Русские подвижники 19-ого века

СВЯЩЕННИК ПЕТР (ГОРОДА УГЛИЧА)

Отец Петр родился в 1782 г., в семье причетника Якимовского погоста, Угличского уезда. Воспитание он получил в Ярославской семинарии, и в 1807 г. рукоположен священником во Входо-Иерусалимскую церковь близ Углича.

В 1812 г., совершая литургию, о. Петр был испуган ложною вестью о приближении к Угличу французов и с ним начались припадки падучей болезни.

Около года пролечился он от этой болезни в Ярославле. В начале 1814 г. он снова заболел, и его поместили в дом умалишенных в Ярославле, а когда он вернулся в том же году домой, его отставили вследствие болезни от должности священника и отобрали священническую грамоту.

Но именно с этого времени начинается известность его, как подвижника терпения и прозорливого.

Он знал, что у каждого на сердце, и к нему за советом стекалось множество посетителей.

Болезнь все продолжалась, средств на лечение не было, и с согласия его жены, отец его задумал отправить его в Ярославскую градскую больницу.

Долго не соглашался на это о. Петр, но дело получило неожиданный оборот.

Полицейский чиновник, таивший месть на о. Петра, который раз обличил его, поймал его на дороге, привел в полицейский дом и жестоко наказал розгами.

По утру этого дня, о. Петр, поднявшись от сна, сказал своей жене: "Ксения Ивановна, какая ныне баня мне будет славная!" А, когда она ему возразила: "Что ты, батька, давно ли парился?" — он подтвердил: "Жаркая будет баня!"

Граждане угличские сочли себя жестоко оскорбленными этим поступком с о. Петром. Они начали дело. Назначено было по Высочайшему повелению следствие. Против воли о. Петр был вызван в Ярославль для дачи показаний. Но он ничего не отвечал на предложенные вопросы, только пропел тропарь Преображению Господню.

Затем о. Петр был оставлен в Ярославле для освидетельствования его болезни и опять помещен в дом умалишенных. Обращались здесь с ним жестоко.

Наконец, по ходатайству родственников и при помощи расположенных к о. Петру угличских граждан, было получено разрешение начальства водворить его на родину. Он оставался здесь до конца жизни.

Слава о его прозорливости и мудрости духовной все распространялась, и к нему шло множество посетителей из самых разнородных слоев общества.

Иногда приходили к нему с дурными намерениями и ради праздного любопытства вызывали его на спор, смеялись над ним.

Он или молчал или обличал их, высказывая их тайные дурные дела, намерения и мысли. Когда эти обличения не вызывали в посетителях раскаяния, он начинали кричать, рвать на себе волосы, раздирать рубашку. Иногда, предсказывая пожар, он бегал полуобнаженным по тем улицам, где будет пожар. За это полиция его преследовала.

Чтобы удержать его от таких поступков, вредных для его здоровья и навлекавших на него месть обличаемых, родные в течение 15 лет приковывали его к стене, чему он не противился.

Иногда он даже сам, чувствуя сильное душевное волнение, просил домашних связать себя или сам приковывал себя к стене.

С людьми, относившимися к нему искренно, о. Петр обращался ласково и предупредительно; предваряя их вопросы, предсказывал им успехи или неудачи в их делах, давал им духовные советы и наставления.

К тем, кто ехал издалека, он выходил далеко на встречу, прежде чем его о них предваряли, объявлял им, зачем они приехали, и давал им нужный совет или предостережение.

Иногда пред посетителями он говорил, не обращаясь ни к кому лично, а точно к постороннему, ему одному видимому лицу.

Слушатели ловили в его речах то, что относилось к ним, изумлялись его прозорливости. Не одними словами, но и знаками он вразумлял приходящих, возлагая разные послушания. Так, одного о. Петр посылал в кузницу сковать вещь, кому принести что-нибудь с недалекого берега Волги. Иных заставлял при себе читать, петь, писать, или давал какие-нибудь маленькие работы, все имевшие назидательное значение.

Сам он любил выделывать разные вещи из дерева, камня и железа и раздавал их посетителям вместо ответов на вопросы и недоумения.

С достойнейшими о. Петр любил петь церковные песни, особенно же "О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь".

Когда посетители приносили о. Петру деньги и вещи, нужные в хозяйстве, он предугадывал, кто принес к нему с усердием и приобретенное честным трудом. Иначе он совсем не принимал их и даже ценные вещи бросал в печь.

Он обличал в недобросовестности людей, которым было поручено передать ему вещи и которые или утаивали их у себя или приносили из дому только часть их.

Все получаемое о. Петр раздавал бедным, а остатки лишь домашним, которые его на это и содержали.

Жизнь о. Петр всегда вел суровую, спал не на кровати, а на простой лавке, подкладывая себе под голову кирпич. Чтоб лишить чай приятного вкуса, клал в чашку прядь льна.

На 85-м году закончилась подвижническая и многострадальная жизнь о. Петра Алексеевича Томаницкого.

Он скончался в начале сентября 1866 года, напутствованный Св. Тайнами. У гроба служились по желанию граждан непрерывные панихиды, при самом многолюдном стечении народа. Для погребения тело привезено было, как то завещал покойный, в Рыбинск, в женский Софийский монастырь. Этот монастырь был устроен по предсказанию, наставлению и благословению о. Петра.

Погребальное шествие было торжественно встречено за заставою крестным ходом.

В день погребения знаменитый проповедник о. Родион Путятин произнес следующее слово: "Вместо последнего целования, приидите, братие и сестры, отдадим наш поклон умершему отцу Петру и помолимся о упокоении души его.

Редкие из людей пользуются таким почтением, каким пользовался покойный о. Петр, которого гроб теперь перед нами, — очень редкие.

В последние сорок лет девяностолетней его жизни, у него, может быть, до сотни тысяч перебывало народа людей всякого звания, состояния, образования. И приходили к нему не близкие только, но и из дальних мест, и приходили не за советом только и наставлением, а просто так — только взглянуть на него, только посидеть у него, поклониться ему, получить благословение от него.

А какое к нему почтение, теперь умершему. Как святыню встретили здесь его гроб, и как отца своего родного стеклись все проводить его в могилу.

Чем заслужил он такое почтение? Что заставляло всех особенно прибегать к нему за советами, за наставлениями, за утешениями? Думаю, тем, что он был человеком большого ума, далеко видел, был прозорлив. Да, он был одарен прозорливостью, дальнозоркостью. Он знал, что кому сказать, как сказать; знал, кого к себе принять, кому отказать, знал, когда перед кем ему молчать, когда перед кем ему говорить. И потому-то он и молчанием своим говорил поучение и отказом своим давал вразумление.

При такой прозорливости, дальновидности, он всегда можно сказать, днем и ночью, имел в мыслях одно: что одно? — Чтобы всякого приходящего чему-нибудь научить, чем-нибудь вразумить, как-нибудь и чем-нибудь утешить, успокоить. От того-то он мало говорил, а больше молчал, слушая и обдумывая. Дальновидных людей на свете не мало, но те далековидящие смотрят вдаль для того, чтобы как-нибудь поскорее, прежде других что добыть, получить для себя, чем воспользоваться, завладеть. А покойный о. Петр, забывая себя и свое, зорко всматривался во все, внимательно вслушивался всегда — для того только, чтобы другим понужнее, пополезнее что сказать, других повернее как вразумить, наставить, поскорее утешить, получше успокоить. Да, своим забвением самого себя для других, своею небрежностью к самому себе ради ближних, — вот, чем он, при своей дальновидности, всех к себе располагал, всех привлекал, верить в себя заставлял.

Слушатели христиане! Многие из вас ходили к о. Петру в его дом, в его келлию. Ходите сюда на его могилу, молитесь здесь, молитесь об упокоении души его, и Господь за вашу молитву об упокоении души его будет вас успокаивать, утешать, вразумлять, наставлять, как он успокаивал, вразумлял и наставлял вас в доме, в келлии его.

Так поминайте иерея Петра, и ради него Господь помянет вас. Аминь".

Вот несколько случаев прозорливости о. Петра:

Когда он содержался в Ярославле в доме умалишенных на испытании, одна угличская мещанка, пришедшая навестить его, сказала ему: "В какой вы неволе здесь, батюшка! Что досталось на вашу долю!" На это о. Петр закричал ей: "Не тужи сова о сове, а тужи сама о себе; нечего меня жалеть, сама сюда попадешь".

Посетительница подумала, что о. Петр не в своем уме и потому говорит так. Но чрез несколько лет от тифозной горячки она впала в нервную болезнь с буйством, и четыре месяца ее лечили в этой больнице.

Однажды жена о. Петра, Ксения Ивановна, собралась в Углич, отстоящий в версте от Иерусалимской слободы, где они жили. О. Петр сказал ей: "Не ходила бы нынче в город, неравно пожар будет".

Не обратив внимания на эти слова, она ушла, но, дойдя уж до городского рынка, почувствовала тоску. Вспомнились ей тут слова о. Петра о пожаре и она поспешно вернулась домой. Между тем в ее отсутствие, в комнату, где находился о. Петр, входила девочка-соседка и слышала, как он произнес: "Еще не загоралось, а скоро загорится". В тот же час занялся пожар в соседнем доме. Затем пламя бросилось на дом о. Петра. О. Петр был в это время прикован цепью к стене, ему угрожала опасность сгореть; но вернувшаяся из города жена его успела указать ему чрез окно ключ от замка, который замыкал цепь.