Когда ужин закончился, Танрольф встал и застучал по столу серебряным кубком, покуда не прекратились все разговоры.
– Друзья! – сказал он. – Преданные рыцари, доблестные воины, храбрые лучники. – Он на мгновение умолк и обвел присутствующих тяжелым взглядом, а потом сказал: – Верные слуги.
Он ударом ноги оттолкнул свой стул, подошел к столу, где сидели слуги, и заговорил медленно и значительно:
– У меня есть основания полагать, что нам нанесено оскорбление. Всем нам, но в первую очередь вам, мои верные слуги.
Тут он круто развернулся кругом, с трудом удержав равновесие, и ткнул пальцем в Поука:
– Ты слуга? Слуга сэра Эйбела?
– Да, сэр! – вскочил с места Поук.
Остальные слуги недовольно заворчали, как и воины, с которыми сидел Поук.
– Ты втерся в общество людей, высших по положению, – сказал Танрольф, – и повернулся спиной к своим товарищам. Если я позволю им наказать тебя, они изобьют тебя так, что ты останешься калекой до конца жизни. Тебе этого хочется?
– Нет, сэр, – сказал Поук. – Я просто…
– Молчать! Я не отдам тебя в руки твоих товарищей, кузнец здесь?
Кузнец, тоже сидевший с воинами, встал. Танрольф прошептал ему что-то на ухо, и он вышел.
– Мне нужны шесть бесстрашных рыцарей. Шесть, в дополнение к сэру Эйбелу. – Он назвал имена и сказал, что все желающие тоже могут присоединиться к нам.
Танрольф и рыцари ехали на конях, но нам с Поуком пришлось топать на своих двоих, как и почти всем, кто решил отправиться с нами. Подъем становился все круче и круче, и наконец мы достигли длинной лестницы, где всадникам пришлось спешиться; потом мы опять немного прошли по дороге и. вскоре приблизились к следующей лестнице с покрытыми снегом обледенелыми ступеньками, которая тянулась до самой вершины. Здесь многие повернули и пошли обратно, но мы с Поуком даже не попытались, так как за нами следили воины. Я сказал Поуку, что для человека, взбиравшегося на Башню Глас, подняться по такой лестнице не составит особого труда; а он сказал мне, что для человека, множество раз взбиравшегося на верхушку грот-мачты, это тоже не составит особого труда. Мы подбадривали друг друга таким образом, но, по правде говоря, восхождение было трудным, и когда я поднимался на Башню Глас вместе с Ури и Баки, мы иногда останавливались отдохнуть. А во время восхождения на Огненную гору никто вообще ни разу не остановился.
Мы уже почти достигли вершины, и отсюда открывался прекрасный, просто прекрасный вид. Внизу, в долине уже стемнело и виднелись огни на башнях нижней крепостной стены, а также редкие огоньки в густом лесу у подножья горы, где стояли чьи-то хижины или просто горели костры. Здесь, на вершине дул холодный ветер, и солнце еще не скрылось за горизонтом. Над морем висели золотисто-серые облака, и при виде них мне показалось, что вот-вот по облачной долине проскачет отряд рыцарей. А когда солнце опустилось чуть ниже, там действительно появились несколько рыцарей. Они казались крохотными, поскольку находились очень далеко, но я видел знамена и сверкающие доспехи. Это восхитительное зрелище навсегда запечатлелось в моей памяти.
Только я так и не увидел, куда они направлялись, поскольку вдруг услышал стук молотка и обернулся. Кузнец замкнул на щиколотке Поука железное кольцо с цепью и теперь вколачивал скобу в большой камень, чтобы приковать к нему Поука.
Когда он закончил, Танрольф велел Поуку поднять и нести камень. Поук попытался, но через пару ступенек выронил его, поскольку тот был слишком тяжелым. Наконец один из слуг, последовавших за нами, помог Поуку тащить камень, и мы все поднялись на самую вершину. Там находилась каменная терраса в форме полумесяца, построенная остерлингами. Встав на самом краю, можно было заглянуть в жерло Огненной горы. Похожее на гигантскую воронку с откосными скалистыми стенками, оно уходило на страшную глубину. На самом дне горел огонь, освещавщий недра горы. Противоположный край жерла находился на расстоянии полета стрелы или чуть дальше. Но к низу оно заметно сужалось.
Танрольф приказал Поуку подойти к краю террасы, и я все говорил себе, что он не станет сбрасывать его в провал, уподобляясь кровожадным остерлингам. И я действительно так думал. Потом слуга, помогавший тащить камень, отошел назад, а Танрольф легонько толкнул Поука в спину, и бедняга упал вниз.
Он кубарем покатился по крутому склону, тщетно пытаясь ухватиться за выступы. Именно тогда я набросился на Танрольфа.
Воины убили бы меня на месте, если бы Танрольф позволил, но он приказал им остановиться. Я сбил с ног одного и сломал руку другому, но остальные рыцари крепко схватили меня, а между мной и Танрольфом стояло еще слишком много воинов. И все они наставили на меня свои пики и алебарды. Танрольф велел кузнецу надеть железный наручник на мою правую руку. На другом конце цепи болтался еще один наручник; Танрольф поднял его и показал рыцарям.
– Итак, доблестный сэр Эйбел, – сказал он. – Вы по-прежнему утверждаете, что он ваш друг, а не слуга?
– Да, – ответил я. – Я сказал вам правду.
– Милорд. – Он самодовольно ухмыльнулся. Державшие меня рыцари пытались заломить мне руки за спину, но сила моря нарастала во мне подобием шторма. Я слышал грозный шум прибоя и чувствовал внутри мощные удары набегающих волн. Я не хотел, чтобы они поняли что не в силах заломить мне руки, пусть даже повиснут по трое на каждой, а потому торопливо проговорил:
– Милорд, я сказал правду, милорд. Он мой друг.
– Так-то лучше. – Танрольф улыбнулся. Он по-прежнему держал перед собой железный наручник и явно наслаждался происходящим. – Если он действительно ваш яруг, он обвинен несправедливо – по милости своего собственного языка, но все равно несправедливо. Посмотрите вниз – вы его видите?
Рыцари отпустили меня, и я подошел к краю террасы и посмотрел. Хотя и не сразу, но я увидел Поука. Камень, к которому он был прикован, застрял между двумя выступами скалы, и он пытался вытащить его из щели. Я крикнул Поуку не дергаться и сказал, что сейчас спущусь к нему и помогу выбраться.
– А! – воскликнул Танрольф с явным удовольствием. – Вы спуститесь, коли я позволю вам сделать это. Но никак не иначе.
Я почувствовал острое желание снова броситься на него и попытаться крепко врезать, но вместо этого сказал:
– Пожалуйста, милорд, прошу вас, позвольте мне. Он не сделал ничего плохого. Позвольте мне спуститься и вытащить беднягу оттуда.
Танрольф кивнул:
– Хорошо, сэр Эйбел, раз вы просите. Вы готовы рисковать своей жизнью в недрах моей Огненной горы, чтобы спасти своего друга?
– Конечно, милорд. – И я начал слезать с края террасы. Танрольф дал знак рыцарям, и они задержали меня.
Мне очень хотелось столкнуть их вниз, и я действительно мог бы сделать это.
– Вы спуститесь вниз, – сказал Танрольф, – но не один. С вами пойдет еще кто-нибудь – отважный рыцарь, который поможет вам вытащить друга и камень. Кто вызовется пойти с сэром Эйбелом?
Он снова поднял наручник. Никто не произнес ни слова.
– Есть желающие? Любой из присутствующих рыцарей. – Танрольф помахал наручником.
Я думал, что два-три человека непременно вызовутся, а возможно, и все сразу – и Танрольфу придется выбирать. Но ни один из них не выступил вперед, а некоторые даже незаметно попятились. Я промолчал, как бы мне ни хотелось сказать, что сэр Равд точно вызвался бы.
Танрольф пришел в ярость. Он обозвал рыцарей трусами и заячьими душами, и я видел, что они готовы убить его за такие слова, но все равно ни один не изъявил готовности надеть наручник.
Тут я снова заглянул в жерло и обнаружил, что Поук исчез из виду. Я понял, что он вытащил свой камень из щели, попытался вскарабкаться с ним по крутому склону, но сорвался и скатился еще ниже.
Я схватил Танрольфа за руку и сказал:
– Я спускаюсь. Можете надеть на меня второй наручник.
– Нет, – сказал он. – С вами пойдет кто-нибудь из этих трусов. Я хочу посмотреть – и хочу, чтобы они увидели, кто первым покажет спину.
Никто из них не собирался двигаться с места, о чем я и сказал Танрольфу, после чего стал сползать с террасы в жерло. Танрольф по-прежнему держал в руке цепь от моего наручника, вдобавок один из воинов тоже схватился за нее, и таким образом они остановили меня. Спускаться по такому крутому склону трудно и с двумя свободными руками, а я знал, что если попытаюсь утащить мужчин за собой, за цепь схватится еще кто-нибудь.
– Я даю вам последний шанс, – сказал Танрольф рыцарям. – Последнюю возможность. Ну же!
Я поднял голову над краем террасы и крикнул:
– Наденьте на меня второй наручник! Я спущусь!
За время своего пребывания в Митгартре я не раз и не два испытывал страшное удивление. Я уже говорил об этом, и это чистая правда. То был один из таких разов, поскольку Танрольф вдруг защелкнул наручник на собственном запястье, в последний раз обвел тяжелым взглядом своих рыцарей и начал спускаться вместе со мной.
По мере нашего продвижения вниз воздух становился все горячее и горячее, и дышать становилось все труднее и труднее. От дыма першило в горле, и мы безостановочно кашляли. Я понимал, что мы оба здорово рискуем жизнью, а мне не хотелось умирать.
(В некоторых случаях мне очень трудно говорить правду. И возможно, сейчас труднее всего. Да, пожалуй. Я вышел наружу, прогулялся немного и полюбовался морем, горами и прекрасной местностью, где мы живем. Будь здесь Дизири или Майкл, я бы посоветовался с ними, но их не было рядом, и мне пришлось принимать решение самому. Я принял – и вот она, правда.)
Будь Огненная гора обычным вулканом, я бы никогда не отважился на такое. Но я знал, что это не вулкан, и потому продолжал спускаться вниз. Я знал, что под Эльфрисом находится еще один мир – шестой мир под названием Муспель, – и жерло в Огненной горе ведет в него, и именно там полыхает огонь и оттуда поднимается дым.
Это во-первых. Во-вторых, я не думал, что нам придется спуститься в самый Муспель. В прошлый раз Поук остановился, немного прокатившись по склону, и я надеялся (как оказалось, напрасно), что он снова застрял где-нибудь на полдороге. Вскоре Танрольф стал заходиться страшным кашлем и захотел повернуть назад, но я продолжал подгонять его. Он пытался сказать, что прикажет своим людям убить меня, и временами умудрялся выговорить свою угрозу почти внятно. Но я делал вид, будто не разбираю слов, и по-прежнему дергал за сковывавшую нас цепь и все повторял, чтобы он пошевеливался.
Вскоре отверстие вновь начало расширяться; теперь мы спускались не по стенке узкого жерла, а по склону скалы. Танрольф снова упал. Он уже падал с дюжину раз, но впервые сорвался вниз. Я поймал цепь, и он повис на ней. Пытаясь подтащить его к месту, где имелась опора для ног, я увидел глубоко внизу Поука и одного из муспельских драконов, направлявшегося к нему.
Едва ли двое мужчин когда-либо спускались по скалистому склону быстрее, чем мы с Танрольфом тогда. В считаные секунды мы достигли дна провала, и я криком предупредил Поука об опасности и завопил на дракона, но тут Танрольф выхватил меч и попытался убить меня. Я поймал его за кисть, заломил ему руку за спину, и он выронил меч.
Тут трудно описать все толком, поскольку все происходило очень быстро. Я не мог следить за драконом, пока боролся с Танрольфом, но знал, что он приближается к Поуку, и приближается быстро. Мне нужен был меч. Да, я говорил, что не возьму в руки ни одного меча, кроме обещанного мне Дизири, но сейчас он был нужен мне позарез. Он оставался нашей единственной надеждой, а Танрольф, находись клинок у него, попытался бы убить меня, а не дракона.
Как я сказал, Танрольф выронил меч, и тот упал в глубокую расселину. Из расселины вырывались языки пламени, и я не видел меча в глубине. Я стремительно развернулся кругом ровно в тот момент, когда дракон придавил Поука к земле передней лапой. Вообрази огромную змею, крокодила размером с подводную лодку и птеродактиля. Соедини в одно целое все самые жуткие части перечисленных существ – и ты получишь представление о драконе. Он страшнее каждого из них по отдельности и страшнее, чем все они, вместе взятые.
Я поднял с земли камень. Он обжигал пальцы, но я с размаху швырнул им в чудовище. Дракон зашипел, словно паровая труба, и широко разинул пасть. Вместо языка я увидел в ней лицо Гарсега.
– Сэр Эйбел, почему вы нападаете на меня? – спросил он.
Я объяснил, что Поук мой друг, и сказал, что, если он убьет Поука, ему придется убить и меня тоже.
– А если не убью? – Гарсег улыбнулся мне из драконьей пасти. Его лицо было в три раза больше против прежнего.
– Тогда я останусь в живых и выполню свое обещание. Я обещал сразиться с Кулили и сдержу свое слово.
Тут он расправил крылья. Он и так казался огромным, но с расправленными крыльями стал больше любого самолета, какие мне доводилось видеть. Он плавно взмыл ввысь, подняв ураганной силы воздушную волну, которая подхватила с земли тучи песка, камни, снопы искр и нас – а потом швырнула нас обратно, и мы покатились кувырком по плоской поверхности с такой скоростью, словно скатывались по откосной стенке воронкообразного жерла Огненной горы.
Потом он скрылся из виду. Подняв глаза, я увидел дракона высоко в небе, и даже там он казался огромным со своими распростертыми крыльями. Подернутое красной пеленой пыли и освещенное полыхающими внизу огнями, небо выглядело жутко. Но в самой вышине, где проплывают легчайшие полупрозрачные облачка, виднелся Эльфрис: прекрасные деревья и горы, снег и цветы.
Я не мог разорвать цепь, приковывавшую Поука к камню, но я встал на нее обеими ногами и выдернул из камня железную скобу. В противном случае мы с Танрольфом вряд ли смогли бы протащить Поука вверх по скалистому склону, а потом по откосной стенке жерла Огненной горы.
Нам и так далось это с великим трудом. Мы часто останавливались передохнуть, задыхаясь от дыма и судорожно кашляя. У нас обоих так пересохло во рту, что мы едва ворочали языком, но я все же попытался объяснить Танрольфу, что несколько дней, проведенных нами в недрах Огненной горы, могут оказаться неделями, если не месяцами, когда поднимемся наверх.
– Если мы вообще когда-нибудь поднимемся, сэр Эйбел.
Он взвалил на плечи Поука и стал карабкаться дальше по склону. У Поука были сломаны обе ноги, и он то приходил в сознание, то надолго отключался. Танрольф тащил его на своих плечах, покуда не начинал падать от усталости, и тогда нести Поука приходилось мне. Но Танрольф ни разу не попросил меня взять ношу. Ни разу. Я осознал это лишь впоследствии.
Мы поднимались все выше и выше. Казалось, здесь что-то неладно: путь вниз явно был гораздо короче, чем уже проделанный путь наверх, а мы все еще не приблизились к выходу из Огненной горы. Мы находились уже не в Муспеле, но в другом мире – мире скал и камней, невыносимого жара и удушливого дыма, обволакивавшего нас со всех сторон. Я знал, что в любом случае все мы погибнем, и если я сброшу со своих плеч Поука, он умрет быстрее, а я легче. Но врожденное упрямство не позволяло мне пойти на такое. Это продолжалось страшно долго, целую вечность. Тогда мне казалось, что у меня никогда не было никакого старшего брата в Америке и я никогда не находил в лесу апельсинового дерева и не жил в лесной лачуге с Бертольдом Храбрым. Тогда для меня действительно не существовало ничего, кроме необходимости упорно карабкаться по крутому склону, задыхаясь и кашляя.
Я ощутил дуновение свежего ветра. Он пах странно и оставлял странный привкус на губах, но он веял прохладой, а я так долго жарился внизу и получил так много ожогов, что не обратил на странный запах никакого внимания. Я посмотрел наверх, пытаясь определить, откуда дует ветер и насколько крут следующий участок склона, – и увидел звезды. Я никогда не забуду этой чудесной картины и если сейчас закрою глаза, она снова встанет передо мной. Ты понятия не имеешь, что такое звезды и насколько они прекрасны.
Но я знаю.