняли без позора членов их семей. Пожарский позаботился о том, чтобы принять семьи бояр-изменников с подобающей честью. Он лично выехал к крепостным воротам и провожал толпу женщин и детей в земский лагерь, не дав казакам сурово наказать кремлевских сидельцев. Беженцев разобрали к себе земские дворяне по родству и свойству. По предположению Р. Г. Скрынникова, Марфу с Михаилом забрал к себе ее племянник Борис Салтыков, служивший в ополчении Минина и Пожарского.

22 октября был взят Китай-город. Завязались переговоры, и 27 октября 1612 г. польский гарнизон сдался. Освобождение Москвы отрядами народного ополчения стало событием, послужившим началом конца в русской Смуте. Это четко осознавали современники, описывая его как важнейшее переломное событие в судьбе Родины. Они не скрывали своей радости и облегчения, которые охватили весь народ, за судьбу государства, которое чуть было не лишилось своей независимости, но вновь воспрянуло из всеобщего хаоса в связи со столь знаменательным событием: «снова сыны русские обрели врата отечества и достояние древнего — город Москву, снова наступила весна благодатного бытия и разлились струи светлотекущего жития, ибо долгожданной надежды нашей… свет воссиял, и… от предела Российской земли и до ее окраин народ православный, малые люди и великие… обогатились богатым разумом… и светом добрым слепного согласия все озарились».

По мнению большинства современников, взятие столицы произошло благодаря божественному вмешательству. Но наряду с провиденциалистскими суждениями зарождались новые формы в осознании окружающей действительности, основанные на рационалистской историософии. Это видно из того, что людям современники отводили не последнюю, а иногда и главную роль в свершении важнейших событий. Так, автор «Летописи о многих мятежах…» хоть и писал, что Бог вселил в людей надежду и храбрость, тем не менее считал, что Москва была освобождена «начальников радением и ратных людей службою». Эта мысль прослеживается почти у всех авторов — современников Смуты. Для некоторых из них именно люди были главными свершителями событий.

Избрание царя

С освобождением Москвы земские люди получили возможность приступить к избранию главы государства. В общественном сознании русского общества возникает новая политическая идея государя — избранника народа.

Мнения разделились. Польские шпионы доносили, что казаки в Москве стоят за избрание на трон кого-нибудь из русских бояр, тогда как представители знати хотят возвести на царский престол чужеземца. Избрание на трон Владислава принесло Москве неслыханные беды и страдания, и народ более не желал слышать о королевиче. Кандидатура Владислава более не обсуждалась на избирательном соборе. По поводу польского королевича Владислава летописец прямо писал, что все готовы были умереть, лишь бы «королевича на царство не имати». Хотя те же современники писали о целовании креста Владиславу, но оговаривая, что это делали не многие и самые «скверные» русские изменники.

Обсуждалась на соборе в Москве и кандидатура шведского герцога Карла Филиппа. Однако переговоры со шведами представители земского ополчения вели, домогаясь прежде всего присылки шведских отрядов под Москву. После захвата шведами в 1611 г. Новгорода ближайшей задачей правительства Пожарского было не допустить захвата шведами обширных новгородских владений. Со слов летописца, шведскому посланнику по поводу принятия шведского королевича был дан следующий ответ: «того у нас и на уме нет, чтоб нам взяти иноземца на Московское государство; а что мы с вами ссылалися… для того, чтоб не пошли в Московские городы; а ныне бог Московское государство очистил; и мы рады с вами за помощью божию биться и итти на очищение Новгородского государства». Но современники не скрывали, что и шведскому претенденту некоторые присягали на верность, однако отмечали, что эту присягу «немцы» получали насильственными методами.

Почему в конце концов выбор пал на Михаила Романова? Обычно указывают на то, что кандидатура Михаила стала тем компромиссом, который объединил различные политические силы и сословия государства. К январю 1613 г. в Москву съехались выборные представители из городов от духовенства, служилых и посадских людей, дворцовых и черносошных крестьян. В январе Земский собор приступил к выборам.

Первые же недели заседаний собора показали, что выборы грозят затянуться на долгое время. На царский трон претендовали многие знатные фамилии, и никто не желал уступать дорогу другому. Современники описывали прения между выборщиками во время заседания Собора 1613 г. Так, автор Хронографа видел причину разногласий в выборе кандидата в том, что «сговориться не могли, ибо жили вдали друг от друга, но собрались все как равные в едином совете». Подобное суждение находится и в «Новом летописце»: «И много избирающи исхаку, не возмогоша вси на единаго согласитися; овни глаголаху того, инии же инаго, и вси разно вещаху, и всякий хотяше по своей мысли учинити; и тако препроводиша немалые дни». Но не у всех современников мы найдем описание разногласий по поводу кандидатуры царя. Нет этого, к примеру, в произведениях Авраамия Палицына, дьяка Ивана Тимофеева. Все произведения, за исключением «Повести о Земском соборе 1613 года», не называли имен соискателей царского престола, кроме Михаила Романова. У авторов, да и то не у всех, находились лишь указания на то, что они были. Такое осознанное умолчание может показаться странным. Но, возможно, у части публицистов были политические мотивы для умолчания об именах конкурентов Романовых. Если учесть, что большинство произведений создавалось уже во время царствования Михаила Федоровича, то, назвав имена претендентов на трон, которые продолжали свою деятельность при новой династии государей, можно было их скомпрометировать в глазах общества. Возможно, такая позиция современников была просто политически корректной.

Единственный, наверно, публицистический источник, в котором конкретно назывались претенденты на царский трон, — это так называемая «Повесть о Земском соборе 1613 г.». В ней приводится список, состоящий из восьми кандидатов. В соответствии с местническими порядками первым назван князь Федор Иванович Мстиславский, вторым князь Иван Михайлович Воротынский, третьим князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, четвертым Иван Никитич Романов, пятым князь Иван Борисович Черкасский, шестым Феодор Иванович Шереметев, седьмым князь Дмитрий Михайлович Пожарской и восьмым князь Петр Иванович Пронский. Имя стольника Михаила Романова вообще в списке не упоминалось. Интересное дополнение к этому списку приводит А. Л. Станиславский, сообщая, что в 1635 г. дворянин Л. Сурнин в пылу ссоры сказал, что «Дмитрий Пожарский воцарялся, и стало ему в двадцать тысяч». Повесть о попытках князя Пожарского добыть себе царский престол умалчивает, но описывает, как Дмитрий Трубецкой полтора месяца устраивал для казаков пиры, надеясь на их поддержку при выборах. Автор повести при этом явно смеется над Трубецким, так как казаки на пиры ходили, но поддерживать его совсем не собирались: «Казаки же честь от него приимающе, ядяще и пиюще и хваляще его лес-тию, а прочь от него отходяще в свои полки и браняще его и смеющеся его безумию такову».

Бояре хотели выбрать царя посредством жребия из указанных восьми претендентов. Против этого активно выступили казаки, считая что такой выбор будет «не по божии воле, но по самовластию». Принцип жеребьевки, как и сам список претендентов, был отклонен и Земским собором. Шло время, стране необходим был государь, дабы положить конец Смуте. Вот тогда и всплыла кандидатура Михаила Романова.

В противовес боярской воле казаки противопоставили свою волю — молодого Михаила Федоровича. Уже много лет казаки служили разным государям, но обещанного жалования за военную помощь так и не получили. Поэтому они были уверенны, что от молодого Михаила легче будет востребовать найм за все годы службы, тем более что своим воцарением он будет полностью обязан казакам.

В пользу Михаила сыграло и родство Романовых с прежней династией Рюриковичей по женской линии. В их пользу были и старые слухи, будто царь Федор Иванович, умирая, завещал престол своему двоюродному брату Федору Никитичу, отцу Михаила. В среде боярства у Филарета были обширные связи, но сам род Романовых оказался сильно ослаблен репрессиями со стороны Бориса Годунова, да к тому же сам Филарет находился в польском плену. Поэтому боярские династии могли не опасаться, что от имени юного царя начнут править многочисленные родственники. Сохранилось даже предание о том, что Федор Шереметьев якобы писал в Польшу князю Василию Голицыну: «Миша-де Романов молод, разумом еще не дошел и нам будет поваден». Простой народ привлекало и то, что Филарет пострадал за общерусские интересы.

Бояре поручили переговоры с волнующимся народом, требующим немедленного избрания государя, Ивану Никитичу Романову, который заявил, что этот кандидат «еще млад и не в полном разуме». Однако его речь не произвела впечатления на членов Земского собора. Казачьи атаманы в ответ заявили дяде Михаила, что «ты стар и в полном разуме и ему крепкий потпор будешь». И только после жесткого напора со стороны казаков бояре, будучи «все страхом одержими и трепетни трясущеся», присягнули на верность Михаилу. А уже потом присяга была перенесена на площадь. Таким образом, не голосование выборщиков, а угроза мятежа определила успех Романовым.

21 февраля 1613 г. Собор своим торжественным актом утвердил выбор нового царя. При этом в отличие от прежних «выборных» царей — Бориса Годунова и Василия Шуйского, избрание которых не считалось достаточным оправданием их власти, в которых отчасти видели узурпаторов, избрание на царство «всей землей» Михаила Романова считалось таким же законным делом в сознании народа, как если бы это был истинный, наследственный царь. Но, тем не менее, людская воля в избрании самодержца вызывала сомнение в обществе, которое еще придерживалось традиционного средневекового мировоззрения. Нужно было божественное оправдание содеянному.

Часть русских современников видела в выборе Михаила Федоровича Романова только волю всемогущего Бога. И. Тимофеев писал, что избрание Михаила было изначально предопределено божественным провидением. Другой современник Авраамий Палицын был уверен, что мысль об избрании Михаила в людей вложил сам Бог. Такой взгляд на избрание царя характерен для многих современников, в том числе и для летописцев. Таким образом, законность «земного» избрания государя подтверждалась и укреплялась божественной волей: «Но и сие всем известно бысть, яко не от человек, но воистину от Бога избран великий сей царь».

Однако в русском обществе начала XVII в. уже выработалась мысль о необходимости деятельного земского участия в делах страны, тем более в избрании государя. Новой политической силой становится воля народа, и в избрании царя другая часть современников отводила ей далеко не последнее место. В произведении князя С. И. Шаховского мы вообще не найдем ссылки на Бога в избрании царя: «и вот однажды сошлись все люди воедино… и заключают договор, что не уйдут с этого места до тех пор, пока не изберут царя… Размышляли люди эти не один час, и наконец все единодушно воскликнули: «Пусть возведут на престол царя Михаила».

Основываясь на этих суждениях и оценках современников, можно увидеть определенные перемены в настроениях общества. Изменялся старый привычный взгляд на государя. В Смутное время русское общество приучалось действовать самостоятельно при слабых, с точки зрения легитимности их власти, царях и при их полном отсутствии в период с 1610 по 1613 гг. Такой резкий, небывалый до этого перелом в привычном политическом укладе не мог пройти бесследно для сознания. В общественном сознании возникает новая политическая идея государя — избранника народа. Вырабатывается мысль активного общественного участия в вопросах государственной жизни. И определенная часть современников уже не считала нужным постоянно объяснять все происходящее волей всевышнего, «апеллировать» в своих суждениях и оценках к Богу.

Приезд в Москву

Интересен тот факт, что во время заседания Земского собора 1613 г. и избрания царя самого Михаила Романова в столице не было. На его поиски было снаряжено большое посольство под руководством архиепископа рязанского Феодорита. Только главные бояре могли наречь государя на царство. Однако Мстиславский и другие руководители Боярской думы уклонились от такой чести. Миссия была возложена на родственника Михаила — Федора Ивановича Шереметева. Шереметев был женат на двоюродной сестре старицы Марфы, матери Михаила.

Прошло полторы недели после избрания, прежде чем посольство покинуло столицу. Никто точно не знал, где находился Михаил с матерью. В наказе послам говорилось: «ехать к государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу вся Руси в Ярославль или где он государь будет». Послы отправились из Москвы 2 марта 1613 г. Михаила с матерью удалось обнаружить в Костроме в Ипатьевском монастыре.

С пребыванием Михаила в Костроме связана история об Иване Сусанине. Легенда гласит, что поляки заблаговременно узнали об избрании Михаила на царство и решили убить его, дабы усилить шансы королевича Владислава. Где точно находился Михаил, поляки не знали, и тогда они схватили старосту принадлежавшего Романовым села Домнина Костромского уезда Ивана Сусанина и пытали его страшными пытками, заставляя признаться, где находится Михаил. Сусанин ничего не сказал и был замучен врагами до смерти. Однако об этом нигде не упоминалось до 1619 г., когда зять Сусанина Богдан Собинин обратился к царю с челобитной, в которой сообщал, что его тестя замучили литовские люди, желая узнать, где скрывается государь. Тогда же Богдану Собинину была выдана царская жалованная грамота, подтверждающая геройское поведение Ивана Сусанина, и денежное вознаграждение.

В XIX в., с подачи С. М. Соловьева, эта история получила очень широкую огласку. Композитор Федор Глинка в своей опере «Жизнь за царя» пошел еще дальше. У него Сусанин завел поляков в лес, где все они погибли от холода и голода, предварительно расправившись со своим проводником. Тем не менее многие историки сомневались в правдивости этой истории. Еще в середине XIX в. Н. И. Костомаров писал, что свидетелей подвига Сусанина не было, он был один, так как если бы они были, их бы тоже замучили либо они рассказали, где находился Михаил. А раз так, то неизвестно, за что именно замучили Сусанина. По мнению А. Б. Широкорада, никаких польских отрядов зимой 1612–1613 г. в районе Костромы просто не могло быть. С точки зрения А. Л. Станиславского, Сусанина замучили воровские казаки, которые пограбили Русский Север и теперь шли мимо Костромы на юг. Как считает Р. Г. Скрынников, Сусанин погиб от рук одной из шаек, бродивших тогда по всей России в поисках наживы, и подобное происшествие было очень обыкновенным для того времени.

Как представляется, в действительности искали Михаила представители посольства из Москвы. 13 марта послы прибыли в Кострому, где узнали от местных воевод, что Михаил с матерью находятся на богомолье в Ипатьевском монастыре. 14 марта духовенство возглавило крестный ход в монастырь. Там Михаилу и его матери подали писание от Земского собора об избрании его на царский престол Русского государства. Старица Марфа «с великим плачем» наотрез отказалась благословить сына на царство. Михаил также заявил, что не хочет быть царем, боясь ослушаться воли матери. Аргументами Марфы были молодость сына, наглядные примеры прежних измен государям Борису Годунову, Лжедмитрию I, Василию Шуйскому, нахождение в польском плену отца Михаила — митрополита Филарета, которому поляки велят «какое зло учинить», узнав об избрании его сына. Только после шестичасовых переговоров Михаил с матерью согласились подчиниться приговору Земского собора, и шестнадцатилетний юноша в местном соборе был наречен на царство боярами и митрополитом Феодоритом.

Беда Михаила была в том, что он оказался совершенно неподготовленным к роли великого государя. С четырех лет он был насильственно разлучен с родителями, попал под стражу и был сослан в заточение. Столь гибельные перемены сказались на характере Михаила, выработав в нем такие черты, как смирение, терпение, склонность подчиняться чужой воле и приспосабливаться к любым неблагоприятным условиям, в то время как в хаосе Смуты стране нужен был решительный и опытный самодержец. Последующие годы, проведенные Михаилом в осажденной Москве, были потеряны и для учебы. Михаил Федорович не смог получить даже традиционного образования. Как писал о Михаиле очевидец событий голландец Исаак Масса, «он вполне необразован и до такой степени, что мне неизвестно, может ли он даже читать письма».

19 марта Михаил с матерью выехали в столицу. Все ждали его скорого возвращения. Но он надолго задержался в Ярославле. Оттуда царь, а точнее его мать затеяла хозяйственную переписку с московскими властями. Необходимо было подготовить все необходимое к приезду царя, наполнить дворцовые кладовые и отстроить царские хоромы, сильно пострадавшие во время польской оккупации. Пока царский поезд медленно двигался к Москве, в окружении старицы Марфы начал формироваться новый правительственный круг. В него вошли Борис и Михаил Михайловичи Салтыковы, родня матери Ми-хайла Романова. Стольник Борис Салтыков был поставлен во главе приказа Большого дворца. Его брат Михаил стал кравчим.

Почти два месяца царский поезд двигался из Костромы в Москву. Все это время царь слал к столичным властям грамоты с требованиями обустроить царский быт и навести безопасность на дорогах. И ни одного военного, административного или иного государственного распоряжения. Наконец 2 мая 1613 г. царь Михаил торжественно въехал в столицу.

Венчание Михаила на царство состоялось 11 июля 1613 г. Перед венчанием Михаил по традиции устроил раздачу земельных и денежных пожалований, стольник Дмитрий Михайлович Пожарский получил чин боярина. При этом у некоторых воевод, служивших в Тушино у Лжедмитрия II, новые власти конфисковали владения и титулы, пожалованные «незаконными» государями. Во время коронации боярин князь Ф. И. Мстиславский осыпал Михаила золотыми монетами, боярин И. Н. Романов держал шапку Мономаха, боярин князь Д. Т. Трубецкой — скипетр, боярин князь Д. М. Пожарский — державу. За неимением патриарха венчал Михаила казанский митрополит Ефрем.

Первые трудности

Характерно, что, вернувшись в Москву, Михаил нашел уже нормально функционирующий государственный аппарат. Приказы были воссозданы Мининым и Пожарским еще летом 1612 г. Боярскую думу по прежнему возглавлял князь Ф. И. Мстиславский. Важную роль в правительстве продолжал играть князь И. М. Воротынский. Дядя царя И. Н. Романов занимал третье место после Мстиславского и Воротынского, но Марфа относилась к нему очень настороженно, и его роль в управлении государством была крайне мала. За царя, получившего прозвище «тишайший», правили его мать и ее родня — Салтыковы. Михаил не обнаружил около себя способных и энергичных советников. Такая ситуация была характерна для первого периода в царствовании Михаила с 1613 по 1619 гг.

Многие русские публицисты видели в возведении на престол Михаила Романова окончание Смуты: «воцарился благочестивый царь Михаил и возродилось Московское государство… и с тех пор прекратились на Руси мятежи…». Но еще одной бедой оставались казачьи разбои. Как писал летописец, «и бысть во всей России мятеж велик и нестроение злейши перваго». Вообще у современников Михаила было весьма нелестное отношение к казакам. Но не только одни казаки творили грабежи и насилия, среди разбойников были люди всех сословий, не желавшие оставить ставшее для них уже привычным ремесло. И тем не менее русские публицисты подчеркивали, что именно казаки были «заводчиками» этому «воровству». Помимо казачьих отрядов под началом Воловни, Никанора Шульгина, действовали отряды и знаменитого «боярина» — атамана Ивана Заруцкого.

Поражают зверства, которые творили эти люди над своим же народом: «иных древием преломаш, стоящие древеса наклоняюще привязоваху, и тако ломаху; иных же огнем сожигаху; прочим же во уста насыпающе зелие сожигаху; женского же полу людем, сосцы прорезывая и верви вдевая, вешаху… и бысть повсюду стенание и плач». Летописцы писали, что от иноземцев они не испытывали таких мук, как от своих. Следствием этого и явилась отрицательная оценка казаков русскими современниками.

В противовес этому злу современники описывали методы, которыми правительство пыталось покончить с этими разбоями. Царь посылал к орудовавшим по всей территории Русского государства казацким отрядам послов с призывом «отстать от воровства». И многие, со слов летописцев, являлись в Москву просить царской милости. Но что характерно, авторы не верили в раскаяние казаков, считая их неискренними, так как и придя в Москву они продолжали «воровать». И только после этого правительство было вынуждено прибегнуть к крайним мерам. Были начаты открытые военные действия против казачьих отрядов, приведшие к их разгрому. Многие их предводители были повешены, остальных отправили в тюрьмы. Такое наказание современники считали заслуженным и своевременным: «и оттоль престаша казаки тако воровать», «и был уничтожен злой сорняк вражеских смут».

На юге продолжал действовать казачий атаман Иван Заруцкий. Ему удалось захватить Астрахань. Оттуда он начал рассылать грамоты от имени «царицы» Марины Мнишек и ее четырехлетнего сына «царевича» Ивана Дмитриевича. Против него был послан правительственный отряд под началом стрелецкого головы Василия Хохлова. Заруцкий, потеряв надежду удержаться в Астрахани, бежал на Яик. Но уже в окружении бывшего земского правителя зрела измена. После нескольких стычек казаки выдали властям Заруцкого вместе с Мариной. Михаил жестоко наказал своих врагов. Четырехлетний «воренок» Иван Дмитриевич был публично повешен, причем, по свидетельствам очевидцев, ребенок был настолько легок, что петля до конца не затянулась, и он умер лишь спустя несколько часов. Заруцкого посадили на кол. Марину заточили в Тулеек, где она и умерла от горя. По польским официальным данным — ее утопили, по неофициальным — удавили двумя подушками.

Между тем положение Российского государства было просто катастрофично. С разгромом Заруцкого казачье «воровство» не завершилось, бунты продолжались до 1619 г. Потрясения многолетней Смуты вконец разорили страну, особенно западные и северо-западные, когда-то густо населенные районы. Население бежало от постоянных войн, пашни были заброшены и успели уже зарасти лесом. Продолжались войны с Польшей и Швецией. Боеспособной армии не было, пограничные города опустели, в них почти не оставалось гарнизона. В 1615 г. шведы осадили Псков, но взять его не смогли.

Если главную роль в искоренении казачьих разбоев русские публицисты отводили умелым действиям правительственных войск, то очищение страны от польских и шведских интервентов, по мнению современников, стало возможным только благодаря «божьему заступничеству»: «…яко змиев гнездящихся и сипящих на ны гневом… Божие мановение через надежду внезапу всекоренно изрину». Неудачи же русских войск в первые годы царствования Михаила Федоровича приписывались нерадивости воевод и простых воинов. Так, русские не смогли взять Смоленск из-за пьянства, так как «все сотвориша пьяным обычаем». Неудачи в войне со шведами авторы приписывали как таланту Якоба Делагарди, так и распрям внутри русских войск.

Но, несмотря на все это, русским людям удалось отстоять независимость государства и заключить мир, хоть и ценой территориальных уступок. Относительно легко, с точки зрения современников, был заключен 27 февраля 1617 г. Столбовский мирный договор со Швецией. Однако российскому правительству пришлось пойти на тяжелые условия. Сохранив Новгород, Старую Руссу, Ладогу и Гдов, Россия отказалась от Ижорской земли с Ивангородом, Копорьем, Ямом и Орешком, а также Корельского уезда. Таким образом, страна была отрезана от Балтийского побережья.

Труднее было с поляками. В апреле 1617 г. начался поход на Москву королевича Владислава. Дорогобуж и Вязьма сами открыли полякам ворота, Можайск и Борисов были в спешке эвакуированы. Однако после первых успехов поляки потерпели поражение и начали переговоры. Они никак не хотели отказаться от Москвы, бывшей уже под их властью. Публицисты отмечали амбиции польских послов во время не раз проходивших мирных переговоров, «искони бо от врага гордостию надмени Поляцы и Литва…». Авраамий Палицын даже называл королевских послов «псами брешущими». Во время заключения Деулинского перемирия в 1618 г. поляки не вызывали доверия у современников: «лукави бо суще и не тверди в вере Поляцы и Литва…сами королевские послы со многою честию и кротостью перед государевыми послы начата о миру глаголати и некротцыи кротцы бышя и волки яко агньцы явишяся».

Но перемирие было заключено 1 декабря 1618 г. на 14,5 лет. Польша сохраняла за собой западные земли со Смоленском и еще 28 русскими городами. Тем не менее от этого перемирия Россия и много выиграла, получив долгожданную передышку. Смута закончилась, и в произведениях русских современников чувствуется большая радость и облегчение: «и утвердишеся в мирном поставлении разехашеся с великою любовью и радостию, яко обоим государствам дарова Господь безмятежие и тишину». Страна воспрянула из хаоса, и публицисты отразили всеобщее ликование и надежду на лучшее: «…и от радости многи источницы слез от очию излиаше, яко неначаемо дарова Бог всей земли Рустей немятежное пребывание и покой и тишину всему православному христианству».

Одним из условий Деулинского перемирия был обмен пленными. Он закончился 1 июля 1619 г. на р. Поляновке долгожданным освобождением митрополита Филарета, переговоры о выдаче которого шли с момента воцарения Михаила Романова. 14 июля отец государя торжественно вступил в Москву и сразу же был произведен в патриархи и получил титул «великого государя», такой же, как и у самого царя. Период с 1619 г. и до самой смерти патриарха в 1633 г. стал периодом правления Филарета.

Симфония властей

Этот период принято называть периодом «симфонии властей» — светской и церковной. И царь, и патриарх имели одинаковые титулы, зачастую под указами и грамотами ставилась подпись обоих государей. Даже обращались к патриарху по имени и отчеству — Филарет Никитич, то есть как к светскому лицу. У патриарха были собственные органы управления — приказы, такие же, как и у царя: Дворцовый, Казенный, Разрядный, Судный. Послы вручали грамоты и подарки обоим великим государям. Могущество церкви в этот период усилилось как никогда до этого. Энергичный патриарх Филарет направлял деятельность правительства. Даже по состоянию здоровья царь не мог управлять. Уже в 30 лет он так «скорбел ножками», что его носили на руках. Честолюбивые амбиции бывшего боярина Федора Никитича наконец-то были полностью удовлетворены.

Филарет Никитич стоял у истоков многих начинаний, призванных укрепить расшатавшееся государство. Образцом провозглашались традиции Московского государства времен Ивана Грозного, родство с которым всячески подчеркивала новая правящая династия. При царе работала Боярская дума, законы выходили с прежней формулировкой «уложил царь со своими бояры». Занятие государственных должностей определялось все той же системой местничества — знатностью боярского рода и тем, какие должности занимали предки. Но в действительности у боярства оставалось с каждым годом все меньше и меньше реальной власти. Самых опасных для себя бояр Филарет постарался убрать из Москвы. Так, князя И. В. Голицына сослал в Пермь, а князя Д. Ф. Трубецкого отправил воеводой в Сибирь. Был отдален от двора и освободитель Москвы князь Д. М. Пожарский. Среди думных чинов появилось множество новых фамилий, оттеснивших от управления страной старую титулованную знать? — среди них Стрешневы, Нарышкины, Милославские, Толстые и др. Дума постепенно превращалась в придаток системы администрации, решая все больше второстепенные дела, разбирая жалобы с мест и отвечая на запросы из разных учреждений. Наиболее же важные вопросы царь и патриарх стремились решать самостоятельно, издавая указы от имени одного монарха, без одобрения думы.

В первые годы правления Михаила Земские соборы заседали почти беспрерывно: 1613–1615, 1616–1619, 1620–1622 гг. Это было вызвано необходимостью опереться на широкие слои населения при решении важнейших дел и сохранить наметившееся единство государства. Кроме того, в соборах правительство Романовых видело определенный противовес боярской аристократии и думе. Но по мере усиления царской власти соборы начинают собираться все реже и реже и только по наиболее важным поводам. Меняется и их характер. Если на соборе 1613 г. были представители практически всех сословий Московского государства, то последующие соборы в основном состояли из представителей местной администрации и московского дворянства. Кроме того, они всецело зависели от монарха, по инициативе которого собирались и на вопросы которого давали свой ответ.

Постепенно положение в стране нормализовалось. Выли распаханы запустевшие пашни, оживилась торговля, разрастались города, начала зарождаться промышленность. В 1636 г. голландский купец Андрей Виниус пустил первый вододействующий завод, изготавливающий металлургическую продукцию на продажу и по государственному заказу. Иностранцы получили больше возможностей торговать с Россией и основывать в стране свои предприятия. По инициативе патриарха Филарета в 1633 г. при Чудовом монастыре была открыта греко-латинская патриаршая школа. Начала медленно наполняться казна, но за счет постоянно растущих налогов и повинностей, возложенных на местное население.

Серьезной проблемой государства было создание боеспособной регулярной армии. Прежнее дворянское конное ополчение теряло свое былое значение. Не спасали положение и стрелецкие полки. А между тем заканчивался срок Деулинского перемирия, и Москве нужно было готовиться к войне за возврат потерянных в годы Смуты земель. В 1631–1632 гг. при участии приглашенного из Швеции полковника Александра Лесли были сформированы первые четыре полка «иноземного строя» — прообраз регулярной армии, — состоящие из иноземных наемников, а также шесть полков, где рядовой состав набирался из русских людей. В Швеции для этих полков было закуплено вооружение, включая огнестрельное — мушкеты. Офицерами в новых полках были иностранцы, поступившие на русскую службу.

К началу 30-х гг. русское правительство решило, что уже имеет достаточно сил для войны с Польшей. Однако Смоленская война 1632–1634 гг., начавшаяся успешным освобождением многих русских городов, обернулась поражением под Смоленском. Русское войско во главе с боярином Михаилом Борисовичем Шеиным осадило Смоленск, но само попало в окружение и капитулировало. Поляновский мир между Россией и Польшей 4 июня 1634 г. подтвердил условия Деулинского перемирия. Смоленск оставался польским, хотя новый польский король Владислав IV окончательно отказался от претензий на русский престол.

Полки иноземного строя оказались неподготовлены к ведению боевых действий, многие дворяне в период осады самовольно покинули русский лагерь, узнав о нападении крымских татар на южные окраины и спеша защитить свои земли. К концу войны из 30-тысячной армии у М. Б. Шеина оставалось едва ли 9 тысяч ратников. Тем не менее он добился почетных условий капитуляции: русское войско сохранило холодное и огнестрельное оружие, оставив неприятелю лишь артиллерию. В итоге боярин М. Б. Шеин был обвинен в измене и по приговору боярского суда казнен вместе с сыном.

Через три года после неудачной Смоленской войны Московское царство чуть было не вступило в конфликт с Османской империей. Летом 1637 г. донские казаки после трех недель осады взяли турецкую крепость Азов. Огромная турецкая армия не смогла выбить их оттуда и, потеряв в 24 приступах несколько десятков тысяч человек, со стыдом отступила.

Понимая бесперспективность самостоятельной борьбы, казаки обратились за помощью в Москву, прося Михаила принять Азов под свою руку. Но опыт Смоленской войны показал полную неготовность России вести боевые действия с сильным противником. Казакам было отказано в помощи, а Турцию заверили, что донцы самовольно, вопреки царскому запрещению, взяли Азов. В 1642 г. казаки оставили совершенно разбитые во время осады укрепления Азова.

В годы правления Михаила Федоровича русские землепроходцы продолжали осваивать Сибирь и Дальний Восток. В 1632 г. был построен Якутск, а к концу правления Михаила русские владения простирались почти до самой Камчатки.

Первый русский царь из династии Романовых не проявил себя как выдающийся государственный деятель. II начале его правления страной распоряжались Борис и Михаил Салтыковы, позже — отец Филарет. После смерти патриарха 1 октября 1633 г. его сменили новые бояре; советчики. С 1633 по 1642 г. во главе правительства России фактически стоял князь Иван Борисович Черкасский. Он происходил из знатного рода кабардинских князей и возглавлял важнейшие государственные учреждения: приказ Большой казны, Иноземный, Стрелецкий и Аптекарский приказы. С 1642 г. особенно близок к царю был боярин Борис Иванович Морозов, воспитатель царевича Алексея.

Михаил Федорович был женат дважды. Первая его жена, княжна Мария Владимировна Долгорукая, умерла через три с половиной месяца после свадьбы. Через год, в 1626 г. Михаил вновь женился на дворянской дочери Евдокии Лукьяновне Стрешневой. От этого брака у него родились дети: Ирина, Пелагея, Анна, Алексей, Марфа, Иван, Софья, Татьяна, Евдокия и Василий. Пелагея, Марфа, Иван, Софья, Евдокия и Василий умерли в раннем возрасте, и только Ирина, Анна, Алексей и Татьяна пережили отца.

Не отличался царь Михаил и крепким здоровьем, страдал тучностью, часто болел. С конца 1644 г. он уже не выходил из своих покоев. В апреле 1645 г. болезнь усилилась, и во дворце был созван консилиум иностранных врачей. Они постановили, что в желудке, печени и селезенке больного государя недостает природной теплоты, отчего кровь водянеет, цинга и другие мокроты родятся. Больному запретили ужинать и рекомендовали умеренность в еде и питье. Царю давали сахар и мазали живот бальзамом, но лучше не становилось.

На свои именины 12 июля 1645 г. Михаил пошел к заутрене, но упал в храме и его перенесли в хоромы. Во втором часу ночи первый из представителей династии Романовых исповедался, а в третьем часу скончался. В том же году умерла и царица Евдокия, пережив мужа всего на один месяц. На престол Российского царства взошел шестнадцатилетний Алексей.

Правление Михаила Федоровича Романова нельзя назвать блестящей или выдающейся эпохой в русской истории. Это был период восстановления государственного единства, разрушенного потрясениями рубежа XVI–XVII вв. Страна постепенно начала преодолевать последствия Смуты.

Тем не менее, современники вспоминали царствование Михаила добрым словом. Они отзывались о царе как о человеке добром и мягком, столь милостивом к своим подданным, что «любляше и миловаше их и вся подавше им, яко они прошаху». Михаила можно назвать тишайшим с таким же основанием, как и его сына Алексея.

Среди придворных развлечений любил Михаил такие забавы, как пение и музыку. Он много времени отдавал разведению садов и цветников, для которых выписывал из-за рубежа много «диковинных» растений.

С молодых лет первый Романов был предан вере, часто ездил на богомолье по монастырям, делал щедрые пожертвования, соблюдал посты и усердно молился.

Воинская доблесть издавна считалась необходимым качеством государя. Михаил был начисто лишен этого качества. Но он сам осознавал свой недостаток и никогда не участвовал в военных походах. Войне государь предпочитал мир любой ценой, что отвечало настроениям страны, пережившей многолетнюю гражданскую войну.

Каким бы ни был первый царь из династии Романовых, дела в государстве шли своим чередом, и никто, начиная с Поляновского мирного договора 1634 г., уже не оспаривал законность пребывания Михаила и его потомков на российском престоле.