Глава 1. Матвей

— Мот! А, Мот! — кричит Леха, спрыгивая с турника. — Ты мне сиги должен! Две пачки! Когда возвращать будешь?

— Как только, так сразу, — на ходу бросаю я.

— Да ты заколебал! А если на счетчик поставлю? — выдает запальчиво.

— А если я тебя? — притормаживаю и направляю на него прямой пристальный взгляд.

Дергает подбородком. Заминается. Понял, что хрень сморозил.

— Да ладно, пофиг на сиги. Я о другом побазарить хотел, — Пастухов закидывает руку мне на плечо и, подстраиваясь под темп моих шагов, доверительно понижает голос. — Новенькую из восьмой группы видел? Не девочка, а леденец. Так и хочется облизать.

Друг делает недвусмысленный жест языком, и я брезгливо скидываю с себя его руку.

Извращенец. Конченный.

— Из восьмой, говоришь? — плюхаюсь на прогнившие качели и принимаюсь легонько раскачиваться. — Так там же вроде одна мелкота.

— Ну да. Ей лет пятнадцать, кажется, — Леха чешет затылок. — Но все при ней.

Хмыкаю, задумчиво ковыряя пальцем облупившуюся краску.

Пятнадцать — это прям мало. Детский сад, штаны на лямках. Влюбится, как кошка. Потом хвостиком бегать начнет, мозги мурыжить. Знаем эту малолетнюю бабскую дичь. Проходили.

— Короче, мы это… С пацанами поспорили маленько, — заговорщическим тоном продолжает Леха. — Кто девочку первый завалит, того и общак. Ты как, с нами?

— Не-а, — мотаю головой. — Неохота.

— Не неохота, а слабо, — издевательски скалится Пастухов. — Так и скажи, что сдрейфил.

— Иди нахрен, — лениво отзываюсь я, гоняя во рту жвачку. — На понт кого-нибудь другого брать будешь.

— Ну а че ты сливаешься-то? — не унимается он. — Девочка правда зачетная. Чем-то на Настьку твою похожа.

— Так на кой мне вторая Настька, если у меня уже есть одна? — ржу я.

— Девки как деньги! Их много не бывает!

Все-таки Леха дурак, каких свет не видывал. И ведь не умнеет, зараза. Ни черта не умнеет. Как был балбесом в тринадцать лет, так в семнадцать им и остался.

— Здорово, пацаны! — шаркающей походкой к нам приближается Данила Лесков, мой сосед по комнате.

— Здрям! — Леха трясет ему руку.

Я ограничиваюсь кивком.

— Ну что, брат, ты в игре? — Лесков смотрит на меня.

— Ты о чем?

— О новенькой.

Да е-мое, и этот туда же. Что-то не припомню, чтобы прежде появление в детдоме очередной смазливой мордашки вызывало в пацанское среде такой ажиотаж.

— Нет, Мот проиграть боится, — за меня отвечает Пастухов. — Увидел мою бицуху — и спасовал.

Леха стягивает куртку с плеч и начинает театрально играть бицепсами, привлекая внимание стоящих неподалеку девчонок. Мы с Данилой переглядываемся, едва сдерживая улыбки.

— А серьезно? — Лесков присаживается на соседнюю качель. — Почему не участвуешь?

— Лень, — со вздохом поднимаю глаза к оранжевому закатному небу.

— А, может, из-за Насти?

— А, может, иди в пень?

— Понял. Молчу.

Данила нравится мне тем, что никогда не перегибает палку. И всегда знает, когда вовремя заткнуться.

— Девчонки! Ну как вам мои мышцы? — Пастухов входит в раж. — Скажите, хорош?

— Хорош, но для дела не гож! — насмешливо вставляет одна из них.

— Для какого еще дела?!

— Для того самого.

— Да я в этом деле гигант! — выпячивает грудь.

— Гуляй, Пастухов! Твоему гиганту еще расти и расти!

Девчонки заходятся визгливым хохотом, а Леха сникает.

— Дуры, — бросает ворчливо. — Ни черта не понимают!

— А, может, наоборот, понимают? — не удерживаюсь от подкола.

— А я на словах ничего доказывать не собираюсь, — Пастухов резко делается серьезным. — Вот заполучу новенькую, и вы, сволочи, выкусите! — он озирается по сторонам и вдруг присвистывает. — А вот, кстати, и она!

Мы с Данилой синхронно поворачиваем головы и перехватываем направление его взгляда.

У крыльца нарисовалась кучка девчонок. Как раз из восьмой. И среди них я сразу же вычисляю новенькую.

Не потому, что плетется в хвосте и ни с кем не разговаривает.

Не потому, что пугливо глядит перед собой.

И даже не потому, что в новых шмотках.

А потому, что другая. Не такая, как остальные девчонки из интерната.

Если честно, при первом взгляде на новенькую, у меня возникает идиотская мысль, что она похожа на куклу. На фарфоровую. С бледной кожей и мягкими шелковистыми волосами.

У нас, в детдоме, таких кукол никогда не было, но однажды я видел их на выставке. Пару лет назад воспиталка возила нас на экскурсию в другой город, и в числе прочих «увеселений» было посещение музея.

Удивительно, но из всей поездки я запомнил только этих кукол. Уж больно они были красивые. С огромными глазами в оправе темных длинных ресниц и маленькими розовыми ртами.

Новенькая выглядит точно так же. Глазищи на пол-лица. Серые. Глубокие. С влажным мерцанием. Из-за этого даже кажется, что она вот-вот расплачется.

Нос, наоборот, крошечный. Губы бантиком. Уголки слегка заломлены вниз, как у Пьеро из сказки про Буратино.

Очаровательная грустная кукла.

Еще никогда я не видел, чтобы кого-то так красила печаль.

— Скажи, соска? — довольно провозглашает Леха, заметив мой взгляд.

— Почему одета как домашняя? — проигнорировав его реплику, спрашиваю я.

— Потому что прямиком из дома пожаловала, — поясняет. — Мамка с папкой на тот свет отчалили, а она к нам.

— Как зовут? — продолжаю пожирать ее глазами.

— Аня, — докладывает друг. — Аня Краснова.

Пустухов с Данилой принимаются обсуждать выдающуюся внешность новенькой. Подмечают длинные ноги и не по годам развитый бюст, но почему-то ничего не говорят об ее глазах. О больших небесно-серых глазах, в которых, по ощущениям, утонула вечность…

— Я в деле, — рывком поднимаюсь с качели, прерывая кудахтанье друзей. — Через пару недель девчонка будет моей.

— О-о-о… — одобрительно тянут пацаны. — Это ставка?

Киваю и провожу пятерней по волосам, взлохмачивая их.

Пускай будет ставка.

А то в последнее время я и впрямь заскучал. Надо бы развлечься.

Загрузка...