С первого взгляда (СИ)

Глава 13. Матвей

— Воу-воу, а вот и наш герой-любовник! — завидев меня издалека, кричит Пастухов.

Парни за его спиной издевательски гогочут.

Ну погодите, шакалы. С каждым разберусь.

Подхожу ближе. Забираю из рук Лескова сигарету и цепляю ее за ухо. Разговор будет короткий, но продуктивный.

— Ну чего, Мот, девочка сдалась? — ехидничает Леха. — Если да, то ждем подробностей.

— Значит, так, — начинаю я, обводя присутствующих взглядом. — Спор наш аннулируется. Аня теперь со мной.

— Чего-о-о?

Среди парней расползаются недоуменные сдавленные шепотки. Видно, одни слегка прифигели от моего заявления.

— Как это понимать, Мот? — хмурится Гера. — Спор есть спор. Ты либо участвуешь, либо выбываешь.

— Мы все выбываем, брат, — выдерживаю его зрительный вызов. — Потому что мы с Красновой вместе.

— Что значит вместе? — не унимается Пастухов. — Ты в натуре поплыл, что ли?

Слуха снова касаются язвительные смешки.

Раньше я и сам был такой: с презрением относился к подобной романтической хрени. Считал это бабской чушью, уделом слабаков. Но с появлением Ани все изменилось. Мне не стыдно признаться в чувствах к ней. Ни хрена не стыдно. А все несогласные и насмехающиеся пусть идут к черту. Я на их мнение с высокой колокольни плевал.

— То и значит, — говорю решительно. — С этого дня Аня моя. Если кого-то из вас рядом с ней увижу, устрою свидание вашей рожи со своим кулаком. Я понятно объясняю?

Вонзаюсь требовательным взглядом в каждого. Хочу увидеть смирение в глазах. Потому это, сука, не шутки.

— Мот, да не гони! — никак не успокоится Леха. — Она же мелкая! А еще у нее…

— Завали, Пастух! — резко обрубаю я. — Еще слово про Аню — и ты крупно пожалеешь.

— Да ладно? — он выпучивает зенки. — Баба важнее друзей?!

— Если ты мне настоящий друг, ты поймешь, что я пытаюсь тебе донести, — рычу сквозь зубы. — И закроешь наконец свою вонючую пасть.

Пустухов открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но Гера неожиданно кладет ладонь ему на плечо и негромко роняет:

— Реально, Лех, угомонись. Перебарщиваешь уже.

— Ой да пожалуйста! — он нервно дергает плечом, сбрасывая руку Земцова. — Хотите быть каблуками? Вперед! Мне вообще насрать! Можете всей дружной компашкой царевне Красновой пальчики лизать! Только без меня!

С этими словами он срывается с места и уносится прочь.

Пускай валит. Позлится, попсихует и обратно приползет. Это ж Пастухов. Че я, не знаю его, что ли?

— Ну все, пацаны, собрание окончено, — провозглашаю насмешливо. — Спасибо за внимание. Все свободны.

Засовываю руки в карманы джинсов и первый делаю шаг в сторону. Пусть перетрут тут между собой. Я не против, когда меня поливают грязью за спиной. Главное, чтобы в глаза неизменно улыбались.

Миную узкую раздолбанную дорожку, ведущую к подсобкам, и вдруг метрах в двадцати замечаю Дашку Севастьянову, которая лениво покачивается на качелях в окружении многочисленных подруг.

— Эй, Дашка! — свищу ей. — Иди-к сюда.

— Тебе надо, ты и иди! — огрызается зараза.

— Если не подойдешь, я тебе юбку на голову натяну! Слово даю!

— Придурок! — шипит она, но задницу от качелей все же отрывает.

Нарочито медленно перебирает ногами, двигаясь в мою сторону. Ведь специально тормозит, коза!

Ну ладно, я не гордый. Подожду.

— Че хотел? — интересуется, гоняя во рту жвачку.

Оглядываю девчонку с головы до ног и сразу же вижу браслет, красующийся на ее запястье. Аня не описывала, как именно выглядит ее безделушка, но я почему-то не сомневаюсь, что это именно она. Чутье меня редко подводит.

— Браслетик найс, — говорю, внимательно наблюдая за Дашкиным лицом.

На нем ни один мускул не дергается.

— Спасибо, — невозмутимо отзывается Севастьянова.

— Где надыбала?

— Там, где надыбала, больше нет, — дерзит она. — Че, такой же захотел?

— А тебя воспиталки не учили, что чужое брать нехорошо? — перехожу к сути.

— Ты меня воспитывать надумал? — ржет она.

— Отвечай, — припечатываю строго.

— Ну… Знаешь, как говорят? Что упало, то пропало.

— Ни хрена, — качаю головой. — Ты этот браслет с Ани Красновой сняла. Прямо с ее руки. Было такое?

Дашка молчит. Судорожно соображает, как бы вывернуться из щекотливой ситуации.

— Можешь не напрягаться и не выдумывать ложь, — продолжаю я. — Все равно не поверю.

— Ну, допустим, отжала я у нее браслет, и что? — с вызовом произносит Севастьянова. — Ты сам-то давно в святоши заделался?

— А ты стрелки не переводи. Мы сейчас о тебе базарим, — не моргая, смотрю ей в глаза. — О том, что ты воровка и дрянь.

— А ты не охренел?!

— Я, может, и охренел, но это не твоего ума дела. Браслет Ане надо вернуть. В самое ближайшее время.

— Да пошел ты! — фыркает Дашка, скрещивая руки на груди и отворачиваясь в сторону.

Но сама при этом едва уловимо дрожит. Знает, сучка, что я попусту воздух не сотрясаю.

— Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, — говорю вкрадчиво. — Завтра же твои безразмерные труселя будут развеваться на флагштоке всем пацанам на потеху. Хочешь? Я организую.

— Ты сумасшедший, Горелов!

— Ты даже не представляешь, насколько, — скалюсь. — Ну что, есть желание потягаться со мной в безумии?

— Да задолбал! — она рывком снимает с руки украшение и протягивает его мне. — Держи! Подавись!

— Не-не-не, — веду головой из стороны в сторону. — Так не пойдет. Ты браслет у Ани отняла, ты его и возвращай. Только по всем правилам этикета, поняла? С искренними извинениями и полным признанием своей вины.

— Ты издеваешься?! — в глаза Севастьяновой читается ужас.

— Ничуть.

— Я не буду перед ней извиняться!

— Тогда завтра же твои панталоны пятьдесят второго размера будут гордо реять над детдомом, — с театральным пафосом заявляю, взмахивая рукой.

— Какой же ты урод! — яростно шипит она.

— Это значит, что мы договорились? — ничуть не обидевшись, уточняю я.

Севастьянова пыхтит, надувшись, как рыба-шар.

— Даш, на дури, — снисходительно роняю я. — Тут без вариантов. Сама понимаешь.

— Ладно! — гневно выплевывает она. — Верну я браслет твоей Красновой! Но больше ко мне никогда не подходи!

— Не больно-то и хотелось, — хмыкаю я, наблюдая за тем, как разъяренная Дашка на всех парах уносится прочь.

Дело сделано.

Надеюсь, совсем скоро в Аниных глазах будет чуть меньше печали.