Рыцарь

Глава 14 СЛОМАННЫЙ МЕЧ

Я велел Гильфу держаться далеко позади меня и то же самое велел старому Таугу, но ни один из них не выполнил толком моего приказа. Сначала старый Тауг вырос у меня за спиной (от испуга я едва не выпустил в него стрелу) и попытался прошептать что-то мне на ухо. А когда я резко обернулся, Гильф проскользнул мимо меня, почти бесшумно, но стремительно.

– Видите черную скалу? – Старый Тауг указал копьем вперед. – Когда мы дойдем дотуда, они увидят нас, коли еще не покинули свою пещеру, а мы увидим их.

Я указал рукой назад:

– Видишь вон тот большой валун у тропинки?

Он кивнул.

– Возвращайся к нему и жди там, иначе я отниму твое копье и воткну тебе в ноздрю. Ступай живо!

Старый Тауг подчинился, а я стоял на месте и смотрел ему вслед, пока он не подошел к валуну вплотную.

К тому времени Гильф вернулся. Он ничего не сказал, но, судя по встревоженному виду пса и по тому, что он вернулся так быстро, разбойники находились совсем близко. Я велел Гильфу отойти назад, но он не пожелал вернуться к валуну. Как только я двинулся дальше, он снова оказался прямо у меня за спиной.

Вскоре произошло нечто такое, чего я никак не ожидал. Один из разбойников встал во весь рост на огромном камне шагах в пятидесяти впереди и спросил, кто я такой и явился ли я с миром или нет. Я натянул тетиву до самого уха и выпустил стрелу так быстро, что он не успел спрыгнуть вниз. Стрела вонзилась мужчине в грудь, прошла навылет, и он свалился с камня.

Остальных разбойников я еще не видел, но они увидели своего товарища, и я услышал громкие крики. Я бросился к черной скале, поскольку решил, что смогу взобраться на нее, и взлетел по склону с проворством белки, перепуганный до полусмерти, каждую секунду ожидая получить стрелу в спину. На вершине я распростерся ниц, словно обнимая скалу.

Разбойники вышли из-за нее, и их оказалось не шестеро или семеро, как мы предполагали, а человек двадцать. Они увидели старого Тауга, стоявшего у валуна поодаль, и направились к нему, грозно крича и потрясая копьями и мечами. Он бросил на землю свое копье и пустился наутек, словно два трусливых зайца, а я стремительно вскочил на ноги и поразил стрелой мужчину, шедшего последним, а потом еще двух перед ним – причем на все про все у меня ушло гораздо меньше времени, чем потребовалось, чтобы написать эту фразу. У одного из них был лук и колчан, увидев который я спрыгнул со скалы.

Прыжок длился, казалось, целую вечность. Задним числом я удивляюсь, что не сломал ногу, но я таки не сломал – просто приземлился на корточки и повалился на землю. Я схватил стрелы убитого разбойника и положил в свой колчан, к стрелам без наконечников, выдернул свою прошедшую навылет стрелу из земли и вложил в лук. Стрела была вся в крови, и оперение выглядело не так опрятно, как хотелось бы, но наконечник не погнулся, и я знал, что она еще мне послужит.

Я взял и остальные свои стрелы. Один из мужчин был еще жив, но я не стал добивать раненого. Я видел, что он все равно умрет, и довольно скоро, а потому оставил его лежать там. Сикснита среди этих троих не оказалось.

Потом я пошел по следу разбойников, гнавшихся за старым Таугом. Это не составило труда, поскольку я по-прежнему слышал их крики. Довольно скоро я наткнулся на крупного (ростом с меня) мужчину с оторванной головой, на лице которого застыло выражение ужаса. Перед смертью он так испугался, что мне стало жаль беднягу, хотя я сам убил бы его, попадись он мне на пути.

Наверное, стоит поговорить об этом. В твоем мире люди постоянно убивают людей, как и здесь. Потом они называют свершившееся самым страшным на свете преступлением. Здесь же преступлением считается лишь умышленное убийство, а сражение – это просто сражение. У нас люди не терзаются муками совести из-за поступков, совершенных по необходимости. Сэр Воддет однажды убил так много остерлингов, что долгое время чувствовал себя скверно, но я никогда не переживал по поводу убийства остерлингов. Как можно сожалеть об убийстве кого-то, кто собирается зажарить и съесть тебя? Разбойников я тоже убивал с чистой совестью.

Когда мы Гильфом нашли старого Тауга, он висел на дереве вверх ногами, а они метали в него ножи. Я велел Гильфу обойти разбойников с другой стороны, чтобы отрезать им путь, коли они пустятся в бегство. А когда он выполнил приказ, я начал стрелять. Они погнались за мной, и я отбежал назад, почти до самого валуна, и взобрался на скалу рядом. Я стоял на ней и ждал разбойников, чувствуя тетиву Парки под пальцами. Она казалась не толще нити – такой тонкой, что резала мне пальцы чуть не до крови; но она шептала на тысяче разных языков, и я знал: она не лопнет, что бы ни случилось.

Из леса выбежал разбойник, тоже вооруженный луком. Я дал ему выстрелить, и стрела угодила в скалу у меня под ногами. К тому времени из-за деревьев вышли еще двое. Я поднял лук над головой и крикнул:

– Я сэр Эйбел Благородное Сердце! – (Поскольку Парка назвала меня так.) – Сдавайтесь! Присягните мне на верность, и я вас не трону!

Первый разбойник вложил в лук следующую стрелу, но я сделал то же самое. Я успел выстрелить первым, и моя стрела перебила тетиву, которую он натягивал, прошла сквозь него навылет и расщепила молодое деревце за ним; остальные в ужасе пустились наутек. Я до сих пор горжусь тем своим выстрелом. Впоследствии я не раз производил выстрелы не хуже, но лучше у меня никогда не получалось.

– Вам не обязательно оставаться со мной, – прошептал старый Тауг, когда я снял его с дерева и перерезал веревки у него на руках и ногах.

Я сказал, что в любом случае останусь, и разорвал на бинты рубашку, сшитую для меня Ульфой.

– Они убили пса?

– Нет, – сказал я. – Ты его не видел?

Он попытался улыбнуться.

– Я не смотрел по сторонам. Вас что-то беспокоит?

– Мой пес.

– Боитесь, что он не вернется?

Я как раз боялся, что он вернется, но все же развел там костер. Я мог бы отнести старого Тауга на плечах обратно в Гленнидам, но уже темнело, и, напади на нас из засады разбойники, я бы потерял несколько драгоценных секунд, пока опускал его наземь. Мне казалось, что утром он сможет идти сам, если ночью хорошенько отдохнет. Так будет гораздо лучше.

Когда костер разгорелся, я сходил к речке и принес старому Таугу воды в его шляпе. Напившись, он сказал:

– Вам следует наведаться в пещеру. Может, там хранятся сокровища.

Я в этом сомневался, поскольку мне казалось, что разбойники растрачивают все награбленное сразу и ничего не копят; однако я пообещал наведаться туда завтра вместе с ним.

Гильф вернулся с двумя кроликами и, положив добычу у моих ног, мгновенно исчез в ночной тьме. Я снял с них шкуры и сделал вертелы из тонких веток, как учил меня Бертольд Храбрый. Когда я принялся жарить кроличьи тушки, старый Тауг сказал:

– Ваш пес выглядел по-другому. Может, дело в отблесках пламени?

– Нет, – сказал я.

– Но это ваш пес?

Я кивнул.

– Вы как-то спросили, чего я хотел – чтобы мой сын походил на меня или снова почувствовать себя маленьким мальчиком. Так вот, я хотел, чтобы он походил на меня, но сейчас я бы предпочел стать ребенком. – Он вздохнул.

Я сказал, что сам еще недавно был ребенком.

– Я понимаю, что вы имеете в виду.

– Я здорово испугался, когда обнаружил, что превратился во взрослого мужчину, но потом я так обрадовался, что прыгал и вопил от восторга. Будь моя воля, я бы превратился обратно в ребенка сегодня ночью.

– Да уж.

– Я рассказывал тебе, как мы с твоим сыном попали в Эльфрис. Там мы встретили Дизири, и она забрала Тауга с собой. В детстве я провел в Эльфрисе много лет, но по возвращении оттуда ничего не помнил о своей жизни там и выглядел точно так же, как до Эльфриса. Я нисколько не изменился за годы, проведенные там.

– Такое случается, – пробормотал старый Тауг.

– Но когда я остался там один, когда я ждал возвращения Дизири с твоим сыном, ко мне стали возвращаться отдельные воспоминания. Я не помню точно, какие именно, но помню, что вспомнил что-то. Ты меня понимаешь? И то были счастливые воспоминания. Я был счастлив, по-настоящему счастлив в Эльфрисе.

– Вам следовало задержаться там и вспомнить побольше.

– Я и не собирался покидать Эльфрис. Но мне кажется, ты не прав. Смутная тревога нарастала у меня в душе. Наверное, поэтому я и отправился на поиски Дизири. Я хотел, чтобы она успокоила меня. Сказала, что все в порядке.

– Этого я не могу сделать, – раздался у меня за спиной новый голос. – Но я могу помочь вам ухаживать за моим отцом.

Я обернулся и увидел Ульфу.

– Шла за нами следом? – сказал старый Тауг. – Я так и знал. Мать не сумела удержать тебя?

– Я ушла, когда она возилась с Ви, папа. Я даже не спросила у нее позволения. – Ульфа повернулась ко мне. – Вы напугали бедного Ви до полусмерти.

Я сказал, что не хотел этого. Я просто хотел немножко припугнуть Ви, чтобы он выполнял мои приказы, поскольку денег у меня не было, а другого способа помешать мальчику предупредить разбойников мне не пришло в голову.

– Доброе слово могло бы на него подействовать.

– Пожалуй.

Похоже, старый Тауг не слушал нас или слушал невнимательно, поскольку тут он воскликнул:

– Золото, Ульфа! Настоящее золото! В пещере спрятаны сокровища. Вот увидишь.

– Разве сэр Эйбел поделится с тобой?

– Да, – сказал я. – Если там есть, что делить.

– Я убил двоих разбойников из шайки Джера, Ульфа, – сказал старый Тауг. – Двоих! Веришь?

Девушка вздохнула и покачала головой.

– Я спотыкалась о мертвые тела не знаю сколько раз. Добрых полночи, наверное. Если ты убил всего двоих, значит, сэр Эйбел убил человек сорок.

Я сказал, что Гильф убил больше разбойников, чем мы оба, вместе взятые.

– Его пес, – пояснил старый Тауг. – Он убивал и убегал прочь, убивал и убегал прочь. А потом они ранили меня стрелой в ногу. Повесили вверх тормашками на дерево. Сэр Эйбел снял меня, перерезал веревки. Принес мне воды и все такое прочее. – Слезы покатились у него из уголков глаз, смачивая свалявшиеся бакенбарды. – Я сказал: идите в пещеру, возьмите золото. Но он не пошел, остался со мной.

Я в последний раз перевернул кроликов, а минуту спустя снял с костра и помахал вертелами в воздухе, чтобы остудить мясо.

Ни Ульфа, ни старый Тауг не произнесли ни слова, но я видел, какими глазами они смотрят на кроликов; поэтому я оторвал у одного заднюю лапу и дал старому Таугу, предупредив, что она еще очень горячая.

– А ты, Ульфа? Наверное, ты голодна.

Девушка кивнула, и я дал ей вторую заднюю лапу. Когда мы принялись за еду, она спросила:

– Вам нужны деньги?

Я вытер губы тыльной стороной руки.

– Конечно. Они нужны мне больше, чем тебе или твоему отцу. Сейчас у меня есть действительно хороший лук и много стрел. Нож, которым я свежевал кроличьи тушки, и верный пес. Но мне нужно все остальное, что должен иметь рыцарь. Боевой конь, чтобы сражаться верхом. Хорошая верховая лошадь, чтобы переезжать на ней с места на место, и вьючная лошадь, чтобы перевозить на ней разные вещи, которых у меня пока нет. – Я через силу ухмыльнулся, желая показать девушке, что это меня не особо удручает. – Но даже вьючная лошадь, на которую рыцарь никогда не сядет, стоит очень дорого. А у меня совсем нет денег.

– Понимаю, – сказала Ульфа.

– Помнишь Свона? Ты еще говорила, как замечательно он одет. Он мне сказал однажды, что боевой конь вроде Черногривого стоит столько же, сколько плодородное поле. Свон не всегда говорит правду, но думаю, здесь он не врал. И кроме трех лошадей, мне нужна кольчуга, хороший щит и пять-шесть пик.

Ульфа снова кивнула:

– И поместье для вашей супруги.

– У моей супруги есть свое собственное королевство. Но ты права: у меня нет даже жалкого клочка земли, которого хватило бы, чтобы вырастить одну-единственную репу. – На сей раз я улыбнулся без всякого усилия, поскольку подумал о том, как здорово разговаривать с двумя добрыми друзьями и есть сытную пищу после всех событий, приключившихся за день. – Еще неплохо бы иметь кинжал вроде тех, что носят рыцари, и боевой топор. – Тут я вспомнил мертвую Дизиру со слипшимися от крови волосами. – Нет, лучше булаву. Усеянная шипами булава была бы в самый раз. А что касается поместья и тому подобного, то об этом я даже не помышляю. Если бы ты сшила мне новую рубашку, я был бы вполне доволен.

– Я постараюсь. А как насчет меча? Когда я шила вам первую рубашку, вы сказали, что вам нужен меч.

Я помотал головой:

– Об этом кое-кто позаботится. Думаю, нам не стоит говорить на эту тему.

Разделавшись со вторым кроликом, мы легли спать. Ульфа и старый Тауг скоро мирно засопели, но я все еще бодрствовал, когда Гильф вернулся с оленьей ногой в зубах, и лежал без сна еще с час, прислушиваясь к хрусту костей, перемалываемых мощными челюстями.

Забрезжила заря. Я проснулся от света и сел, протирая глаза. Лежавший рядом со мной Гильф казался обыкновенным темно-коричневым псом, только невероятно крупным.

Мы пошли к пещере – очень медленно, поскольку старый Тауг еле ковылял, опираясь на древко своего копья, вороны уже клевали мертвые тела, попадавшиеся нам по дороге. Ульфа взяла с собой кожаный мешок, в который складывала все золото и серебро, найденные у разбойников. Мешок был не очень большой, но к тому времени, когда мы достигли пещеры, он весил уже немало. Полагаю, я бы тоже мог поступить так при необходимости, но без всякого удовольствия. Мне даже не хотелось смотреть на Ульфу и старого Тауга.

– Теперь я понимаю, почему люди становятся разбойниками, – сказал я, когда девушка показала мне, сколько всего она набрала. – Но если простые люди разживаются таким богатством, обчищая убитых разбойников, что может получить рыцарь в результате настоящей битвы?

– Замок, сэр Эйбел, и двадцать ферм, – улыбнулась Ульфа.

– Копье в брюхо, – фыркнул старый Тауг.

У самого входа в пещеру чернели следы от многочисленных костров, и повсюду валялись обглоданные кости, протухшие объедки и пустые винные бурдюки. Чуть дальше мы нашли зимние меховые куртки, завернутые в промасленную бумагу, и прочее тряпье, разбросанное по полу и истоптанное. Там валялись также одеяла, в большинстве своем сотканные из грубой шерсти диких животных, но толстые и прочные.

В глубине пещеры мы обнаружили груду серебряных блюд и кубков; несколько отличных седел и попон; конские сбруи из лучшей кожи, с медным и серебряным орнаментом; кинжалы (один я взял себе); сорок или пятьдесят пар расшитых перчаток; охотничий рог на зеленом бархатном ремешке и наконец сломанный меч, заметить который было очень трудно, поскольку там царила тьма, а он завалился в щель между двух камней. Меч нашла Ульфа, но именно я вынес его из пещеры, чтобы разглядеть на свету. Головку эфеса украшала золотая львиная голова, а на клинке у самой гарды было отчеканено имя «Лут».

Увидев это, я заплакал.