Салли и похититель грёз

Глава 15

На следующий день Джек вызвал доктора Финкельштейна в городскую ратушу, где злодей сознался перед всеми – даже перед моими родителями, – что выкрал меня из родного дома в городе Грёз.

– Поймите, я был тогда в отчаянном положении. – Губы его дрожат, мелкие глазки нервно моргают. – Много лет назад, ещё в молодости, я пошёл в лес. – В каждом слове

слышится визгливая истерическая нотка. – Тогда у меня в обсерватории была книга про другие миры, и мне попалось сочетание «сонный песок». Я... – голос срывается, после паузы Финкельштейн продолжает: – Мне просто очень хотелось привезти немного такого песка домой, чтобы поизучать, поэкспериментировать, разобраться в составе. Но когда я оказался в городе Грёз, мне попалась на глаза Салли – живая тряпичная кукла. Я никогда раньше не видел такого. К тому моменту я уже много раз пытался создать себе дочь, сотворить жизнь с помощью нити и иголки, но все мои эксперименты оборачивались неудачей. – Он трясёт головой, по вискам струится пот. – Я решил забрать Салли, а всем объявить, что сам её создал, и тем упрочить свою репутацию гениального учёного... Чтобы меня наконец-то стали уважать за мои изобретения!

Джек хмурится:

– И все эти годы вам даже в голову не приходило сообщить о двери в город Грёз, о том, что вы открыли портал в древний мир?

– Я... – Финкельштейн резко уводит глаза в сжатые на коленях руки. – Я не хотел, чтобы люди узнали, откуда Салли взялась на самом деле. Поэтому дверь в город Грёз я спрятал, а остальным ничего о ней не сказал.

Джек гневно скрипит зубами, а затем тыкает длинный костлявый палец в доктора Финкельштейна, и даже мне с моего места слышно, как горе-учёный шумно сглатывает комок в горле и нервно клацает зубами.

– Вы приговорены к сотне лет общественных работ в городе Грёз, – объявляет Джек, голос гремит под сводами ратуши. – Кроме того, вы обязаны предоставить Салли неограниченный доступ к своей лаборатории и огороду до скончания веков с целью зельеварения и проведения собственных экспериментов.

Финкельштейн издаёт звук, точно собирается возражать, но Джек угощает его такой гримасой, что Финкельштейн тут же закрывает рот. Кротко кивает головой – видимо, понимает, что решение Джека никакими возражениями не пошатнуть, – и безмолвно, без единого взгляда в мою сторону поворачивает к выходу. Низко свесив голову на грудь и уставившись в колени немигающим взглядом, Финкельштейн уходит из ратуши прочь.

Мои родители отправляются за ним следом, довольные перспективой забрать его в город Грёз, где ему предстоит немедленно приступить к исполнению приговора. Надо же, сто лет исправительных работ, чтобы искупить проступок! А по прошествии ста лет Джек может прогнать его на болота или в чистое поле вдали от города. Ярость Джека так просто не унять.

Ну а я... Я чувствую облегчение. Наконец-то открылась правда. Созданием Финкельштейна я никогда не была, меня не кроили и не штопали его мерзкие ручонки в темноте лаборатории. Я тряпичная кукла, рождённая в городе Грёз.

День становится всё короче, до Хеллоуина совсем немного времени. В оставшиеся до него дни Джек берёт меня за руку, мы идём в лес, пробираемся в рощу Семи деревьев. Мы открываем каждую дверь, переносимся в каждый город-праздник по очереди и проверяем, очнулись ли его жители от сна, навеянного Песочным человеком.

В городе Дня святого Патрика упрямые, но очень бодрые лепреконы давно не спят; тот, с которым мне довелось разговаривать несколько дней назад, до сих пор ищет в горной долине свой горшочек с золотом. Вдалеке нависли чёрные тучи, над деревьями сверкает радуга.

В городе Дня всех влюблённых по улицам кружит королева Руби, проверяя, чем заняты шоколатье и сколько ещё необходимо чёрных бархатных трюфелей и миндального печенья с вишнёвой прослойкой, чтобы наверстать потерянное время; над улицами и площадями летают стайки неутомимых купидончиков.

В городе Пасхи возобновилась покраска яиц. Горожане Дня независимости тестируют новые бенгальские огни и фейерверки, которые горят в небе в форме королевской короны – в честь Тыквенной королевы, ведь именно она спасла их всех от грёз без сновидений длиною в жизнь. В городе Дня благодарения готовятся к грядущему пиру, эльфы в городе Рождества снова принялись за упаковку подарков и выпечку имбирного печенья с белой глазурью.

Ну а мы в городе Хеллоуина как раз успеваем добавить последние штрихи: паутины сплетены, тыквы вырезаны, чёрные смоляные свечи зажжены.

Ко Дню Всех Святых из шифона сестёр-ведьм я шью себе собственный наряд на Хеллоуин, а на голову надеваю корону из кованого железа с голубиными перьями из города Дня всех влюблённых. Встаю перед зеркалом, приглаживаю невесомую ткань на груди – и чувствую себя на своём месте, обычная тряпичная кукла, которая заодно королева. Машинально подёргиваю ниточку на запястье; внутри, под растрёпанным швом, чувствуется мягкость белого хлопка, а не сухость мёртвых листьев.

Когда я родилась, меня наполнили воздушной хлопковой ватой – ватой города Грёз. Но когда Финкельштейн похитил меня, он заменил вату на мёртвые листья, чтобы уничтожить любые напоминания о том, откуда я родом. Теперь же я наполнена и тем, и другим: и ватой, и листьями. Ведь даже став королевой города Хеллоуина, я остаюсь дочерью города Грёз. Я соткана из кошмаров и снов. Немножко того, немножко другого.

Верчусь перед зеркалом, проверяю каждый стежок, каждую ниточку, прежде чем выйти к Джеку – он уже ждёт внизу. Представлениям сестёр-ведьм о настоящей королеве я, пожалуй, не соответствую; я не так ухожена, как королева Руби и не так величественна, как королева из мира людей Елизавета II. Потому что я не похожа ни на одну другую королеву любого мира, страны или города.

Ведь я Салли Скеллингтон, Тыквенная королева.