Плейлист: Harry Styles — Sunflower, Vol. 6
После того, как куча вещей, случившихся в дерьмовое время, создаёт самый сюрреалистичный период в моей взрослой жизни, я последние две недели ждал, что ещё пойдёт наперекосяк. Но я работал с Беннетом, Паркером и их командой, которые выкладывались по полной, трудясь над шалашом, и дела идут лучше, чем ожидалось.
Короче говоря, всё пошло поразительно хорошо.
По крайней мере, если не слишком задумываться о том, насколько сильно я сторонюсь Руни. Как и в случае с моим браком, сдерживание моего обещания выполнялось формально, как сказал Беннет, а не на деле. Последние четырнадцать дней я ночевал в палатке (скунс, слава богу, не обрызгал её, только умял мою заначку из батончиков гранолы), но я держу обещание и каждый вечер принимаю душ в доме. Делал ли я это после того, как видел, что она выключила свет, чтобы шансы на разговор практически испарились? Да. Да, делал.
Что касается ужина, формально я также делил ужины с ней. Когда Беннет и Паркер дали мне расписание, и я увидел, что оно растягивается до 20:00, я предложил подавать команде простой ужин, доставляемый из кафе Сары в «Шепарде», поскольку с наследством я могу это себе позволить. Если я организую групповой ужин, мне не придётся сидеть напротив Руни за столом, в тишине моего дома, терпеть её мягкий запах цветущего луга, наблюдать, как она вздыхает и улыбается за едой.
Так что каждый вечер на протяжении двух последних недель я собирал себе тарелку и убредал прочь в поисках столь необходимого умиротворения и тишины после работы в беспрестанном шуме инструментов, оборудования и выкрикиваемых реплик. Потом я сидел несколько минут за столом, чтобы мое присутствие засчиталось.
Руни всегда здесь, за другим концом стола. Она сидит рядом со Скайлер, делит безглютеновую еду и оживлённый приватный разговор, которым я стараюсь не слишком интересоваться.
Если Руни возражает против того, как я обхожу правила, то она ничего не сказала. И это нормально. Нет… хорошо. Я не хотел бы, чтобы она возражала, чтобы ей не было всё равно, что вместо ужина для нас двоих в хижине получается шумное сборище громких людей.
— Аа, — тянет Парк, когда я прихожу с прогулки. Он улыбается мне и подкладывает себе ещё курицы. — Как здорово, что ты присоединился.
— Приберегли тебе место, — говорит Беннет, добавляя себе на тарелку салат.
Моргнув и оторвавшись от наблюдения за Руни, я опускаюсь на свободный стул за столом.
— И как у нас дела этим вечером, мистер Бергман? — спрашивает Паркер.
— Нормально, — мямлю я, стащив булочку из корзинки, которую передают мимо меня.
— Нормально? — Беннет со стуком опускает салатную миску. — Да мы отжигаем в доме. Ты в курсе, верно? Всё критичное и срочное заменено, отремонтировано или в процессе и уже стабилизировано. У нас идеальная погода, никаких задержек с материалами. Мы на несколько дней опережаем график…
— Эй! — Паркер показывает на него вилкой с наколотым кусочком курицы. — Не сглазь.
— Tournesol! — кричит один из парней. — Передай воду, пожалуйста?
Руни отвлекается от разговора со Скайлер, затем улыбается парню и передает ему графин с водой. Я наблюдаю, как он улыбается в ответ, и что-то в самом центре моей груди лопается.
— Как он её назвал?
Беннет смотрит то на меня, то на парня, сидящего недалеко от Руни. Я укладывал с ним полы, но даже сейчас не могу вспомнить его имя. Я помню его лёгкий французский акцент, но имена запоминаю дерьмово.
— Кто, Вик? — переспрашивает Беннет. — Он зовет её Tournesol. Это означает «подсолнух».
Моя ладонь так крепко стискивает столовый нож, что костяшки пальцев пульсируют.
Паркер прочищает горло, затем наклоняется к Беннету.
— Если тебе интересно, Аксель в порядке. Он не страдает от сексуального неудовлетворения и определённо не ревнует. Просто он женился на женщине, которую явно хочет, а теперь избегает её и придерживается целибата. Прошло две недели. Сколько ещё осталось?
— Две, — бормочу я. — Она едет домой на День Благодарения. Это ласковое обращение. Все её так зовут?
— Все в команде, да, — Беннет пожимает плечами. — Это начал Вик, а потом прижилось. Она каждый день приходит и проводит время со Скайлер с того момента, как я забираю её со школы, и до ужина, так что парни познакомились с ней.
— Что?
— Ага, — беззаботно отвечает он. — Просто в это время ты всегда удобно отсутствуешь.
Руни смеётся над какими-то словами Вика — белые зубы, искрящие глаза, и чёрт возьми, он даже заслужил её ямочки на щеках — обе ямочки.
— Кстати, — Паркер тянется за себя, к кухонному островку, и берёт два безглютеновых кексика, присланных Сарой, затем поворачивается и ставит их передо мной. — Почему бы тебе не предложить Скай и Руни десерт?
Движимый той скручивающей, ноющей болью за рёбрами, я хватаю кексы и иду вдоль стола туда, где сидят Руни и Скайлер, склонившиеся над листком бумаги.
— Так понятно? — спрашивает Руни.
Скайлер смотрит на меня, затем обратно на бумагу, где написано что-то вроде химической реакции.
— Не очень, — говорит она.
Руни опускает плечи.
— Блин. Я пытаюсь придумать, как ещё это объяснить.
— Объяснить что? — спрашиваю я.
Руни поднимает взгляд, и её улыбка не такая широкая, как мне хотелось бы, когда наши взгляды встречаются. Она смотрит обратно на листок.
— Скайлер сказала, что они сегодня в школе делали вулкан из пищевой соды и уксуса, и она хотела знать, как это получилось. Я только что показала ей химическое уравнение реакции между бикарбонатом натрия и уксусом, то есть, слабым раствором уксусной кислоты. На самом деле, это две разные реакции, вы знали?
Она показывает на формулу и продолжает:
— Первая — это кислотно-основная реакция, когда смешивают уксус и пищевую соду. Ионы водорода в уксусе реагируют с ионами натрия и бикарбоната в пищевой соде, и реакция приводит к двум новым веществам: углекислота и ацетат натрия. А вторая реакция — это реакция распада, и она немножко отличается. Углекислота, образовавшаяся в результате первой реакции, распадается на воду и углекислый газ, отсюда и пузырьки.
Мы таращимся на неё. Скайлер качает головой.
— Что ты только что сказала?
Руни выпячивает губу, очаровательно надувшись.
— Прости, Скайлер. Я не знаю, как ещё это объяснить. Вот почему учителя — настоящие суперзвёзды. Они не просто изучают свой предмет, но и учатся преподавать его другим.
Я приседаю, подвигаю бумагу ближе, затем беру их ручку. Я быстро рисую молекулы и помечаю их условными обозначениями, принятыми в периодической таблице и использованными Руни — наверняка не совсем точно, но опираясь на её уравнение. Затем подвигаю бумагу к Руни.
— Почему бы тебе не нарисовать стрелки, что куда идёт в реакции. Используй чёрные чернила для первой, а потом, — я достаю ещё одну ручку из заднего кармана, — синие для второй.
Скай подпрыгивает на сиденье, глядя на рисунок.
— Да! Сделай это!
Руни с любопытством глядит на меня. Когда она забирает ручку из моей руки, её пальцы вскользь задевают мои. Она прикусывает губу и прищуривается.
— Что? — спрашиваю я.
— Наглости тебе не занимать. Подходишь тут с безглютеновым десертом и идеальным решением моей проблемы.
Она дразнит меня. Думаю, мне нравится, когда она меня дразнит, даже если обычно я поначалу не понимаю. Это стоит того — наблюдать, как она притворно сердито смотрит на меня, а потом догадываться.
— Приношу свои извинения.
— Прощён, — объявляет она, развернувшись на стуле и завершая диаграмму реакции. — Вот, Скай. Диаграмма помогает? Что думаешь?
Скайлер откусывает от кексика и улыбается.
— Я поняла! Это так круто. Вам двоим надо написать учёную книжку. Ты будешь писать слова, Руни. Дядя Акс нарисует картинки.
Когда эта мысль проносится в моей голове, по конечностям растекается странное, нервирующее тепло.
Руни улыбается, забирая свой кексик, который я поставил на стол.
— Может, через пару дней мы заставим дядю Акса рисовать что-нибудь из биологии. Что скажешь, Акс? Одноклеточные организмы?
— Почему не завтра? — дуется Скайлер.
— Завтра мне нужно съездить и получить лекарство, — говорит Руни и кусает кекс.
Мой взгляд резко устремляется к ней.
— Ты в порядке?
Она улыбается и снова кивает.
— Ага. Это лекарство нужно мне раз в шесть недель, и срок подошёл. Я позвонила в клинику своего доктора, и администраторы там — просто мечта. Они договорились о чем-то здесь, и мне организовали запись на завтра, — обратившись к Скайлер, она добавляет: — От этого лекарства я становлюсь очень сонной, так что я, наверное, отрублюсь и просплю ужин. Так бывало в прошлом. Но скоро мы продолжим с того, на чём остановились, ладно?
Скайлер как будто задумывается, снова кусая кекс.
— Наверное.
— То есть, ты просто заберёшь лекарство и вернешься? — спрашиваю я, всё ещё сидя на корточках между ними.
Руни жуёт и качает головой.
— Нет, я получаю лекарство там, затем возвращаюсь домой… то есть, сюда.
— Тогда я тебя отвезу.
— Что? — Руни моргает, уставившись на меня. — Зачем тебе это делать?
— Ты сказала, что лекарство делает тебя уставшей. Что потом ты отрубаешься. Я бы предпочёл, чтобы это произошло на моей кровати, а не на шоссе.
— Аксель, — она закатывает глаза. — Я выражалась образно. Я могу доехать обратно.
— Мы живём в относительно удалённой местности. Куда бы ты ни направлялась, дорога займёт относительно немало времени.
Она пожимает плечами.
— Полчаса.
Полчаса. Как будто это ерунда, что она в летаргическом состоянии сядет за руль.
— Я тебя отвезу. Скажи мне, когда.
— Но это займёт несколько часов. Это заставит тебя на полдня отвлечься от дома. Ты не обязан…
— Руни. Позволь мне подвезти тебя.
Вздохнув, она косится на Скайлер.
— С тобой дядя Акс тоже так командует?
— Ага, — отвечает Скайлер, уминая кексик. — Когда он присматривает за мной, он заставляет меня вовремя ложиться спать.
Руни смеётся и говорит мне:
— Ладно. Я это ценю. После лекарства я довольно быстро становлюсь уставшей, так что, может, это к лучшему.
— Хорошо, — я встаю, и моя ладонь задерживается на спинке её стула. Та самая, что с обручальным кольцом.
Чисто для того, чтобы держать всех подальше от неё. Не потому, что она моя или типа того. Не потому, что я чувствую себя токсичным собственником (ну, не слишком токсичным собственником), а потому, что она здесь, чтобы расслабляться, отдыхать и быть сама по себе, а не для того, чтобы её дразнила и донимала флиртом куча симпатичных подтянутых парней её возраста, которые работают над домом и зовут её подсолнухом.
— Дядя Акс! — орёт Скайлер, выдёргивая меня из моих мыслей.
— Да, Скай.
— Я попросила у папы и БиБи собаку как у тебя, и они сказали нет, но они разрешили мне завести рыбку.
Присев так, чтобы мы оказались на одном уровне, я спрашиваю:
— Как ты её назовёшь?
— Рейчел Карсон, — говорит Скайлер.
— Почему Рейчел Карсон?
Руни улыбается и наблюдает, как Скайлер соскальзывает со стула и скачет по воображаемым классикам в прихожей.
— Руни рассказала мне про неё, — объясняет Скайлер, — и потом я взяла книги в библиотеке, и она такая крутая. Она заставила людей обратить внимание на распрыскивание яда, который должен был убивать вредителей, но на самом деле заставлял болеть людей, животных и растения. Ты знал, что Руни хочет быть таким юристом? — она кружится и драматично заявляет: — Юристом, спасающим токсичные химикаты.
— Может, специализирующимся на них? — переспрашиваю я.
Руни пожимает плечами и улыбается шире.
— Думаю, ей понравилось, что «спасающим» звучит как что-то супергеройское.
Пребывая в своём мире, Скайлер плюхается обратно на свой стул и доедает последний кусочек кексика.
— Она хочет помогать людям, которые заболели от химикатов, говорить об этом судьям, и заставлять компании лучше заботиться о Земле, когда они используют химикаты. И поскольку она изучала химикаты, она сможет хорошо делать свою работу. Я тоже так хочу. Я хочу изучать естественные науки, говорить судьям о науке, помогать людям и сделать мир свободным от ядов.
У неё нос испачкался в креме, и я вытираю это пятнышко.
— Ты можешь заниматься всем, чем захочешь, Скай.
— Я знаю, — счастливо отвечает она.
Когда я кошусь на Руни, наши взгляды встречаются. Её выражение мне не удаётся прочесть, но я знаю, что оно мне не знакомо — лоб нахмурен, глаза смотрят мягко, губы изогнулись в лёгкой улыбке. Покраснев, она отворачивается и теребит ручку, а потом обёртку от кекса.
Снова встав, я спрашиваю у неё:
— Во сколько ты хочешь выехать завтра для твоего визита к врачу?
— Запись на 12 часов дня, — говорит она. — Я бы хотела выехать в 11:15, для перестраховки.
Я киваю, затем неохотно отпускаю её стул и делаю шаг назад.
— Аксель? — тихо говорит она.
— Да?
Она отделяет остатки своего кекса от обёртки и слизывает с пальца капельку крема.
— Спасибо за доставку десерта.
Я говорю себе, что не буду пялиться на её полные губы, обхватившие её палец. Я не буду наблюдать, как её палец покидает губы с чувственным причмокиванием.
Вот только я стою и мучаю себя, пока не остаётся ни крошки.
Две недели прошло. Осталось ещё две.
— Нам туда, — говорит Руни, показывая на вход. — Но серьёзно, тебе необязательно заходить. Если захочешь просто вернуться за мной, я освобожусь через два часа.
— Ты не хочешь, чтобы я заходил?
Она медленно выдыхает, кусая губу.
— Ну то есть… я бы не возражала.
— Тогда я пойду с тобой. Показывай дорогу.
Я иду за ней, определяю наименее оживлённую часть помещения и прислоняюсь к стене. Руни заполняет необходимые бумаги, затем находит меня и встаёт справа от меня.
— Можешь сесть, — говорю я ей. — Я просто предпочитаю стоять.
Она дёргает коленями и качает головой.
— Нормально. Если стоять, легче справиться с нервами.
— Ты нервничаешь?
Она кивает.
— Я не большая фанатка игл.
Игл?
Моя кожа покрывается холодным потом.
— А что это за лекарство?
Руни не замечает моей паники, погрузившись в свои тревоги.
— Капельница. Поэтому я и пробуду тут два часа.
Ох, бл*дь. Сидеть тут два часа и смотреть на Руни с иглой в руке. Мне надо убираться отсюда.
Я мог бы изобразить звонок, притвориться, будто в шалаше случилось что-то непредвиденное. Руни бы улыбнулась и повела себя вежливо, когда я скрылся. Она бы сказала, что с ней всё будет хорошо.
Но наблюдая за тем, как она смотрит ток-шоу по телевизору, при этом толком ничего не видя, сжимая руки в крепкие, нервные кулаки за спиной, я понимаю, что не уйду. Тоже глядя в телевизор, я протягиваю руку, пока наши костяшки пальцев не соприкасаются.
У Руни перехватывает дыхание. Она моргает, затем быстро сглатывает, не сводя глаз с экрана. А потом её кулак медленно разжимается, кончики её пальцев задевают мои, и наши руки крепко сплетаются.
— Дыши глубоко, — говорю я ей, пока мы смотрим на телевизор.
Она кивает.
Я наклоняюсь чуть поближе, и мой нос задевает её волосы.
— Нет, правда, вдохни глубоко.
Она нервно смеётся, делает медленный глубокий вдох, затем следующий. Я дышу вместе с ней, говоря себе, что это не так уж плохо, что я нормально справлюсь. Конечно, мне не нравится, когда иглы вводят в меня (и под «не нравится» я имею в виду «до смерти боюсь»), но если это делается с кем-то другим, то готов поспорить, ничего страшного. Полный порядок.
Когда её зовут по имени, Руни сжимает мою ладонь, затем отпускает. Но двинувшись вперед, она оглядывается через плечо, будто убеждаясь, что я иду за ней. Я ободряюще киваю, затем придерживаю дверь для неё и медсестры, когда мы выходим из комнаты ожидания.
Когда я краем глаза замечаю стойку капельницы, мои колени превращаются в жидкость. Дыша глубоко, я стискиваю челюсти так, что ноют зубы, и сжимаю кулаки, отчего ногти отрезвляющими и болезненными полумесяцами впиваются в мои ладони. Я сосредотачиваюсь на этом ощущении, пока медсестра направляет нас к алькову с откидывающимся креслом, на которое Руни осторожно садится. Рядом есть другое кресло — у стены, но достаточно близко, чтобы я мог держать её за руку, если ей это нужно.
Чёрт, да это, пожалуй, нужно мне.
Пока Руни отвечает на вопросы медсестры, подписывает бумаги и поддерживает светскую беседу, я сижу неподвижно, закрыв глаза и представляя хорошие вещи. Тихую прогулку по лесу, успокаивающее спокойствие, когда ты стоишь позади стены водопада, последняя моя картина, которая мне понравилась.
Но тут ладонь Руни сжимает мою, и мои глаза распахиваются.
— Нормально? — спрашивает медсестра, потирая большим пальцем вену Руни.
Мир слегка плывёт.
— Ага, — бодро отвечает Руни, говоря убедительно, вот только она стискивает мою ладонь с такой силой, что вот-вот переломает мне кости.
— Большой глубокий вдох, — говорит медсестра.
Я вдыхаю одновременно с Руни, глядя куда угодно, только не на иглу, приближающуюся к её руке. Я в порядке. Всё в порядке. Всё будет хорошо. Но тут Руни дёргается от боли и издает жалобный звук.
Вот тогда-то мир погружается в темноту.