Салли и похититель грёз

Глава 6

Ненавидя тишину и стылый воздух, потерявший всю свою сладость, я плутаю по пустым городским улицам, пока не выхожу к лесу. По дороге я думаю о Джеке, спящем в нашей кровати, и о Зеро, который, я даже не сомневаюсь, по-прежнему охраняет его покой. Мне нужно побывать в остальных праздничных городах. Надо всё проверить. Наверняка в одном из них найдётся хоть кто-то, кто сумел избежать мёртвого сна.

Добравшись до волшебной рощи, я иду к двери, внушающей мне меньше всего страха. На ней вырезана ель, украшенная разноцветными шариками, с рубиново-красной звездой на верхушке и горкой подарков, перевязанных золотыми бантами. Эта дверь ведёт в город Рождества, в котором Джек бывал много раз. Вдруг Санта-Клаус сможет мне помочь?

Я распахиваю дверь и позволяю морозному ветру затянуть меня в вихрь снежинок.

Джек много раз рассказывал об этом месте: о пушистых сугробах, пряничных домиках и суетливых эльфах, занятых подготовкой к празднику. Но мне достаточно сделать несколько шагов по улице, освещённой гирляндами разноцветных огоньков, вдоль невысоких заборов, за которыми стоят уютные коттеджи, чтобы понять – в городе слишком тихо, особенно учитывая, что до Рождества осталось чуть больше двух месяцев.

Я уже не надеюсь услышать праздничные гимны эльфов, о которых однажды вечером рассказал мне Джек. Мы сидели у камина в гостиной, пили чай, и он всё говорил и говорил о чудесах, которые повидал в других городах. Его глаза тогда горели ярче, чем дрова в огне, он размахивал руками и старался как можно подробнее передать каждую деталь. Он обожал исследовать другие миры и щедро делился со мной своими открытиями. Но теперь... Мне начинает казаться, что эти времена безвозвратно ушли. И я всегда буду одна.

– Санта-Клаус! – зову я, беспомощно оглядываясь на заснеженной улице.

Я бреду и бреду, пока не оказываюсь у домика, отличающегося от остальных более внушительным размером. Я приближаюсь к полукруглой двери, украшенной белой глазурью и зелёной мишурой, и стучу. Но ответа нет. Тогда я осторожно толкаю её и заглядываю внутрь.

Мне видно гостиную, где в мягком кресле у камина сидит Санта-Клаус. И хотя огонь ещё потрескивает, а на столике в большой кружке с какао тают зефирки, его глаза плотно закрыты. Он спит.

Вообще, всё выглядит довольно мирно: над головой седобородого добряка, которого я не так давно спасла от Бугимена, зеленеет веточка омелы, он сладко похрапывает и тихо бормочет себе под нос. Легко обмануться и решить, что он просто дремлет после плотного обеда. К сожалению, как бы я его ни трясла, как громко бы ни звала, он не просыпается. Зато с его красного халата сыплются на пол поблёскивающие песчинки.

Я отшатываюсь и встряхиваю руками, чтобы заколдованный песок не остался на мне. Убедившись, что здесь помощи не найду, я выхожу обратно на морозную улицу.

Пройдя ещё пару домиков, я заглядываю в распахнутую дверь мастерской по производству игрушек. Там с десяток эльфов в колпачках с бубенцами – точь-в-точь как описывал Джек – спят прямо за столами. Работа встала, упаковочная бумага раскидана по полу.

Мне остаётся только поплотнее закрыть за собой дверь и вернуться в лес.

Я неуверенно топчусь в роще Семи деревьев, пытаясь решить, куда отправиться дальше.

Мой взгляд останавливается на яйце, раскрашенном полосками голубого и персикового цветов. Я вспоминаю, как прошлой зимой Шито, Крыто и Корыто ради смеха похитили пасхального кролика и хотели просить за него выкуп. Тогда он показался мне безобидным существом из столь же безобидного мира, где совершенно нечего бояться.

Я тянусь к блестящей дверной ручке, пытаясь справиться с волнением, от которого в ушах стучит кровь, открываю дверь и делаю шаг в пустоту.

Вскоре я падаю на лужайку в весеннем лесу города Пасхи. Трава под моими ладонями кажется ненастоящей: на ощупь она как бумажная и такого удивительного пастельного цвета, будто её красили клевером или болотной тиной. Я поднимаюсь на ноги, и она похрустывает под моими туфлями.

Дует свежий ветерок, и больше ничего не нарушает звенящую тишину. Я иду по тропинке, надеясь, что найду хоть кого-то, кто тоже не уснул. Но вместо этого замечаю кое-что другое: множество яиц самых разных расцветок, которые притаились в тени зарослей или у невысокого деревянного заборчика, стоящего вдоль дорожки. Приглядевшись, я вижу их и в ветвях деревьев, и на клумбах с тюльпанами. Всё выглядит так, будто их разложили специально. Чтобы их нашли и оставили себе как сувенир или приз. Правда, мне сложно понять, зачем кому-то собирать яйца таких необычных цветов. Вероятно, они ядовиты. Будь я в городе Хеллоуина, точно рассчитывала бы на гадкий розыгрыш или даже злой умысел.

«Вот бы Джек был здесь, – вдруг промелькнула в моей голове горькая мысль. – Он бы запросто во всём разобрался. А я даже не знаю, чего в этом мире нужно опасаться».

Я делаю глубокий вдох, чтобы справиться с волнением, и открываю городские ворота, к которым привела меня лесная тропинка. Они высокие и больше всего напоминают огромную плетёную корзинку с одной ручкой, в которую собрали маргаритки, маки и другие весенние цветы.

«Какой странный город», – думаю я. Но быстро понимаю... что это и не город вовсе.

Здесь нет ни торговых лавочек, ни жилых домов, ни городской площади с фонтаном. Только огромный луг полевых цветов. Среди них тут и там виднеются земляные норки, в таких обычно живут кролики.

Все тропинки через луг сходятся у небольшой деревянной беседки, разрисованной жёлтыми маргаритками и разноцветными тюльпанами. Я подхожу ближе и заглядываю внутрь – там на низких столиках стоят корзины, в каждой из которых на подушке из странной бумажной травы, что я видела в лесу, лежит дюжина разноцветных яиц. Рядом стоят баночки с мутной водой и круглые палитры с акварелью. Должно быть, именно здесь их раскрашивают.

Но это ещё не всё.

Не меньше десяти кроликов лежат прямо на дощатом полу. Они явно были напуганы и сбились в кучу, когда их накрыло облако песка.

На белёных ступеньках перед беседкой лежит ещё один кролик размером чуть больше остальных с мехом ярко-розовым, как растаявшее клубничное мороженое, и белым кушаком с надписью: «Счастливой Пасхи». По его позе понятно, что он до последнего пытался отбиваться, но тоже попал под действие песка.

Он спит, как и остальные.

Я бегу обратно в лес, задыхаясь от безысходного ужаса.

Что, если уснули все?

Во всех мирах!

Быстро осмотрев оставшиеся двери, я выбираю ту, на которой нарисована большая индюшка. Я решительно распахиваю её и делаю шаг в пустоту.

В этом праздничном городе витает запах поздней осени. Морозный ветер срывает с деревьев листья всех оттенков заката, которые плавно опускаются мне под ноги. Это напоминает о доме, только здесь ощущается близость зимы. Будто вот-вот пойдёт первый снег.

По грунтовой дорожке я подхожу к деревянному знаку «Добро пожаловать в город Дня благодарения!», установленному перед воротами.

Несмотря на дурное предчувствие, я всё равно прохожу ворота и спускаюсь в долину, где стоит небольшой городок, окружённый живописными холмами и фермами с полями кукурузы, пшеницы и тыквы.

Я иду по главной городской улице, по сторонам которой ровной линией выстроились добротные деревянные дома, их трубы уютно дымят. На мгновение я верю, что призрачный старик здесь ещё не побывал.

Но я не слышу шума голосов. Звука шагов тоже нет. В полях не видно рабочих. Здесь так же ненормально тихо, как и в остальных городах, в которых я уже побывала.

Наконец на глаза мне попадаются местные жители.

На крыльце небольшого бревенчатого дома лежит мужчина средних лет. У него в руке резная трубка, усы едва заметно вздрагивают при каждом вдохе. Дверь в дом открыта, и в глубине виден длинный стол, за которым сидит большая семья. Кажется, они только сели обедать, как их сморил непреодолимый сон – спины сгорблены, головы опущены на стол рядом с тарелками супа, пальцы до сих пор сжимают вилки.

А у их ног рассыпан песок.

Неужели, пока я спала на Витом холме, старик успел побывать во всех праздничных мирах и усыпить всех жителей до единого? Всё то время, что я спокойно бродила по городу и наслаждалась вдруг наступившей тишиной, радовалась, что наконец-то могу хоть немного побыть наедине со своими мыслями, это чудовище одну за другой открывало волшебные двери в роще Семи деревьев? И я даже не попыталась защитить ничего не подозревающих обитателей городов-праздников от его сонных чар.

Холодок ужасного осознания пробегает вдоль позвоночных швов.

Это я виновата. Потусторонняя тишина пронизывает город насквозь. Она заполняет каждый кусочек пространства, проникает в каждый уголок, под каждую половицу – спит абсолютно всё, не осталось ничего, чего бы не затронуло кошмарное волшебство призрачного старика. Пока я бреду обратно в чащу леса, в голове пульсирует мысль: «Что, если я не найду способ всех разбудить? Что, если я навсегда останусь одна?»

Я прохожу мимо стаи диких индеек. Встревоженно кулдыкая, они разбегаются в разные стороны, напуганные звуком моих шагов. Только эти птицы достаточно пугливые и быстрые, чтобы не попасть в облако сонного песка.

Наконец оказавшись в роще, я едва собираюсь с силами, чтобы не дать отчаянью захлестнуть меня с головой. Кажется, листья, которыми я набита, вот-вот вырвутся наружу от боли, разорвав все мои швы.

Но я должна довести дело до конца. Нужно убедиться, что не осталось больше никого, кто бы не спал.

В городе Дня независимости яркие взрывы фейерверков то и дело сотрясают тёмное беззвёздное небо.

Но несмотря на постоянный грохот, все, кого я нахожу, спокойно дремлют в своих куполообразных домах – потолки в них сделаны из стекла, чтобы вечно любоваться ночным небом – и даже постоянно вспыхивающие над городом разноцветные искры не в силах их разбудить.

Всё ровно так же, как и в остальных городах-праздниках. Вокруг спящих рассыпан мелкий песок, их глаза плотно закрыты. Некоторые лежат лицом к небу, будто даже сквозь дрёму продолжают восхищаться праздничным фейерверком.

Мне становится ужасно страшно, всё тело дрожит от кошмарного осознания. Я могу быть единственной, кто сумел спастись.

Я возвращаюсь в лес, но уже возле рощи мои шаги замедляются, ведь я знаю: остался всего один город.