Тропинки там не было – просто мягкая трава и папоротник под высокими деревьями. Пологий спуск, поворот, потом снова спуск – и наконец мы вышли к крохотной долине не более ста ярдов в длину и ширину. От красоты здесь просто дух захватывало. Со скал падали миниатюрные водопады, в самой середине долины находился пруд с берегами, поросшими белыми лилиями и другими белыми цветами, еще более красивыми, чем лилии. А также папоротником. До сих пор я видел только маленькие папоротники, но здесь они были огромными, как в Эльфрисе. Они вздымались над моей головой так высоко, что я мог бы ехать под ними на коне, не задевая листвы шлемом. Мы шли в густой тени, и Гарсег казался совершенно реальным человеком, таким реальным, что, дотронься я до него, я не распознал бы в нем существа, которым он на самом деле являлся.
Там, где тень сгущалась до черноты, я увидел маленькую статую. Она изображала обнаженную женщину и выступила на меня из темноты подобно призраку. Одной рукой она словно хотела прикрыть груди, а другую протягивала вперед умоляющим жестом.
Я сам был голый, и при виде статуи со мной случилось нечто такое, что часто случалось в школе, когда я смотрел на девушек, играющих в волейбол. Я не хотел, чтобы Гарсег заметил это, и потому сразу прыгнул в пруд. Это и вправду помогло, поскольку вода там была чистой и холодной. Вынырнув, я откинул волосы со лба, как обычно все делают, и попытался ухмыльнуться.
Гарсег наклонился и недоуменно посмотрел на меня:
– Зачем вы это сделали?
– Чтобы освежиться и смыть пот. Разве ты не вспотел, пока мы шли?
Он протянул мне руку и помог вылезти на берег.
– Поглядите туда. Подождите, пока рябь на воде не уляжется, и поглядите внимательно.
– Ты говорил, что хочешь показать мне мое отражение, – сказал я, – чтобы я понял, почему остерлинги испугались меня.
– Нет. Посмотрите в глубину пруда, сэр Эйбел.
Я так и сделал. Моему взору представилось нечто вроде бесконечного туннеля, местами кривоватого и уходящего чуть в сторону, о чем я и доложил Гарсегу.
– Как и многие подобные водоемы, он является воротами в Эльфрис, – сказал Гарсег. – Я показываю его вам, чтобы вы знали, как выглядят такие ворота. Когда келпи несли вас ко мне, они сказали вам, что вы вступаете в Эльфрис?
Я помотал головой.
– Вам не кажется, что сейчас вы должны видеть под водой верхний этаж Башни Глас?
Раньше мне это не приходило в голову, но он был прав. Слой почвы на острове не мог быть толще десяти-двенадцати футов. Я напряг зрение и вгляделся в воду хорошенько; и я вспомнил, что так и не достиг дна, хотя старался нырнуть поглубже.
Я не верил, что пруд является воротами в Эльфрис, о чем и сказал Гарсегу. На глубине пруд и вправду выглядел странно, очень странно. Но я уже один раз нырял туда, и со мной не произошло ровным счетом ничего, кроме того, что я хотел. (Я до сих пор не осмеливался смотреть на статую. Рядом с ней Баки и Ури казались плоскогрудыми мальчишками.)
– Ты хочешь сказать, что я попал бы в Эльфрис, если бы ты отправился со мной, чтобы я не утонул?
– Вы никогда не утонете, – сказал Гарсег. – Вы слиты с морем в единое целое – гораздо теснее, чем вы думаете.
Судя по тону, он говорил серьезно. И в тот момент я мог думать лишь о том, что Дизири находится в Эльфрисе. Я в жизни не хотел ничего так сильно, как быть рядом с ней, и потому снова нырнул в пруд. Предпринял еще одну попытку.
Во второй раз вода не показалась мне особенно холодной, и как только мое движение вниз замедлилось, я принялся энергично работать руками и ногами. Я неплохо плавал еще в Америке, а за время общения с Гарсегом научился плавать так здорово, что ты сочтешь меня хвастуном, если я скажу, каким отличным пловцом я стал. Я опускался все глубже и глубже.
По идее, там должно было становиться все темнее и темнее – но нет, все вокруг озарялось голубым светом, подобный которому я видел раньше в морских глубинах и который сейчас казался мне ничуть не менее прекрасным, чем в первый раз. Немного погодя я решил чуть передохнуть и завис на месте, пытаясь сообразить, где же путь наверх. Наверное, ты думаешь, что подняться из глубины на поверхность очень легко и рыбы знают путь, но когда поблизости нет никаких рыб и ты не видишь вокруг ничего, кроме пронизанной голубым светом воды, тебе приходится сильно поломать голову.
Я очень долго безвольно плыл по течению (по крайней мере, мне так показалось). Слабый подводный поток нес меня все дальше и дальше, медленно разворачивая кругом, и это было здорово. Я думал о Дизири и о статуе, и вскоре они стали сливаться у меня в уме в один образ, и я задался вопросом, существую ли я вообще в реальности. Мне подумалось, что, возможно, я просто воспоминание: Дизири вспоминает меня, и всегда будет помнить, и всегда будет любить меня, а я всегда буду любить ее – и я существую лишь в сознании Дизири.
Я Кулили.
Эти слова я услышал не ушами, а скорее костями черепа.
Вниз. Спускайся вниз.
Я стал спускаться. Я понял, в каком направлении надо двигаться, поскольку оттуда доносился голос. Голубой свет постепенно превратился в фиолетовый, а потом стало совсем темно. Чьи-то пальцы дотронулись до моего лица, только я знал, что на самом деле это вовсе не пальцы. Я подумал, что так нечестно, и сказал:
– Я тебя не вижу.
Увидишь, когда я пожелаю.
– Ты кто? – спросил я.
Внезапно мне показалось, что я даже не знаю, кто я сам в действительности. Простой американский мальчишка? Рыцарь? Брат Бертольда Храброго?
Я Кулили. Ты – человек, поклявшийся сразиться с Кулили.
– Эйбел, – сказал я. – Меня зовут… Эйбел.
Ты убьешь меня?
– Не знаю. – Похоже, ответ не имел особого значения. – Полагаю, я должен попытаться. Я обещал.
Я тоже так считаю. Для тебя честь – это святое.
– Ты чудовище. Так говорил Гарсег.
До сей минуты я ничего, ровным счетом ничего не видел в кромешной тьме, но едва лишь произнес последнее слово, как в отдалении замерцал зеленый огонек. «Что там такое, черт возьми?» – подумал я.
Фосфорисцирующая рыба. Они иногда заплывают сюда.
– Мне трудно думать. – Я не знаю, почему сказал это, но я сказал правду. – Почему здесь так трудно думать?
Моя вода холодна.
– Зачем ты позвала меня сюда?
Она не ответила.
– Ничего, если я всплыву обратно? Мне бы хотелось согреться.
Прежде чем убьешь меня?
Она смеялась надо мной, но я нисколько не разозлился. Мне даже понравилось.
– Ты сама можешь запросто убить меня здесь и сейчас, если захочешь.
Я не стану.
– Ты же убивала эльфов, которые приходили убить тебя. Мне Гарсег говорил.
Этот мир принадлежал мне. Принадлежал еще во времена, когда здесь не было эльфов. Они изгнали меня с суши в воду, а потом загнали в эти глубины. Дальше меня уже не прогнать. Ты хочешь увидеть меня?
Перед моим мысленным взором возник отчетливый образ, словно вызванный в моем сознании чужой волей. Статуя, только живая.
– Ты смотрел в пруд. Ты видел там себя таким, каким тебя видят окружающие. Сейчас ты видишь меня такой, какой меня видят окружающие.
Я не представлял, как можно ненавидеть столь прекрасную женщину. Я спросил, почему эльфы ненавидят ее.
Спроси у них.
– Ладно, а почему ты ненавидишь их?
Я не ненавижу, но буду бояться их, покуда они боятсяменя.
Прекрасная женщина исчезла. Теперь я видел странный лес. Там росли деревья, похожие на телеграфные столбы, с несколькими огромными листьями на самой верхушке. Там на земле повсюду темнели лужи воды, и какое-то огромное существо под узловатыми корнями постепенно увеличивалось в размерах и вытягивало щупальца в разные стороны. Деревья разговаривали с женщиной внизу, и маленькие растения тоже, а она отвечала всем по очереди и становилась все больше и больше. Она видела все растения до единого и видела их души, которые обволакивали каждое из них подобием кокона. Души были разных чудесных цветов и все светились, независимо от цвета.
Насекомые пожирали листья, проливая животворный сок, и всевозможные животные грызли кору, убивая деревья. Поэтому женщина создавала для растений защитников, беря крохотные частицы их собственных душ и частицы своего существа, бледно-серой мудрости, сверкавшие подобием жемчужин. А также сухие ветки, листья, землю, огонь и дым, воду и мох. Самые разные подручные материалы.
Поначалу защитники походили скорее на животных, но огромная женщина под корнями посмотрела в небо и увидела там Митгартр и людей, пашущих поля, сажающих цветы и ухаживающих за фруктовыми садами. Тогда она придала защитникам обличье, похожее на человеческое. Сперва они здорово смахивали на огородных пугал, но постепенно становились все лучше и лучше, а в конце концов обрели способность сами менять свое обличье, чтобы стать еще лучше.
Некоторые до сих пор защищают, даже от меня. Ты знаешь таких?
Я увидел Дизири, и у меня перехватило дыхание. Мне показалось, я просто умру, коли сейчас не дотронусь до нее, не поговорю с ней.
– Да. Я люблю ее.
Я тоже, сказала Кулили.
Потом Дизири исчезла.
Теперьты хочешь увидеть меня? Воочию?
Кажется, я сказал «да».
Потом началось ожидание. Прошло не десять минут и не десять секунд. Так текло время до изобретения первых часов. Я неподвижно висел в холодной морской воде, медленно вращаясь и напряженно ожидая – и больше ничего не делая. Белые, желтые и зеленые огоньки кружились вокруг меня, и золотые, и лазурные.
Наша лампа.
Огоньки собрались вместе, я увидел, что на самом деле это рыбы. Маленькие оранжевые рыбки, блестевшие подобием свечных огоньков; черные рыбы с огромными головами и кошмарными зубами, торчащими изо рта, словно красно-синие червяки; длинные серебристые рыбы с жабрами и хвостами, похожими на горящие электрические лампочки; и еще множество других, которых я забыл. Все оттенки красного, желтого, синего и прочих цветов.
Только рыбы не имели значения. Значение имело то, что находилось под ними; а находилась под ними белая нить, огромный спутанный клубок белой нити, живой и пульсирующий. Поначалу он показался мне бесформенным, но стоило мне подумать так, он обрел форму. Я увидел рот, способный поглотить «Западного купца», и нос величиной с холм. Только то был красивый рот и красивый нос. Довольно скоро я увидел глаза, белые глаза, словно затянутые бельмами. Они моргнули, и в них появились зрачки, в которые я мог бы нырнуть; и глаза стали голубыми, и на бледных щеках расцвели розы. Я увидел женщину, послужившую моделью для статуи. Только обычно скульптуры больше реального человека. А подо мной, в морской глубине находилась женщина, которая могла бы носить свою статую на цепочке на шее, как кулон.
Ты намерен убить меня? По-прежнему?
Во-первых, я не хотел убивать. Во-вторых, вряд ли мне удалось бы.
– Мне придется попытаться, Кулили, – сказал я. – Мне придется попытаться изо всех сил, поскольку я обещал. Но я надеюсь, ты спасешься. Я надеюсь, у меня не получится.
Сейчас?
– Нет. Твои рыбы могут запросто убить меня, а у меня нет даже меча.
Пусть наша следующая встреча состоится не скоро!