Глава 22. Матвей

— Ваши восемь рублей, — продавщица возвращает сдачу, и я прячу ее в карман джинсов.

Стаскиваю с прилавка пакет с подношениями директрисе и вешаю его на предплечье. Там конфеты, банка кофе и какая-то травяная настойка, которую, по слухам, она очень любит. Ради всего этого добра мне две ночи пришлось разгружать товарные вагоны, так что я очень надеюсь, что дело выгорит и мне удастся ее умаслить.

Выхожу из магазина и, слепо щурясь на полуденном ярком солнце, направляюсь в сторону детдома. В это время мы обычно гуляем с Аней, но сегодня я сменил привычный распорядок. Не хочу ничего ей говорить до тех пор, пока не перетру с директрисой. Шансов на успех, как говорится, пятьдесят на пятьдесят. Поэтому не стоит раньше времени обнадеживать малышку.

Притормаживаю у кабинета Нонны Игоревны и вооружаюсь лучезарной улыбочкой. Я не привык быть милым, но сегодня, походу, придется. Ведь впервые в жизни одолжение нужно не директрисе, а мне самому.

— Здра-а-асте, — тяну я, распахнув дверь. — Можно к вам, Нонна Игоревна?

— А… Горелов, — она мажет по мне равнодушным взглядом. — Ну, рассказывай, что опять натворил?

— Почему сразу натворил-то? — натужно скалясь, приближаюсь. — Я, между прочим, к вам не с пустыми руками. С гостинцем, так сказать.

Ставлю пакет на ее стол и терпеливо жду реакции.

Директриса недоуменно косится на презент. Потом на меня. Потом снова на презент. Вскинув брови, опасливо заглядывает внутрь пакета, а затем опять фокусируется на моем лице:

— Горелов, ты меня пугаешь. Говори живо, что произошло?!

— Да расслабьтесь, Нонна Игоревна, ничего не произошло, — пытаюсь усыпить ее бдительность. — Все в порядке, честное слово! Это я просто так принес. От души.

Она поджимает губы. Поводит плечами. Видно, что не верит, но подвоха уловить не может.

Кажется, самое время вскрывать карты.

— Вы берите-берите. Все свежее, я только что купил, — пододвигаю пакет ближе к ней. — И раз уж я тут, у меня к вам просьба. Ма-а-аленькая совсем. Незначительная. Но я уверен, что вы сможете мне помочь.

— Так бы сразу, — выдыхает с облегчением. — Ну давай, Горелов, излагай. Не тяни резину.

— В общем, я по поводу Ани, — выпаливаю, собравшись с духом.

— Какой Ани?

— Красновой. Вы ей сказали, что ее удочерить хотят. Помните такое?

— Ну да, — кивает. — А ты здесь при чем?

— Я вас попросить хотел, — прокашливаюсь. — Можете ее в Москву не отправлять? Пожалуйста. Она мне здесь нужна. Мы… Мы с ней дружим.

Лицо директрисы наконец озаряется пониманием. Теперь мои мотивы ясны ей как день.

— Дружите, значит, — тянет задумчиво. — Ну, дружба — это дело хорошее.

— Я тоже так считаю, — поддакиваю приободренно. — Ну так что, оставите ее здесь?

Я почти уверен, что сейчас Нонна Игоревна снисходительно ухмыльнется, добродушно покачает головой и в конце концов скажет: «Черт с тобой, Горелов. Забирай свою Аню, и будьте счастливы».

И она действительно усмехается. Действительно ведет подбородком из стороны в сторону. А потом открывает рот и совершенно безапелляционным тоном произносит:

— Нет.

Такое чувство, будто мне пощечину залепили. У меня аж челюсть отвисла, и воздух в легких разом закончился.

— Нет?.. — переспрашиваю хрипло.

Хоть бы глюк. Хоть бы послышалось.

— Нет, — повторяет жестко и категорично. — Аня отправится в Москву и начнет жизнь с чистого листа. Поверь, Матвей, ей от этого только лучше будет.

— Но… Вы не понимаете, — упрямо возражаю я. — Ане тут хорошо, со мной! Мы с ней вместе, у нас планы на жизнь!

— Не смеши меня, — пренебрежительно отмахивается. — Какие у вас могут быть планы? Вам лет-то сколько?

— Да при чем тут, сколько нам лет?! — завожусь. — Это вообще неважно! Важно то, что мы любим друг друга! По-настоящему!

— Матвей, послушай, первая любовь только кажется последней, — Нонна Игоревна устало трет виски. — А на деле после нее будет еще много замечательных мгновений и яркий чувств. Я рада, что вам с Аней хорошо вместе и что она нашла в тебе опору. Но ей пора двигаться дальше, понимаешь? Новая семья — это ее счастливый билет в будущее без нужды и страха.

— Но она не хочет в семью! Она со мной остаться хочет! — повторяю, напрягая голосовые связки. — Вы не слышите, что ли?!

— Угомонись, Горелов. И сбавь тон, — осаждает строго. — Раз уж ты и впрямь так любишь свою Аню, то поступи по-мужски. Дай ей свободу. Не привязывай к себе. Ведь порой любовь — это умение отпускать.

Что за хрень? Нет, правда! Что за дичь она несет?!

Если любишь, отпусти? Да ну, бред. Полный. Тут с какой стороны ни подступись, по-любому фигня выходит.

Я люблю Аню и поэтому хочу быть с ней. Поэтому хочу держать ее за руку каждый гребаный день. Поэтому не хочу отпускать. Это же элементарно. Логично как дважды два. Так какого черта директриса пытается впихнуть мне какую-то ущербную псевдовозвышенную философию?

Я, мать вашу, не альтруист и не филантроп. Я эгоист и собственник! Аня нужна мне как воздух. Как волнам прибоя каменистые скалы. Как тактильная трость незрячему. Я зависим от нее. Я ею болею. Мне без нее не радоваться и не дышать.

Я без нее сдохну, как бы пафосно это ни звучало.

— Нонна Игоревна, ну прошу вас! Ну чего вы упираетесь? — не сдаюсь я. — Аня не хочет к этим Москвичам, она откажется! Вы ведь не можете ее силой заставить!

— Аня сама не знает, чего хочет! — рявкает директриса, теряя терпение. — А все из-за тебя! Ты ей мозги запудрил!

— Ничего я ей не пудрил! Не наговаривайте!

— Знаю я тебя, Горелов! Не первый год в директорском кресле сижу, все-все вижу, — она злобно щурит глаза.

— Вы о чем? — развожу руками.

— А то сам не догадываешься! — фыркает. — Позавчера с Оксаной Лукиной гулял, вчера с Настей Крыловой, а сегодня тебе Анечка приглянулась! Любовь у вас, видите ли!

— Ну так реально любовь!

— Завтра в детдом очередная красавица придет, и у тебя новая любовь начнется! А Ане из-за тебя, ловеласа малолетнего, от будущего отказываться?! Ну уж нет, увольте!

Не понимаю, при чем тут мои бывшие… С ними я так, дурачился, а с Аней все взаправду. Или до ее появления я в монахах должен был ходить?..

— Нонна Игоревна, вы не правы! Я вовсе не такой ветреный, каким вы меня представляете! Я Аню не брошу, я ради нее…

— Все, Горелов, брысь с глаз моих! — перебив, машет рукой директриса. — Устала я от тебя! Мне работать нужно!

— Ну выслушайте! Пожалуйста!

— Так выслушала же! Ты ничего нового не говоришь! — выдыхает раздраженно. — Я твою просьбу поняла, но мой ответ отрицательный. Все, иди отсюда! И подарочки свои забери. Мне они без надобности.

Она водружает очки на переносицу и демонстративно вперяется взглядом в бумаги. Разговор окончен. Время визита вышло. Я проиграл.

Шумно выдыхаю. Потрясенно провожу пятерней по волосам, пытаясь примириться с неизбежностью. Сгребаю со стола пакет с подношениями и на ватных ногах плетусь прочь.

Мне хреново. Так хреново, что хочется выть. В горле стоит едкая першащая горечь, а в груди болезненно кровоточит впервые раненное сердце…

Загрузка...