Русские подвижники 19-ого века

ЮРОДИВАЯ ДОМНА КАРПОВНА, ЮРОДСТВОВАВШАЯ В ТОМСКЕ

Домна Карповна принадлежала к ссыльно-поселенцам Сибири и была сослана туда в наказание за бродяжничество. По статейному списку и ревизским сказкам она значилась Марьею Слепченко из Полтавской губернии. Но была ли она лишь судима там и затем оттуда сослана — неизвестно. Однако ее речь доказывала ее малороссийское происхождение.

Кто она была в миру?

Она говаривала женам сельских священников: "Чепчики, маменьки, носите, платьице чистенькое. Лучше уважать будут. Смолоду я сама наряжалась хорошо. Жила я в господском доме, да ушла".

А раз она прямо сказала одной преданной ей женщине, которую она любила и не называла иначе, как мамка. "Родителей у меня не было, жила я у тетки. Тетка хотела отдать меня замуж силою, а я замуж идти вовсе не хотела. Гуляла в садике и у бежала".

Из других слов ее можно заключить, что она стала странствовать по святым местам.

— Ступай в монастырь, — сказал ей один священник, — молиться за нас грешных.

— Я уже много ходила по монастырям, — отвечала она, — да нигде не принимают, везде гонят, да, наконец, сослали в Сибирь.

Родилась Домна Карповна в начале 19-го века, и до конца была свежа лицом, бойка, имела правильные черты и приятный взгляд. Нельзя было ошибиться, сказав, что в молодости она должна была быть замечательно красива. Когда она меньше юродствовала, в ее приемах было видно, что она не простого происхождения.

Ее никогда не видали читающею, но она была грамотная, да и не только грамотная. Однажды чрез село, где она жила, проезжала женщина высшего общества, ее знакомая. Она осталась ночевать и всю ночь она проговорила с Домной Карповной на иностранном языке.

Жилища постоянного Домна Карповна не имела, жила, где Бог приведет, часто проводила ночь, не взирая ни на какую погоду, на улице. Она одевалась очень странно: собирала всякую ветошь, составляла из нее узлы и затем всю себя обвертывала и обвешивала этими тяжелыми узлами, которые представляли собою таким образом вериги. И так ходила она, с этой тяжестью и студеной зимой и в летнюю жарынь.

Она юродствовала на народе, но прекрасна и величава была ее тайная молитва.

Ставши где-нибудь в сторонке, на колени, она погружалась в созерцание величия и благости Божией, проливала горькие слезы о своем недостоинстве, совершенно отрешалась от себя. Слезы текли тогда по ее лицу непрерывно, и чрезвычайной духовной красотой и силой полон был тогда ее образ.

Но при народе она и в церкви держала себя странно; переходила с места на место, разговаривала, пела, гасила свечи, переставляла их, некоторые снимала и клала в свои узлы.

За пазухой, в карманах и прорехах рубища у Домны Карповны были насованы битые стекла, камни, щепки, опилки, кусочки сахара, и все это она раздавала, с иносказательным смыслом.

Иногда Домна Карповна, оставляя юродство, говорила разумно и назидательно, в ее слове дышала великая христианская любовь. А потом снова она начинала юродствовать.

Денег она не просила, говоря, когда ей предлагали: "На что мне их?" — Очень редко брала у людей, которые ее любили, несколько мелких монет.

Зато она настойчиво выпрашивала хлеб, булки, калачи. А то иногда и сама брала.

— У меня слепеньких много, — говорила она, оправдываясь, когда ее укоряли за такое самовольство: — голодными, бедные, сидят.

Под слепенькими она разумела всякого рода странников — прохожих, проезжих. Она непременно подойдет к ним, ласково поговорит и даст на дорогу хлеб, булку или калач.

Она очень любила животных, и собаки, которых она кормила, ходили за ней стаями.

Переходя из дома в дом, с утра до ночи она беспрестанно говорила без умолку.

Видя ее рубище, многие даривали ей новое платье, но эти подарки она немедленно раздавала нищим.

Однажды, очень любивший ее архиерей Порфирий подарил ей новую шубу. С благодарностью набросила она ее на свои плечи, но через два часа шуба была уже на нищем. Архиерей сказал тогда: "Дурочка учит нас, умников. О, если бы и мы додумались до такой любви к ближнему и до такого терпения ради Христа!"

Ходя по улицам, Домнушка громко распевала духовные песни. Часто полиция ловила ее и сажала в полицейскую тюрьму.

Это было желанным, радостным событием для заключенных.

Томские купцы и купчихи, узнав о том, посылали ей грудами пироги, булки, блины, чай и сахар. Все это она раздавала арестантам и, когда она выходила из-под ареста, ее товарищи по заключению в простоте душевной желали ей поскорей попасть в тюрьму обратно.

Так жила эта незлобивая душа, избравшая себе в жизнь путь младенческой простоты, путь унижений и скорбей. Когда она умерла, множество народа сошлось на ее погребение. Много было и духовенства, не по приглашению, а по собственному желанию.