Салли и похититель грёз

Глава 12

В своих поразительных, невероятных рассказах о мире людей Джек часто описывал города, которые простираются вокруг на много километров. Он описывал высоченные здания. Описывал автобусы и поезда, набитые битком людьми, что спешат из одного города в другой, из одной страны в другую. Человеческий город в его рассказах представал суетливым, дребезжащим, безграничным пространством. По мне, звучало ужасно – как место, где ничего не стоит затеряться и, возможно, пропасть навсегда.

Но вот я переступаю через порог на той стороне и ничего громадного не вижу. Библиотека как библиотека. Небольшого размера, даже маловата по сравнению с библиотекой Колыбельных. У камина продуманная комбинация вельветовых диванчиков, под рядом окон мягкие стулья, обивка со старинной росписью: цветочный луг и вдалеке красивый домик. Полки с книгами уходят далеко под потолок, большинство такие высокие, что охватывает недоумение, как туда забраться. Наверняка там стоят старинные фолианты, которые больше никто не намерен читать и не снимает с полки.

Подхожу к ряду окон, выглядываю наружу. За окном расстилается зелёный газон, травка блестит на солнце, всюду цветущие деревья, бледно-белые и мягкие сливочно-розовые кроны. Что это за место – не имею ни малейшего понятия. Но из окна видно, что каменное здание, в котором я нахожусь, простирается в обе стороны, массивные корпуса тянутся вдоль обширного парка и дальше. Такое чувство, будто я попала в книжку с картинками. Будто я попала в настоящий замок.

Отворачиваюсь от окна, ведь надо идти искать выход, как вдруг... Чьё-то тихое, мягкое дыхание.

Здесь кто-то есть.

Обвожу глазами комнату: над спинкой одного из диванчиков – затылок. Кто-то сидит лицом к камину, сидит очень тихо – только и слышно, как дышит. Приближаюсь с осторожностью: ещё неизвестно, какой ждать реакции на тряпичную куклу в библиотеке. Готовлюсь в любую минуту пуститься наутёк, броситься по коридору к выходу. Будь нынче Хеллоуин, моя внешность пошла бы на пользу, всего лишь исторгли бы пару воплей, но в обычный вечер живая тряпичная кукла в мире людей может испугать не на шутку.

Ближе, ближе... Фигура на диване скорее полулежит, чем сидит, плечи опущены, щёки отвисли... А следующее, что предстаёт перед моими глазами, заставляет меня замереть на месте. Сердце сжалось от боли, перед глазами плывёт.

Короткие седые волосы старушки, уложенные в ничуть не помявшуюся причёску, покрывает тончайший слой белого песка. Он рассыпан у её ног и даже прячется в складках строгого выглаженного костюма.

Старушка спит, точно так же, как все остальные. Как все в городах-праздниках.

Здесь, в мире людей, уже побывал Песочный человек. Меня охватывает отчаяние, хочется всё бросить, свалиться мешком на пол и прижаться лбом к холодным плитам. Уснули все. Тот крохотный огонёк надежды, что успел было блеснуть во мне, гаснет, как свеча на ветру. Давно ли Песочный человек был здесь? И где он сейчас? До сих пор ли в мире людей? В мире столь обширном, что я даже представить себе не могу, как его здесь искать...

Я подбираюсь к пожилой женщине чуточку поближе – меня почему-то тянет к ней, как магнитом. Вид у неё довольно умиротворённый для человека, впавшего во внезапное пагубное забытьё. Элегантная нитка жемчужных бус на шее, к ним жемчужные серьги. Ухоженная, утончённая женщина, которая точно не сама расчёсывает себя и обувает. Передо мной женщина, которой прислуживают.

Прекрасно понимаю, что надо уходить, идти искать ближайшее кладбище и пытаться пробраться в город Хеллоуина. Нужно попасть туда, сварить зелье и затем каким-то образом найти Песочного человека... Однако меня завораживает эта женщина, её аккуратно подобранная одежда, вся эта комната, в которой она, кажется, одна не случайно. Подхожу к рабочему столу у окна, провожу пальцем по корешкам книг на нём – томики стихов, древняя литература, издания по государственным стандартам и королевским штандартам. Разворачиваюсь кругом, взгляд падает на картину над камином. Подхожу посмотреть на цыпочках – хотя поблизости, конечно, нет никого, кто бы мог меня услышать и прийти на звук.

Картина, как я быстро понимаю, – портрет той самой женщины, что уснула на диване. Она запечатлена несколькими годами ранее – тут она моложе, волосы с проседью уложены мягкими волнами вокруг лица, длинное белое с золотом платье и лента через плечо, а на ленту прицеплены какие-то штучки: бумажные квадратики и серебряные значки. На голове у женщины сверкающая, изысканная корона из серебра. Внизу на позолоченной раме бронзовая табличка с надписью: «Её Величество Елизавета II».

Оборачиваюсь на женщину – и ещё раз оглядываю библиотеку.

Там, в городе Грёз, отец сказал мне, что, переступая порог двери, надо загадать название места. Но единственное слово, которое крутилось тогда у меня в голове, было «королева».

Видимо, меня перенесло в библиотеку королевы. В то время как сама она спит мирным сном в шаге от меня.

Подхожу к ней, осторожно подсаживаюсь рядом на подушки. К этой персоне меня тянет любопытство. Изящный – даже во сне – наклон подбородка, грациозно и скромно сложенные на коленях руки (на левой – обручальное колечко). Время вокруг замирает; я на мгновение забываю о спешке, с какой вошла сюда.

Снова поднимаю глаза на портрет: пусть в реальной жизни вид у королевы совсем не такой церемонный, но что-то в ней есть. Какая-то величественность, какую не измеришь метрами шёлка, пошедшего на её платья, или ценой жемчуга, обегающего её бледную шею. Спит она или нет, в шелках-ожерельях она или нет – в ней видна королевская натура. В её дыхании, что пронзает хрупкие лёгкие, в её утончённых чертах лица, в решительном подбородке. В ней есть достоинство, статность, величие.

Наверное, с этим можно только родиться. И, увы, я с этим не родилась. Моя корона досталась мне позже, на мою голову села искусственно, тяжёлой обузой.

Однако мой взгляд по-прежнему прыгает с портрета на саму королеву, кое-что выискивает. Пытается нащупать ту незримую, истинную компоненту. Жаль, что эта женщина спит. Иначе можно было бы спросить у неё, каково это, быть королевой в мире людей. Бывает ли у неё такое чувство, что она задыхается под гнётом своих королевских обязанностей, бесконечных взглядов своих подданных? Кажется ли ей порой, что в этих взглядах сквозит недовольство ею? Я бы спросила, как давно она уже королева, хотела ли сама ею стать или её короновали другие, посадили на трон против воли. Мне бы хотелось узнать историю её жизни.

На овальном журнальном столике остыл чайник; рядом изящная чашечка в ромашках, недопитый чай, лёгкий аромат лимона. Казалось бы, такая обычная вещь – сидеть в библиотеке и пить чай. Умиротворяюще обычная.

Эта женщина легко могла бы быть чьей-то бабушкой, которая субботним утром печёт внукам печенье и до поздней ночи вяжет шарфы. А может быть, она и является ею, но вдобавок и королевой. Возможно, в ней хорошо уживаются обе роли.

Передо мной правительница в настоящей короне, с личным портретом на стене собственной библиотеки. Она же – заботливая бабушка. Она же – просто женщина.

Может быть, это уживётся и во мне. Тряпичная кукла и Тыквенная королева. Сама диктует свои условия, понимает свои потребности. Правительница, которая не позволяет королевскому величию заслонить личность тряпичной куклы, какой она всегда была и остаётся. Кладу свою мягкую руку поверх ладони королевы. Делаю это с большой опаской: наверняка не положено. Но мне так хочется прочувствовать человеческое в её коже, ощутить реальность её существования, убедиться, что и по её королевским венам течёт кровь, как у всех. Королева касается руки королевы.

Готова поклясться, её величие ощущается через кожу, проступает незримым золотым сиянием. Могущество женщины, которая многое испытала за свою долгую жизнь. Женщины, которая была рождена для подобной роли.

А всё же наверняка есть и такие принцессы, или герцогини, или королевы, которые, как и я, чувствуют себя не на месте в таком положении. Уверена, не всякая корона в этой библиотеке, в этом дворце сидела крепко и уверенно на том, кто её носил. Возможно, однажды корона своей тяжестью грозила переплавить своего обладателя в кого-то иного. Кого-то более властного.

В горле застыл комок из сплетённых чувств: и обида, и страх, и снедающее душу сомнение. Интересно, а можно ли из меня вылепить сильную личность? Сделать внутренний стержень твёрже, устойчивее. Швы у меня, положим, не самые крепкие, но это же не значит, что и характер слаб.

Я отнимаю свою руку от женщины, встаю с лёгкой улыбкой на лице.

– Спасибо, – шепчу королеве передо мной, Её Величеству Елизавете II, правительнице некой страны, некого города здесь, в мире людей.

Я поднимаюсь с дивана, бросаю последний взгляд на неё. Если мне удастся спасти Джека и остальных, будет спасена и она. Королева, которая никогда не узнает о том, что во сне встречалась с Тыквенной королевой. О том, что была вырвана из когтей бесконечного сонного забвения моими усилиями.

Прохожу библиотеку, в конце коридора встречаю двойные двери; делаю глубокий вдох, от чего листья в груди всколыхнулись, – и через мгновение передо мной открывается грандиозная зала дворца, размерами превосходящая все ожидания.

Пожалуй, то была вовсе не обычная королева.

То была Королева.

Наконец лабиринт дворцовых зал позади, я ступаю за порог и оказываюсь в дождливом сером ненастье. Выхожу в парк через высокие кованые ворота, дальше следую мимо двух помпезно разодетых привратников. Оба спят на земле непробудным сном, один свернулся калачиком, другой распростёр объятия хмурому небу.

Широкую аллею, убегающую вперёд, окаймляют ровные линии зелёного газона и два ряда деревьев, посаженных через строгие промежутки. А вокруг на скамейках, на обочинах, на аккуратно подстриженной траве лежат спящие люди. И повсюду рассеян песок, он сочится сквозь ветки деревьев, покрывает кожу спящих – каждого, кто попадается мне на глаза.

Песочный человек был здесь. Он был уже везде. И если мне не удастся его побороть, эти люди так и останутся спать... навеки.

В сердце больно кольнуло. Я стараюсь задавить в себе тревогу и страх перед тем, что мне предстоит. А главное, перед тем, что будет, если у меня не выйдет. Непросто осознавать, что груз ответственности целиком лежит на мне.

У выхода из парка я медлю, нервно подёргивая торчащую на запястье нитку – как же мне найти дорогу из мира людей? Наконец я пускаюсь бегом по длинному проспекту, усеянному спящими телами, пока газон на обочине не сменяется жилыми кварталами, застроенными вплотную. Надо отыскать кладбище. Церковь тоже подойдёт, если в ней кто-нибудь похоронен. Сворачиваю на широкую заасфальтированную улицу и бегу дальше.

А ведь Джек был прав, когда говорил, что людские города на наши совсем не похожи: они гораздо, гораздо больше. Пробегаю улицу за улицей в поисках хотя бы малого островка сакральной земли, то есть такой, где есть захоронение; всюду зависла зловещая тишина. Слышны только птицы да стук дождя об асфальт.

Я должна торопиться; мимо мелькают плотные ряды кирпичных строений, магазины с табличками «Открыто» на дверях. На перекрёстках сворачиваю то налево, то направо. И совсем не представляю, где нахожусь. В отдалении от улицы замечаю, кажется, какую-то библиотеку, но ведь вернуться в город Грёз я уже не могу, если бы и хотела. Дверь в библиотеке Колыбельных родители, конечно, уже уничтожили. Так что назад пути нет. Только вперёд.

Мимо проплывает городской рынок, парикмахерская, модный магазин с батареей огромных мешковатых сумок, ярких туфель и блестящих украшений в витрине. И везде, везде спящие – храпят, сжимают стаканчики из-под пролитого кофе, лежат на рулях своих автомобилей... Город погребён в толщу тишины. Ни автомобильных гудков, ни детского плача, никакой людской суеты. Ничего.

Небо уже понемногу смеркается, в душе нарастает тревога. Но вот наконец-то впереди вырастает старинная каменная арка в высокой стене, а в арке виднеется... то, что мне надо.

По телу пробегает волна облегчения; глотая воздух, шагаю под арку, наверху которой значится «Бромптонское кладбище», и оказываюсь на обширной территории, усеянной каменными надгробиями. Целый некрополь.

Это самое огромное кладбище, которое я когда-либо видела, – ух, Джеку бы точно понравилось!

Длинная полоса зелёного газона, исчерченная бесконечными рядами старых, поросших мхом и побитых непогодой надгробий. По земле стучат капли дождя, холодное дыхание ветра на шее приносит воспоминания о кладбище в городе Хеллоуина. Наверное, все кладбища рождают это знакомое ощущение. Это дыхание смерти. А может, печали. Печали по жизням, подошедшим к концу. И вот передо мной появился склеп – небольшое, витиевато украшенное каменное строение с башенками на углах и на коньке крыши. Медная дверь совсем позеленела от дождя. Такая вот усыпальница для уснувших навеки.

Оглядываюсь на главную аллею – во влажном воздухе блестят могильные плиты. Сколько миров я повидала, сколько городов, чтобы затем оказаться в мире людей, в городе, погружённом в таинственную тишину. И этот склеп перед моими глазами – финальный шаг на пути домой.

Обратно к Джеку.

В груди трепещут листья от мысли, как я близка к тому, чтобы снова его увидеть; тяну дверь склепа на себя. Внутри холод, почти мороз и совершенная тьма.

Волнение и страх сковывают моё тело с такой силой, что я боюсь: сейчас лопнут мои усталые швы; глотая тревогу, переступаю порог в холодную застылую тьму, на уме одно – домой!

Из мрачной гробницы я выхожу уже на знакомое кладбище.

Снова здравствуй, город Хеллоуина!