Самая правильная ведьма. Трилогия (СИ)

Глава 3. в которой Рич делает серьёзную ошибку и получает за это

— Не переживай, родная, это всего лишь семейный ужин, — увещевал Миру Тим. — Зато выясним про твое кольцо и зеркало. Уже какое — никакое, а продвижение в расследовании. Чем черт не шутит, вдруг отец узнает не вещь, так почерк. Или что у них, колдунов, там узнается…

Ведьмочка согласно улыбнулась и подлила парню в чашку ароматный чай.

— Булочку еще хочешь? Они, конечно, остыли, но все равно вкусные, заразы, — заботливо подвинула к Тиму блюдо со сдобой.

Визит родителей Тима имел и положительные стороны, как оказалось, — опоить парня сонной травой, имея в перспективе добровольно — принудительные посиделки с его родителями, стало куда легче с нравственной точки зрения. А совесть сдохла еще два часа назад, когда мама Тима давала в гостиной спектакль.

…Родители удалились, Мира отлипла от парня и с облегчением стянула шорты, которые так и норовили сползти. Швырнула их на пол, ничуть не заботясь о порядке в комнате, и ушла в кухню. Тим шорты запинал под стол, чтобы не маячили, и последовал за своей дамой. Там они пили чай — без добавок. Затем Тим пошел в душ, потащил было Миру с собой, но она отговорилась, что очень хочет есть, что в принципе было правдой, и осталась готовить ужин. Время было позднее, день — событиями насыщенный донельзя. А еще ночь предстояла веселая.

Выудив из ящика в спальне заветную траву, Мира заварила ее в чайничке, остатки тщательно зарыла в мусорном ведре — чтобы в глаза не бросались. Особого запаха сушнянка не имела, вкуса тоже была неопределенного, поэтому ведьмочка надеялась, что Тим ничего не заметит. Покончив с обязательной программой, она приступила к готовке — как говорится, война войной, а обед, точнее, ужин, по расписанию. Дело шло быстро, и уже через двадцать минут на сковороде аппетитно шкворчали, источая умопомрачительный аромат, котлеты, а Мира азартно шинковала овощи на салат. Она так увлеклась процессом, что не услышала, как в кухню вошел Тим, из одежды имевший одно небольшое полотенчико, обмотанное вокруг бедер.

Парень подкрался сзади и смачно хлопнул ведьмочку пониже спины. Мира подскочила на месте, сердце зашлось, а из горла вылетел сдавленный писк. Нож вылетел из руки и, звякнув, упал на пол. Сжавшись, она пару секунд ждала смертельного удара, но так и не дождалась. Осенило — Тим, негодник! Поняв, что убивать ее никто не собирается, ведьмочка разозлилась. Развернулась, чтобы отчитать парня, но нечаянно смахнула со стола доску с овощами, та с грохотом шлепнулась по — соседству с ножом. Мира разозлилась ещё сильнее. Сверкнула зелеными глазами, взмахнула руками и шепнула лишь одно слово. И тотчас раскиданные по полу овощи взмыли в воздух, навернули для разминки пару кругов над столом, и, повинуясь жесту хозяйки, кинулись на Тима. Тот вначале рассмеялся, глядя на буйство помидоров и огурцов, но словив томатной долькой в глаз, осознал, что шутки кончились.

— Подожди! — выкрикнул, интенсивно отмахиваясь от взбесившихся овощей. — Ты чего?

— А нечего ко мне подкрадываться, когда я вооружена ножом! В следующий раз подумаешь, прежде чем меня пугать! — заявила ведьмочка и победно вскинула руки вверх. Овощи застыли в воздухе, устремились в приготовленную для них миску, а потом в раковину — заново мыться.

Чрезвычайно довольная собой — еще бы, бытовые заклинания стали получаться, хотя раньше сил не хватило бы на подобное — Мира отряхнула ладошки и, мило улыбнувшись, вернулась к готовке, попутно размышляя о том, что после снятия проклятия ее способности если не повысились, то, по крайней мере, обрели некую стабильность. Но вот с невезением почему‑то не выходило так же здорово. Неприятности и досадные мелочи продолжали портить ей жизнь…

— Ты обиделась, что ли? — спросил Тим, потуже затянув полотенце на талии — во время битвы с помидорами оно чуть не упало на пол.

— Нож подними, пожалуйста.

Он нагнулся, поднял.

— Пожалуйста. Обиделась, спрашиваю?

Тим подошел к Мире вплотную, нож не отдал, а положил на стол. Обнял напряженную ведьмочку и поцеловал в волосы. Она и рада бы была обидеться, но от подобных нежностей таяла как мороженое в летнюю жару. Замурлыкав, потерлась об него всем телом, разом забыв и про еду, и про испуг недавний, и про поход на кладбище. Тим не стал теряться, развернул Миру к себе лицом и заставил посмотреть в глаза.

— Обиделась, спрашиваю?

— Вот заладил — обиделась, не обиделась. Не обиделась. Испугалась. Подумала, убьют.

Тим прижал ее голову к своему плечу:

— Не думай, что сюда так легко забраться, родная. Моя квартира охраняется почище императорского дворца. — И пояснил немного смущенно. — Родители переживают, вот и расстарались.

— Да? — Мира удивилась. — А я ничего не почувствовала. Никакой магии.

Тим пожал плечами:

— Я, честно говоря, и сам не совсем знаю, как и что они делали. Да это и не важно. Главное — проникнуть сюда можно только в нашинкованном виде. Вооот такими дольками, — парень выразительно посмотрел на миску с овощами.

— Ты мне весь аппетит испортил, — скривилась ведьмочка. — Ладно, забыли. Скоро котлетки готовы будут. Иди, оденься, что ли.

Вместо ответа Тим подхватил девушку под попку и усадил на стол. Сам ввинтился между ее ног и, ласково поглаживая по спине, спросил:

— А может, ну ее? Потом поедим.

Мира сощурилась:

— А кто пять минут назад еды требовал?

— Не было такого, — хмыкнул Тим, — а если и было — что с того?

И нахально полез под майку девушки. И все это так быстро, напористо, но вместе с тем ласково и чувственно, что сил всерьез возражать не находилось. Конечно, Мира для порядка посопротивлялась, поупиралась, хотя внутренний голос кричал "Я согласна! Я совсем не голодная!", вслух сказала:

— Ты мне зубы‑то не заговаривай. Я для кого старалась?

— Так я ж и не отказываюсь. — Тим взял ее руки и положил себе на плечи, потерся носом о ее нос.

Мира тихо млела, из последних сил цепляясь за остатки разума. Влажный после душа, практически обнаженный, пахнущий мылом и шампунем, Тим был просто неотразим. Девушка опять поймала себя на мысли — как она могла так быстро влюбиться в парня, который ей изначально даже не нравился? А теперь за одну его улыбку она готова убить.

— Мы просто отложим… ненадолго. Или надолго, там уж как пойдет.

Поцеловал за ушком, отчего Мира моментально покрылась мурашками и заерзала на жестком столе. Что‑то царапнуло ее изнутри; ощущение, что она чего‑то не сделала, забыла, барахталось на грани затуманенного сознания. Некое незавершенное дело томило, несмотря на все ухищрения парня. Да, хотелось плюнуть на всё и побежать в спальню, но что‑то… было же… она должна была что‑то сделать… да?

— Подожди… — выдохнула девушка, отталкивая парня. — Подожди, я так думать не могу…

— И не надо, — с готовностью сказал Тим. — В этом деле голова вообще не нужна. Мы сейчас пойдем в постельку… или Истина с ней, давай на столе, я уже на все согласен… разве ты не видишь? Ночью ты у меня спать не будешь…

И тут Мира вспомнила — ночью ее ждет кладбище! То есть визит на кладбище. То есть ей надо… в кроватку, срочно… или на могилу? Или… аааа, черт! Это просто невозможно!

Когда девушка умудрилась выскользнуть от Тима, то обнаружилось, что ее майка валяется на полу, лифчик расстегнут и болтается на сгибе локтя, а трусы… короче, неизвестно где. И как это она умудрилась проворонить? Мира только покачала головой и полезла под стол за майкой.

— Хорошо стоишь, — не удержался Тим, расплываясь в довольной улыбке.

— Ты тоже, — ляпнула Мира, не подумав. Парень расхохотался.

— Да уж, не жалуюсь.

Дело было в том, что полотенце, являвшееся на момент незабываемого появления Тима его единственным одеянием, куда‑то незаметно испарилось, и парень щеголял в чем мать родила, не выказывая ни малейшего смущения. Мира с трудом отвела глаза, переключила внимание на плиту.

— Чем это так воняя?.. Ах, твою ж… — выругалась, бросаясь к сковородке.

Видимо, времени прошло больше, чем ей показалось — котлеты безнадежно сгорели и ныне напоминали скорее угольки, чем еду.

— Я так старалась, — расстроенно протянула Мира, придирчиво тыкая ножом в каждую — а вдруг какая съедобная? — Это что ж, у нас на ужин один салат?

— Не переживай, — бросил Тим, забирая у ведьмочки сковороду и недрогнувшей рукой отправляя ее содержимое в мусорное ведро. — Закажем на дом. Быстро и вкусно.

— Не вкуснее, чем у меня, — надула губы Мира, хотя идея, по сути, была неплоха. — Может, пока по чайку? И… оделся бы ты, что ли, а то у меня мысли куда‑то испаряются.

Тим польщенно улыбнулся:

— Так это ж хорошо. Не один я такой дурак.

— Ага, нас двое, тебя это радует?

— Да.

— А меня вот не очень.

— Привыкнешь.

— Не дай богиня…

Задавив в корне все сомнения и отбросив нерешительность, Мира налила парню чашку чая с сушнянкой, достала из шкафчика накрытую полотенчиком сдобу.

— Булочку еще хочешь?..

Рич очнулся в чьей‑то спальне, на широченной кровати под балдахином. Первое, что он осознал — на нем не было одежды. То есть совершенно, даже нижнего белья. Шелковая простыня, наброшенная сверху, приятно холодила кожу. Он сел и с силой потер лицо. Осмотрелся. Комната была просторной, светлой, из мебели — трюмо и стул, и кровать, само собой.

Сразу же попробовал сказать пару слов — не вышло. Значит, перед тем, как оставить его здесь, Дирьярд вновь активировал заклинание, из‑за которого Рич мычит и кукарекает уже практически профессионально. С магией дела тоже обстояли плохо. Ощущение липкости и вязкости воздуха вокруг не проходило.

"Очнулся, касатик. Как спалось? Кошмары не мучили? — ядовито спросила Совесть. — Жаль, жаль… но ничего, пара деньков в этом замечательном местечке — и спать ты не будешь вообще. Нужно было меня слушать".

"А иди ты", — подумал Рич, вставая с кровати. Надо понимать, он все еще находится в доме этого самого Дирьярда, только вместо ожидаемого допроса его каким‑то образом усыпили, переместили в спальню и раздели. Зачем? Вот уж вопрос на миллион.

Оставалось одно — набраться терпения и через какое‑то время все само разъяснится. Главное — не упустить тот момент, когда от объяснений неприятели перейдут к активным действиям по уничтожению пленника. А пока нужно найти свою одежду. Рич целомудренно обернул простыню вокруг бедер, но гладкий шелк скользил и не хотел держаться, поэтому спустя минуту колдун в сердцах скомкал её и швырнул обратно на кровать. Подошел к окну — оттуда открывался вид на чудесный садик с прудом. Неподалеку стояла беседка, покачивались на ветру качели.

В голове Рича крутились мысли: в основном, тревожило собственное будущее и общая неопределенность ситуации. Убить его не убили, уже хорошо. Но оставили в доме. Без магии, без одежды, без речи, наконец. Рич вдруг почувствовал себя отвратительно беспомощным и беззащитным — практически незнакомое доселе ощущение. Мало приятного. Ему подумалось, что необходимо как можно быстрее выбраться отсюда и удрать к себе. А уж потом, вооружившись не только знаниями и стремлениями, но и парой амулетов, он вернётся и продолжит поиски неизвестного колдуна. Любопытство — это, безусловно, двигатель прогресса, но мертвому, Ричу будет не до написания докторских и магистерских.

Итак, прежде всего нужно раздобыть одежду и, по крайней мере, попытаться прорваться с боем. Следят ли за ним? Чего хотят?

На дворе стоял полдень — судя по положению солнца. Учитывая, что из своей квартиры он перенесся, когда только — только начинало темнеть, логично предположить, что в отключке он провалялся ночь и еще полдня. Так? Или не так? Выяснить бы, где именно он находится. В империи или за ее пределами? Потому как, помимо всего прочего, чем больше расстояние до конечного пункта, тем больше сил требуется для создания портала и прокладывания пути.

Тут его размышления прервал громкий стук в дверь. По вполне понятным причинам, дать разрешение на вход Рич не мог, поэтому не поленился самолично впустить гостя. Точнее, гостью. На пороге стояла миловидная девушка лет двадцати пяти в форменном платье служанки.

— Ах! — услышал он и получил в лицо собственной одеждой. Девушка таращилась на… хммм… туда, вниз.

Видимо, это потому, что занятый глобальными проблемами, Рич упустил из виду, что в данный момент совершенно гол. Другой бы на его месте растерялся, но колдун не страдал — как и младший брат — никаким комплексами по поводу своей внешности, потому по пустякам отвлекаться не стал.

Он подумал: "Как удачно получилось!", и, оттолкнув упавшие вещи ногой, сцапал девушку за руку, втянул внутрь и закрыл за ней дверь. Служанка открыла было рот, чтобы позвать на помощь, но Рич прижал ладонь к ее губам, и девушка издала вместо воя сирены мышиный писк.

— Молчать! Я ничего плохого тебе сделаю, — сказал он. Вышло, разумеется, что‑то вроде "ммммыы… мууу…куууу…реее…".

Девушка смешно округлила глаза, покрутила пальцем у виска.

— В смысле? — спросил Рич, на выходе получив долгое "куууу".

Девица помотала головой, в ее глазах почему‑то не было страха, скорее… смех. И что, спрашивается, забавного можно найти в обнаженном немом колдуне? Который, к тому же, зол и очень хочет домой.

Рич зажал рот девушки сильнее, но служанка, не заморачиваясь правилами честного боя, метко ткнула ему острым носком туфельки в голень и, пока Рич скакал на одной ноге и ругался от боли, умудрилась выпалить:

— Да хватит уже, поняла я, поняла. — Несмотря на нелепую ситуацию, на то, что ему надо было спасать свою жизнь, колдун вдруг поймал себя на мысли — совершенно неуместной — что местный говор в устах этой девицы очень и очень… ласкает слух. — Может, отпустишь? Обещаю не сбегать и не кричать.

Рич недоверчиво хмыкнул, потирая ушибленное место.

— С чего бы?

Невнятное мычание было расценено верно.

— Не твоего ума дело, с чего, — отрезала девица. — А для дальнейшего конструктивного диалога нам необходимо вот это… — Ловким, неуловимым движением высвободив одну руку, она со всего маху отвесила колдуну пощечину.

У Рича зашумело в голове и потемнело в глазах. Он ошеломленно поморгал. Воскликнул:

— Обалдела? Чего дерешься? — Да, прозвучало по — детски, но… прозвучало! — Чего дерешься… — уже медленнее, пробуя силы, повторил Рич и озадаченно нахмурился. — И что это было?

— Дешево и сердито. На заклинания времени нет. Сейчас он по твою душу явится, надо срочно убираться отсюда.

Рич соображал быстро, но события развивались еще быстрее. Надо было принимать решение. Конечно, бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Но, с другой стороны, дареному коню в зубы не смотрят, троллей боятся — в походы не ходить, а разобраться с девицей можно и вне стен этого гостеприимного дома. На сём цитирование по памяти пословиц и поговорок закончилось, и колдун спросил:

— Что от меня требуется?

Девица смешливо сдвинула бровки и кивнула на разбросанную одежду:

— Оденься, зря полночи стирала, что ли…

Не говоря ни слова, Рич в полминуты облачился в штаны и рубашку и вопросительно глянул на служанку. Она времени даром не теряла — в ее ручках оказался белый мелок, которым она рисовала в воздухе непонятные колдуну символы. Самое интересное, что за мелком тянулся белый след, как если бы девушка чертила по грифельной доске. Символы дрожали, колыхались, мел осыпался, но… это было удивительно!

"Одежду она полночи стирала… как же… до локтей поди руки стерла…" — хмыкнул Рич и с любопытством подался вперед, протянул руку, чтобы дотронуться до знаков, но девица ударила его по ладони.

— С ума сошел! Тоже мне, колдун. Ты куда руки суешь? Оторвет.

— Откуда ты знаешь, что я колдун?

— Оттуда. — Коротко ответила девица. — Я вообще много чего знаю. Не мог бы ты заткнуться и дать мне закончить?

Рич поднял ладони вверх:

— Простите великодушно, я больше не буду.

"Как заговорил… — вздохнула Совесть, напрочь упустившая сарказм Рича, приняв его слова за чистую монету. — Любо — дорого послушать. А то, что перед девушкой в чем мать родила предстал — большой тебе минус. Девица, поди, невинна, а ты такие вещи ей демонстрируешь без стеснения. Как говорит один мой бестолковый родственник — смотреть противно. Высказываю тебе мое фи как ценитель".

Рич мысленно послал невидимую блюстительницу нравственности пешим походом, сосредоточившись на плавных движениях служанки. Она закончила быстро, сунула мелок в незаметный кармашек на фартуке. Привычно отряхнула руки.

— Готово. Теперь ты.

— Что я?

— Титаны, ты совсем дурачок? Портал строй. Силенок должно хватить, насколько я погляжу. Ты с нашими координатами как, дружишь? Я купол деактивировала на пару минут.

Значит, все‑таки купол, и Совесть была неправа. В который раз Рич похвалил себя за проявленное терпение и отсутствие паники. Ведь если бы тогда, в кабинете Дирьярда, он последовал совету Совести и попытался уйти порталом, его бы расплющило об этот купол как мошку. Невидимая зануда ошиблась? Обманула специально? Зачем? Решила, что он — безнадежный вариант, а профессиональная гордость расстаться по — хорошему не позволяет?

— Дружу, — мрачно ответил Рич. — Чего в них сложного?

— Не знаю, не знаааю, — протянула девица, в упор уставившись на Рича. — Мне перевод легко не дается. Таланта нет к этому. Я вообще в построении порталов не сильна. Вот атака, да и боевая магия в целом — это да. Опыты разные, хирургия, над воскрешением усопших с минимальными потерями в умственном развитии сейчас бьюсь, пытаюсь новую теорию продвинуть. Могу голову тебе вторую пришить — без магии, заметь. Это мое. А порталы… формулы… демон хвост сломает…

Рич представил себя с двумя головами и натуральным образом содрогнулся. Известная пословица "одна голова хорошо, а две лучше" сразу обрела новый зловещий смысл.

— Ну чего застыл… — поторопила девица, к чему‑то прислушиваясь, словно не она сейчас добрую минуту хвасталась своими сомнительными достижениями. — Быстрее, он уже идет. Не повезло тебе, красавчик, ох, как не повезло… я‑то надеялась, он куполом сначала займется, а поди ж ты…

Рич засучил рукава — фигурально выражаясь, и начал выстраивать путь. Ощущение было такое, словно он по уши в киселе — не сказать, в чем похуже — и с каждым словом его засасывает все глубже. Сначала стало трудно говорить, в рот словно каши набили, потом сбилось дыхание, затем стали вялыми жесты. Лишь мозг работал четко и ясно. Рич старался изо всех сил, проталкивал формулу сквозь тугой воздух. Девица отчаянно озиралась по сторонам, а через секунду подскочила к трюмо и неожиданно легко сдвинула его, загородив входную дверь. Туда же отправился стул. Неужели возьмется за кровать? — изумился Рич невольно, стараясь не сбиваться с ритма построения. Наконец, воздух замерцал черными искрами, пошел волнами, и темнота материи проступила перед создателем портала.

Символы, начертанные в воздухе, начали дрожать сильнее, мел по крупинке осыпался на пол. Одни знаки потихоньку стирались, другие обугливались, сдерживая напор купола. Рич почти завершил формулу, как вдруг на дверь обрушился удар потрясающей мощи. Трюмо зашаталось, стул упал. От второго удара трюмо с грохотом рухнуло набок — зеркало брызнуло во все стороны мириадами осколков. Стул улетел в окно. Стекло, естественно, выдержало, и стул шлепнулся на пол.

Служанка — или кто она была на самом деле? — не обращая на удары и стеклянный дождь никакого внимания, методично, чуть нервничая, подтаскивала к двери тяжеленную кровать. Ей удалось сделать это до того, как дверь сорвали с петель. Кровать честно выдержала два удара, а после створка разлетелась в щепки. В проеме показалась мужская фигура.

Девица кинула на Рича умоляющий взгляд.

— Готово! — пробулькал он, чувствуя себя выжатым как лимон. Пот лил с него ручьями.

Темнота портала мерцала таинственно и гостеприимно. Служанка подобрала юбки и ринулась к заветной лазейке, Рич не стал проявлять галантность, пропуская её, и уже практически сделал шаг вперед… Но видимо, боги в этот момент отвернулись от ребят, потому как материя, еще секунду назад живая, подернулась матовой плёнкой и превратилась в камень. Затем что‑то внутри портала вспыхнуло, и он осыпался мелкой крошкой.

— Да чтоб тебя… — раздосадовано топнула ногой девица. — Не успели. Жди теперь…

Уточнить, чего именно им придется ждать, служанка не посчитала нужным. Но Ричу это было не важно. Он смотрел на вошедшего — Дирьярда. Мужчина дружелюбно, как будто не он сейчас выломал дверь, поздоровался с присутствующими. Колдун машинально ответил тем же, а девица задрала нос и попыталась было Дирьярда обойти, но тот схватил ее за руку.

— Куда‑то собралась, моя милая?

— Отпусти, — процедила служанка, и уже за один этот тон — неуважительный по отношению к хозяину — она должна была превратиться в горстку пепла, но этого почему‑то не произошло.

Пока Рич прикидывал в уме, насколько ему выгодно бросится на защиту этой крошки — а по всему выходило, что побыть героем все‑таки придется, случилось еще более странное. Дирьярд служанку отпустил, отступил на шаг и сложил руки на груди.

— Ты хоть понимаешь, что прорыв купола грозит серьезными неприятностями? Кстати, симпатичное платьице. Кто поделился?

— Одежду украла, так что наказывать некого. А что касается купола — залатаешь, не в первый раз. И на меня прошу не обижаться. Я тебя предупреждала. По — хорошему просила — сколько раз? А ты? Ты разве пошел мне навстречу?

— Тесса! Я не потерплю такого тона! Я требую уважения к себе!

— Раньше надо было думать! — Служанка — оказавшаяся не служанкой вовсе — лихорадочно развязала тесёмки фартука и швырнула его в лицо Дирьярду. — Подавись ты моим уважением! И тоном моим тоже подавись!

С этими словами девица обогнула сдвинутую последним могучим пинком Дирьярда кровать и пулей вылетела за дверь, подняв широкой юбкой облако пыли и щепы. Рич молча смотрел на эту сцену, в глубине души начиная проникаться сочувствием к своему тюремщику. Если бы у него была такая… дочь? сестра? жена? любовница?.. да не важно кто, он бы тоже пыточную камеру в подвале сделал, чтобы душу отводить.

Дирьярд откашлялся и как ни в чем не бывало обратился к Ричу:

— Хорошо спалось?

— Отлично, — ответил колдун, слегка недоумевая по поводу всех этих церемоний. Почему бы не перейти сразу к сути, а то от общей неопределенности уже голова побаливает. — С чем пожаловали?

— Да вот — с… пару вопросов задать хотел бы. — Несмотря на дружелюбный тон, взгляд у Дирьярда оставался акульим, напоминая о том, что ответов на свои вопросы он будет добиваться любыми методами. Что ж, посмотрим, кто кого, хмыкнул Рич про себя, а вслух произнес:

— У меня, знаете ли, тоже парочка накопилась. Не соизволите ли просветить?

От подобной наглости Дирьярд на некоторое время потерял дар речи, а когда заговорил, от приторности его тона у Рича свело зубы:

— Воля гостей — воля хозяина, так у нас говорят. Сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам. Для лучшего понимания друг друга будьте любезны пройти со мной в более подходящее для беседы место.

"Вниз, в подвал", — прочитал в его глазах невысказанное уточнение Рич, но сделать в данный момент ничего не мог. Чужая магия мягко подтолкнула его к двери. Оставалось лишь подчиниться.

Оделась Мира за пять минут. И в самом деле — натянуть надоевшее платье — что может быть проще? Пока искала сумку, размышляла, как лучше до кладбища добраться. Вернее всего, конечно, порталом, но таких сил у ведьмочки не было. Любимая метелка осталась в квартире на бульваре Таракана, значит, единственный вариант — маршрутка, любимый аттракцион самоубийц. Сглотнув, Мира проверила наличие денег в кошельке — достаточно. Затем на цыпочках прошла в гостиную — там, развалившись на диване, который был ему мал, спал Тим. Вихрастая голова закинута на один подлокотник, ноги покоятся на другом. Руки сложены на животе. Вид мирный, как раз такой, как Миранде и надо. Она заботливо прикрыла парня пледом, пару минут раздумывая, что важнее укутать — ноги или плечи, потому как на целого Тима никакого пледа не хватало. В итоге, в дело пошла еще и простыня.

Ведьмочка даже осмелилась на прощальный поцелуй. Затем подхватила сумку и потихоньку выскользнула из квартиры.

— А почему не в бальном платье, дуреха? — воскликнул Петр, появляясь прямо перед лицом ведьмочки, как только она начала спускаться по лестнице. От неожиданности Мира подскочила, оступилась и чуть не упала, но в последний момент успела уцепиться за перила. — И диадему на башку твою бестолковую, как апофеоз идиотизма.

— А чем тебе не нравится мой наряд? — Мира оглядела платье. — Вроде вполне прилично выглядит.

— Ага, если ты собираешься драить сортиры. А ночью на кладбище холодно до чертиков, да простит мне Истина такие выражения. Доходит?

— Ох, отстань, — раздраженно махнула рукой Миранда, унимая сердцебиение и медленно спускаясь по лестнице. Рыжий послушно исчез, но, как оказалось, не надолго.

— Кстати, аплодирую стоя. Вот это я понимаю, деловой подход, — похвалил он, встретив девушку на выходе из подъезда. — Быстро ты его… ушатала, светило отечественной терапии.

— Помолчи. И без тебя тошно. Что, просто так не судьба сказать, в чем дело? — Душа у Миры была не на месте из‑за того, как пришлось поступить с Тимом. Очень хотелось вернуться назад, растолкать соню и попросить прощения за дурные мысли и поступки.

— Я же ангел, а не пророк, — улыбнулся рыжий. — В чем дело — их прерогатива объяснять. Мое же — сторона. Я и так пошел на должностное преступление, когда на кладбище тебя позвал. Опять эти зануды повестку пришлют, поди. И вот охота им каждый раз этой фигней заниматься? Не надоело? И да, у тебя пожрать ничего не найдется?

— По… хмм…пожрать? — удивилась Мира. — Ты с головой дружишь или как? Ты же лик?

— А я может, не для себя прошу! — вскинулся Петр. — Чего, булку жалко? Воот оно, новое поколение…

Под монотонное бухтение Петра Мира дошла до остановки. Маршрутку пришлось ждать двадцать минут, еще и попалась переполненная. Кое‑как втиснувшись внутрь, ведьмочка оказалась зажата между двумя гномами — ехавшими, судя по запаху, с горных разработок, на которых они провели как минимум пару месяцев, забыв в стахановском порыве об элементарной гигиене. Дыша через раз, девушка то и дело поднимала лицо вверх, чтобы урвать глоток свежего воздуха, но ситуацию портил нависавший справа оборотень, источавший жуткий аромат мокрой псины и плохо переваренного мяса. Водитель на сей раз попался, как назло, медлительный, даром, что эльф, поэтому Мира получила все тридцать три удовольствия, пока добралась до места.

Слава богине, кладбище находилось почти в центре города, недалеко от дома Тима, поэтому мучиться уж очень долго ей не пришлось. Пять остановок — и взмыленная, полузадушенная, провонявшая чужим потом девушка была буквально вытолкнула из чрева маршрутки. Не удержав равновесие, она грохнулась на асфальт, прямо под ноги какому‑то развеселому жеребцу. В том смысле, что заржал он при её шумном приземлении, как жеребец при виде кобылы, раскатисто и с переливами, хотя внешне смахивал на сушеного сморчка — худой, маленький, в дурацких очках и жуткого лимонного цвета пиджаке явно с чужого плеча.

— Ха — ха, какая дамочка… ха — ха — ха… милая, пойдем ко мне, сегодня твой счастливый день, это говорю тебе я, господин Восхитительный. Еще ни одна от меня не уходила неудовлетворенной… поверь, милашка, я исполню все твои мечты…

Мира из‑под упавших на глаза волос зыркнула на нахала так, что тот на мгновение запнулся. Пока молчал, ведьмочка встала с колен, не спеша отряхнулась. Коленки не поцарапала — уже, считай, повезло.

— Спасибо, — сказала вежливо, — меня уже… удовлетворили и мечты все исполнили. И не советую ко мне приставать. Парень у меня ревнивый бывает.

Это прозвучало угрожающе, хотя Мира ничего подобного не имела в виду. Просто была уверена в том, что Тим придет ей на помощь и в случае чего отметелит любого. И эта уверенность служила ей лучшей защитой.

Жеребец отступил на шаг, сбавил обороты, но гордость требовала, чтобы последнее слово осталось за ним:

— Ха — ха. Детка, да плюнь ты на него! Или хотя б для сравнения, что ли… пойдем, милашка. Не пожалеешь! А ты слышала про то, что хороший левак укрепляет брак? Ха — ха. Это я тебе как эксперт с большим опытом говорю! Ты только попробууууй!

Но Мира уже удалялась в сторону кованых кладбищенских ворот.

Для лета смеркалось на удивление быстро. Когда ведьмочка нашла могилу родителей, солнце кануло за горизонт, и на кладбище вползла печальная темнота. Конечно, дорожки освещались магическими шарами, но в дальних уголках было хоть глаз коли. Именно в одном из таких мест и было расположено последнее пристанище Мариссы и Ридьярда Новиковых.

Усердно глядя себе под ноги, Мира добралась до пункта назначения — двойного захоронения, без заборчика и цветов, с покосившимся памятником. Находилось оно к востоку от ворот, в конце усаженной молодыми дубками аллеи. Тут же стояла скамеечка для посетителей.

Чем ближе ведьмочка подходила, тем тяжелее становилось на сердце. Стоя же перед могилой, поняла, что все это время не ходила на кладбище по одной простой причине — дура была. Накрутила в голове гремучую смесь из страхов, обиды и горя, и цеплялась за собственные маразмы с упорством, достойным лучшего применения, отговорки и оправдания глупые выдумывала. А сейчас осознала, что пришла пора повзрослеть, хотя процесс обещал быть мучительным.

Не отрываясь, она смотрела на блеклые, выцветшие фотографии папы и мамы. Молодые, веселые, полные жизни. Такие родные и близкие. Ее близкие. Которые любили бескорыстно, безусловно, которые были готовы за нее и в огонь и в воду. А она про них забыла. Она на них обиделась за то, что оставили одну. Отреклась. Горевала, утонула, как в болоте, в своей печали. Отказывалась смотреть правде в глаза. Отказывалась признавать тот факт, что любила их тоже — сильно, горячо и искренне. Гнала чувства прочь, так становилось легче.

Сколько она просидела там, притулившись на скамеечке, рядом с могилой родителей, без всякого выражения смотря на небольшие холмики земли, она сказать не могла. Только в один прекрасный момент, будто кто под руку толкнул, вздрогнула всем телом, бросилась на колени и разрыдалась так, будто мир рухнул. А он и в самом деле рухнул — ее выстроенный, удобный, бесчувственный мирок. Что‑то будто лопнуло внутри и со слезами вытекало наружу. В груди нестерпимо заболело, зашлось от отчаяния. Захотелось повернуть время вспять и вновь стать маленькой девочкой, которая не ведает забот. Которая сидит у папы на плечах и громко распевает веселые частушки. Которая ничего не боится и верит, что мечты всегда сбываются.

И Тима она с собой не привела не потому, что боялась, что он испугается, а потому что знала в глубине души — именно здесь он поймет, какая она есть на самом деле. Трусиха и первостатейная лгунья. Бесчувственная кукла. Да, она относилась к нему с теплотой, возможно, даже была влюблена, но не давала себе раскрыться. Все время сдерживала, ограничивала. В каждой мелочи видела плохие предзнаменования, все время ожидала чего‑то, чего?.. Что бросит, не сказав ни слова? Разочаруется в ней?

Она же не выживет. Да, она ругалась на него, переживала за него, хранила от него секреты, обожала заниматься с ним любовью. Тим, он такой… такой… она ради него…

— Вот сырость развела, манюня… — голос ангела звучал непривычно ласково. — Ну и чего ревёшь? Поди, опять в крайность ударилась, угадал? Теперь ты у нас во всем виноватая, а другие — ангелы во плоти, вроде меня, так? Не стоит, красотуля. Ты не худшая, поверь мне, я такое перевидал на своем веку. Конечно, и не образец для подражания, с этим не поспоришь, но лучше, значительно лучше многих. Главное — держи нос кверху. И вытри, наконец, эти слезы! Истины на тебя нет! Ты ведьма или школьница сопливая?

Мира не подняла головы — ей вдруг стало очень неловко за неумеренное слезоразлитие и уничижительное настроение. И глаза наверняка опухли и покраснели. Вот уж красота неземная. Но всхлипывать перестала, прислушалась. Да, кто‑то совсем не меняется в любой ситуации и от осознания этого почему‑то стало легче. Как был Петр наглой рыжей мордой, так и остался, что бы с ней не случалось.

— Ты про дело‑то не забывай. Родителей твоих уже не вернешь, кулема, да только подводить их тоже не стоит, я прав? Так что шла бы ты, убогая, вооон в тот дальний темный уголочек — только не затем, зачем ты наверняка сейчас подумала своей бестолковой башкой. Здесь для этого специально отведенные места есть, если что, с надписями "Ч" и "К". Вполне успеешь, кстати — самое интересное только минут через двадцать начнется. И чтоб без стенаний, поняла?

— "Ч" и "К"? — недоуменно переспросила ведьмочка, вытирая сопливый нос и глаза выуженным из сумки платком. — Это что еще за обозначения?

— Нет, ты меня все больше разочаровываешь. Как можно не знать таких элементарных вещей? Ч — человек, к — колдун.

— Но… я же ведьма…

Рыжий вздохнул печально:

— Однако. Ты права. Ну, значит, терпи до дома. А хочешь, я памперсончиков подгоню? У меня есть один знакомый аптекарь, он подешевле продаст. Мягенькие, как раз для нежных младенческих попок… ты, конечно, на младенца не тянешь, да и попка поди далеко не неж…

— Еще одно слово — и я не знаю, что я с тобой сделаю, — рявкнула введенная из себя ведьмочка. — Я тебя в мясорубке проверну и котлет понажарю. Я тебя, злюку, на салат покрошу…

— Не стоит, не стоит из‑за меня становится чудовищем… — довольно рассмеялся ангел и махнул рукой в сторону кустов. — Пошутили и будет. Давай, дуй туда. Прячься.

Но Мира завелась всерьёз. От накопившихся обид её так и распирало, и почему‑то эта выходка Петра стала последней каплей. Она зыркнула на него злыми глазами:

— Ты такой остроумный, я смотрю. А ответь мне — где ты раньше был?

— В смысле раньше?

— Совсем раньше. Когда я маленькая была, когда сиротой круглой осталась без поддержки. Когда школу заканчивала и не знала, как дальше быть. Ты‑то где шлялся, хранитель?

Петр заметно смутился и буркнул:

— Я был. Просто был. А теперь я принимаю активное участие в твоей судьбе. Ошибки признал, раскаялся искренне и всесторонне. В данный момент представляю собой ангела — хранителя исправляющегося, так сказать. Что‑то типа выздоровевшего алкоголика.

Мире это сравнение ни о чем не говорило, но расспросы пришлось прекратить, потому как ангел с посыпанием своего нимба пеплом покончил и снова принялся понукать её, чтобы спряталась в кустах. Мол, представление начинается, и все такое.

И тут — словно мало ей было одного малохольного — рядом с рыжим возник Касс. Огляделся, словно не понял, где очутился, и высокопарно произнес:

— Да будет тебе известно, друг мой, что твое распоряжение выполнено в точности.

— Мое распоряжение? — фальшиво удивился Петр и быстро отплыл в сторону. — Ничего не знаю ни о каких распоряжениях, Кассиопей.

— Да? А золотой нектар разве не ты просил наблюдателям предложить, дабы они на некоторое время прервали свое бдение за делами земными?

Рыжий пару раз моргнул озадаченно, словно не понял, о чем речь, а потом облегченно выдохнул и хихикнул:

— Ааа, так ты об этом! Прям молодец, через пять дней вспомнил! В прошлый раз месяц пришлось ждать. Лучше поздно, чем никогда, это факт. Ну да ничего, я не в обиде, сам разобрался. И кстати, могу по знакомству и великому блату справить тебе отварчик для памяти. Качество отменное. Бесплатно. Из побочных эффектов всего лишь один — слабительный. Согласен? А то ты все время что‑нибудь забываешь, надоело.

— Но друг мой… — Тут Кассиопей соизволил обратить свой светлый ангельский взор на Миру, которая бочком — бочком, чтобы не привлекать лишнего внимания, топала в указанном Петром направлении. — О, доброго дня… точнее, доброй ночи, земная дева. Рад вас лицезреть в добром здравии.

— Сам ты дева, — привычно буркнула под нос ведьмочка, и по — хамски не удостоив ангела ответом, потрусила дальше.

— А что это вы здесь делаете? — Касс не смутился подобным обхождением. — Ночью, на кладбище, одна? Опять Петр что‑то учудил? — И вперил негодующий взгляд в рыжего. — Друг мой! То ли это, о чем я думаю?

— Знать не желаю твои развратные мыслишки, кудрявый. Шел бы ты по своим делам, а мы уж тут сами… — Надо отметить, что Миранда была с рыжим совершенно согласна. Да, Касс был до зубовного скрежета правильный, классический ангел, и одно это вызывало у нее сильное раздражение. А еще тот факт, что сама она от подобного совершенства была так же далека, как от перспективы занять императорский трон.

Касс расстроенно посмотрел на Петра:

— Не может быть, чтобы ты притащил сюда свою подопечную, когда мог просто все рассказать.

Тут Мира была вынуждена согласиться уже с Кассом. Но она прекрасно знала, что ни силой, ни нытьём, ни стриптизом из рыжего ничего не выбьешь, если он того не захочет, а потому настаивать, чтобы он раскололся, не стала — только время и нервы потеряет, а в итоге на кладбище все равно тащиться придется. Тем временем Касс продолжал:

— Ты несправедлив.

— Я? Это я не справедлив? Ты архивные записи читал? Ты ее дело видел? О чем вообще речь? Сам же ей пенял на это! Родители, уважение, тыры — пыры. Забыл?

— Я ничего никогда не забываю, — с достоинством ответил Касс, но под многозначительно — ироническим взглядом Петра осекся и, откашлявшись, поправился. — Надолго не забываю. А даже если и выпадает из памяти, вскоре восстанавливается.

— Когда уже ничего не надо, это точно, — с готовностью подтвердил Петр. — Первый под этим подпишусь. Ладно, друг мой ситный, вали отсюда, пока по шее не получил. Надоел ты мне.

Касс грустно посмотрел на Миру:

— И почему вы позволяете с собой так обращаться? — И вдруг глаза его загорелись. — А хотите, я помогу вам жалобу написать в…

Он не договорил — банально не смог, потому что рыжий, пулей подлетев к нему, сунул Кассу в рот нечто такое же призрачно — прозрачное, как он сам, похожее на платок. Тоже лик? — меланхолично подумала Мира. — Бывает ли лик у платка? Или платок у лика? Как бы это выяснить? И вообще, закончится когда‑нибудь этот балаган или нет? А вот слова Касса про жалобу надо будет уточнить… потом, как возможность представится…

Невежливо и крайне энергично рыжий пихнул Касса вверх, и тот, что‑то жалобно промычав, скрылся из виду. Довольный собой и ситуацией в целом, ангел второго ранга Петр повернулся к Мире:

— Ну, коровушка моя безрогая, чего застыла? Шагай давай куда… хммм… сказал. А я пойду… по делам. — И вслед за Кассом растаял в воздухе.

Мира пожала плечами, но распоряжение выполнила, хотя сидеть в кустах, согнувшись в три погибели, казалось ей верхом глупости. Вдобавок терзало смутное, и вполне возможно, справедливое подозрение, что ангел уже просто не знает, как себя развлечь, и решил вот подопечную загнать ночью на кладбище, да и в кусты, забавы ради. Чувствуя себя чем‑то средним между клоуном в цирке и курицей на яйцах, девушка, тем не менее, притаилась под широким шатром веток. Ночной холодок, влажный и липкий, легко пробирался под платье, и Мира была уверена, что если в течение следующих двадцати минут она отсюда не свалит, то цистит ей обеспечит немало чудесных мгновений в будущем.

— Ну и дура ты, Миранда Новикова, — прошептала себе под нос, не отрывая взгляда от могилы родителей. — Понес же тебя черт знает куда. А ведь могла сейчас быть дома, под боком у Тима… ммм…

Поежилась, когда порыв ветра пронесся по земле, кружа листья в воздухе.

— Нет, и вот надо было мне сюда припереться? — опять задалась риторическим, по сути, вопросом. — И почему я не осталась с Тимом? Кому и что я хочу доказать?

Ее жалобный тихий шепот был еле слышен. Все недавние горестные размышления, самобичевания и философствования были отодвинуты на второй план благодаря чрезвычайно некомфортным погодным условиям. Ей бы штаны теплые, да куртку, только где ж такую роскошь возьмешь на кладбище? И почему она не послушалась Петра, когда тот советовал одеться потеплее?

Чужая рука обхватила ее, лишая возможности двигаться, другая с размаху запечатала открывшийся для вопля рот.

— Теперь ты мне все — все расскажешь… — зашипел ей в ухо мужской голос.

Рич с трудом разлепил глаза — кровь наглухо склеила ресницы. Мда, подумал, с трудом поднимая руку, вот и поговорили. С другой стороны, кто ж знал, что у Дирьярда чувства юмора нет совершенно, зато больной фантазии в избытке?

Начиналось все даже мило — с познавательной экскурсии по подвалу, тому самому, куда Рич попал вначале, так что ничего нового колдун для себя не открыл, и обстановкой пыточной, к великому сожалению хозяина, не впечатлился.

Тогда Дирьярд, не мудрствуя лукаво, предложил гостю на выбор два варианта: первый — Рич добровольно и честно отвечает на заданные вопросы, что дает ему возможность умереть быстро и без боли. Второй — Рич упрямится и предоставляет гостеприимному хозяину шанс попрактиковаться в нанесении увечий и разнообразных пытках.

Колдун усмехнулся и ответил, что видимо в свое время матушка Дирьярда согрешила с троллем, иначе бы мужик к столь почтенному возрасту в игрушки б уже наигрался и ума поднабрался. И даже рассмеялся самонадеянно.

Хозяин его не поддержал, молча кивнул, как будто только и ждал подобного ответа, щелкнул пальцами, и Рич в мгновение ока очутился на пыточном столе, руки — ноги в оковах. Попытался было произнести заклинание, но вместо слов вырвалось прежнее кукарекание. Вот ведь невезение!

Конечно, сначала колдун дергался, особенно когда его резали острым скальпелем. Потом только выл на одной ноте, проклиная свою самонадеянность. Что самое странное, никаких вопросов Дирьярд не задавал, лишь наслаждался процессом. Его лицо не поменяло выражение — дружелюбие в квадрате — только глаза полыхали ненормальным огнем, а руки чуть дрожали, выдавая крайнюю степень возбуждения.

Запах крови дурманил голову, а осознание того, что это тебя кромсают как свинью, не прибавляло оптимизма. Рич пытался не кричать, запрещал себе кричать, но сдался уже на втором ударе молотком по пальцам. Его хриплые надрывные вопли, казалось, лишь раззадоривали Дирьярда. Он с непонятным упоением слушал их, полуприкрыв безумные глаза. На лице блуждала улыбка.

— Спроси меня, спроси! — выл Рич, но из горла вылетали невнятные стоны. Через полчаса пыток колдун был готов на все. Надо что‑то рассказать — он расскажет, а если не знает, что именно, то придумает, лишь бы его отпустили. Или прибили побыстрее. Невозможно терпеть эти мучения. Он желал только одного — чтобы боль прекратилась, так или иначе.

— Ладно, — неожиданно сказал Дирьярд, вытирая скальпель полотенчиком и аккуратно кладя его на столик. — С произвольной программой мы закончили — да, долго, но прости, не удержался. К тому же ты оскорбил мою почтенную матушку, а она была весьма уважаемой женщиной. Теперь приступим к обязательной.

Сначала Рич даже не понял, о чем говорит его мучитель. В голове стоял туман, перед глазами все плыло, а тело превратилось в сплошной оголенный нерв, который непрерывно бьёт током. Ослабевший от потери крови, колдун молил бога (даже сам не знал, какого) даровать ему легкую смерть. Или спасти, но только побыстрее! Ради бога, побыстрее!

Обязательная программа? — тупо повторил про себя Рич. — Это что еще за хрень? Неужели он меня на куски распиливать начнет? Куда уж дальше? Чертов псих! Да чтоб я еще раз…

От подобных мыслей Ричу стало совсем худо, а невольно вспомнив коллекцию пыточных "игрушек" на столе, колдун с ужасом осознал, что после этой программы его, скорее всего, закопают в уголке недавно виденного из окна милого садика. По частям. Он уставился в потолок, только теперь поняв, что портрет висит наверху с одной конкретной целью — чтобы тот, кому не посчастливилось оказаться на месте Рича, никогда не забыл того, кто это с ним проделал; при условии, что выживет после всего, конечно. Устрашение. Боль. Унижение. Боль. Бессильная ярость. Все эти чувства кипели в колдуне, не находя выхода.

— Хватит… пожалуйста… — сухими губами прошептал Рич, но его, разумеется, не поняли.

— Трам — пам — пам, — пропел Дирьярд весело. — Ну что, дружочек, приступим? Расскажи‑ка мне для начала, как ты здесь очутился?.. Откуда ты? Ты видел ее? Но каким образом? Вызвал дух? Или… мелкую встретил? Это она тебе рассказала? И письма показала?.. Ладно, можешь не говорить, я и так все узнаю…

Рич хотел ответить. Очень — очень хотел. Самое время спасти себя. Но…

— Да иди ты… — выдал искренне, глаза его закатились и он провалился в спасительную темноту. Была ли то смерть или просто обморок, затруднился бы сказать сам бог Истины.

И вот теперь он очнулся в вонючей каменной клетушке, видимо, камере для заключенных. Холодный пол, сырые стены, полное отсутствие свежего воздуха.

— Ты — дурак! Ты так меня напугал!

— Я напугал? Это я тебя напугал? А то, что ты сделала, это как называется, а?

Мира потупилась. Она по — прежнему сидела в кустах, уже не одна, а в весьма враждебно настроенной компании — к ней присоединился Тим. Он появился из ниоткуда, напугал девушку до полусмерти и тут же, не сходя с места, принялся вытрясать из неё что к чему. А Мира никак не была расположена откровенничать. Во — первых, что‑то вот — вот должно было произойти. Во — вторых, она еще не успела придумать подходящую ложь. В — третьих, Тим выглядел настолько разозлённым, что у нее язык отнимался. Хотелось заплакать, попросить прощения и забыть об этом происшествии навсегда. Стереть как из ее, так и из его памяти. Еще раз прожить тот момент с чаем — по — другому. Исправить. Увы… все это было не в ее силёнках.

Поэтому она молчала, уставившись в землю. Ей нечего было сказать. Помимо всего прочего, в общей мешанине чувств красной нитью выделялось облегчение от того, что все открылось, и теперь не придется переживать, как там её парень без нее. Конечно, очень неприятно быть пойманной на горячем, но с души словно камень свалился.

Тим глубоко вздохнул.

— Так, ладно. Раз ты думаешь, что так будет лучше, поговорим дома. Но именно что поговорим. Это понятно? — внушительно прошептал он. — А сейчас посмотри‑ка на меня.

Мира отрицательно качнула головой. Не могла она заставить себя поднять глаза — ей было стыдно, очень стыдно, неловко, неудобно за себя и свое поведение в прошлом и настоящем. За то, что обманула и попалась. Причем больше, наверное, за второе. Потому как, обманывая, она дурных целей не преследовала, а, значит, и сам обман считала довольно невинным, пусть и корила себя за это нещадно. Но, ясное дело, Тим придерживался иного мнения.

— Я говорю, на меня посмотри, — парень попытался приподнять ее голову за подбородок, но Мира ушла в глухую оборону и отвернулась в сторону, избегая физического контакта.

— Ладно, тогда попробуем по — другому, — решил Тим, и все вокруг подернулось Тьмой. Той самой, с большой буквы. Температура воздуха снизилась в разы. Пришел стражник…

Мира невольно вскинула глаза и ахнула — перед ней был не Тим. То есть, не совсем Тим, но в то же время, несомненно, он. Только другой. Логично, не правда ли? Женская логика — самая логичная логика в их мирке! И только логика ведьм может ее переплюнуть!

Этот Тим выглядел жутко — как порождение бога Смерти, чуждая жизни энергия. На темном пятне лица жили лишь заполненные Тьмой глаза, фигура казалась размытой, очертания неуловимо менялись, колебались и вместе с тем оставались прежними. Как это возможно, Мира не знала и знать не хотела. Ее бедная головушка и без того подверглась слишком большой нагрузке. А самое страшное — смотрел он на неё оценивающе, равнодушно, словно на незнакомого живого.

Вдруг черные глаза насмешливо сверкнули и голос Тима, шедший откуда‑то изнутри фигуры, произнес:

— А со мной поговоришь?

Ведьмочка сглотнула:

— Я и говорила… с тобой. Это же ты… да?

— Я. И я. Вот так вот. Кстати, мы уже встречались, в больнице, помнишь? И до того один раз, кажется…

Мира помнила, к своему сожалению, пожалуй, слишком хорошо. Кивнула, судорожно думая, как бы незаметно отступить подальше, и не убьет ли ее этот новый Тим, уж больно жутко он выглядел.

— Смешная ты все‑таки, — протянул он, наклоняясь к Мире так близко, что она ощутила леденящее кожу прикосновение. Фигура парня словно колыхнулась в темноте, — усыпить меня… нас…вздумала. И чем! Еще б по голове огрела для полной уверенности. Ведьма, что с тебя взять… никакой фантазии.

— А… ты не уснул?

— Уснул. И не уснул, вот так все запутанно. А если откровенно, то бесполезно на мне свои навыки знахарки отрабатывать. Мы… не дадим себя обмануть. На… нас невозможно влиять. Если уж магия не действует, то твоя травка и подавно не сработала.

— То есть, там, на диване, ты притворялся? — спросила Мира. — Не спал?

— Скажем так, дремал, человеческому телу тоже требуется отдых. А ты так забавно вокруг нас хлопотала. Знаешь, нам даже понравилось…

Постоянное употребление Тимом множественного числа в отношении себя сильно Миру нервировало. Создавалось впечатление, что она говорит не с парнем, а с… о, богиня, ее треклятое невезение и тут дает о себе знать! Лучше бы в колдуна влюбилась… уж заточение в замке как‑нибудь бы пережила…

Неожиданно Тьма вокруг вскинулась и накрыла девушку, облепляя жуткими объятиями. Черные глаза оказались непозволительно близко, холодные губы накрыли поцелуем. Мире было страшно и хотелось оттолкнуть этого неправильного Тима, хотелось ударить за то, что испугал ее, давил на нее, приставал к ней. Но… это же всё‑таки был Тим. Демон в нем или нет, но его нежное прикосновение она ни с чьим другим спутать не смогла бы. Поэтому покорно опустила веки — смотреть в эти страшные глаза все‑таки было выше ее сил — и позволила стражнику завладеть собой.

Но дальше весьма целомудренного поцелуя Тим не пошел. Когда разомкнул объятия, мир вокруг ведьмочки вновь вернул краски и звуки. Даже прохладный воздух стал казаться теплее. Тьма изначальная сменилась обычной, ночной. Мира не смогла сдержать облегченного вздоха. Искоса взглянула на Тима — тот выглядел странно смущенным, не знал, куда девать руки.

— Не сдержался… прости меня, пожалуйста. Я не хотел, просто… ты меня вывела, если честно. Ты зачем сюда пошла? Ты почему мне ничего не сказала? Ты чем думала, когда меня этой гадостью поила? У тебя совесть есть?

— Есть, конечно, но я ее с собой не ношу — боюсь потерять, — выпалила взволнованная ведьмочка — глупость, конечно, но будучи загнанной в угол, она обычно не блистала остроумием и вежливостью. — Прости, — нужные слова вдруг нашлись и полились сплошным потоком — будто плотину прорвало. Отбросив малодушное желание соврать, Мира прильнула к Тиму — теплому, крепкому, надежному — и, спрятав лицо на его груди, зачастила: — Я сглупила. Прости, прости, пожалуйста. Я не хотела… то есть, хотела, раз сделала, но сто раз пожалела. Я такая дура у тебя, ну прости, я ведь… это рыжая морда меня сбила… то есть не сбила, а послала на кладбище вместо того, чтобы рассказать все как есть.

И Мира пересказала слова ангела — хранителя, уложившись в две минуты. Не преминула пожаловаться на незабываемую поездку в маршрутке и собственное невезение при выходе из нее.

— И почему меня это не удивляет? — тихо вздохнул Тим, обнимая девушку за плечи. — Смешная ты, ей — богу.

— Он тоже так сказал… — прошептала Мира.

— Он — это я, — поправил Тим. — Ты понимаешь?

— Наверное, — неуверенно отозвалась она. — Не знаю. Но обязательно разберусь.

— Сильно испугалась?

— Сначала. Потом… нет.

— Понравилось? — хмыкнул Тим понимающе.

Мира ткнула его кулачком в живот:

— Поговори мне еще. Просто потом я узнала… тебя.

— Да, я такой… незабываемый и неповторимый, — с иронией произнес Тим. — Ты от меня так просто не избавишься.

— А я и не хочу… — начала было Мира, но была прервана весьма невежливо:

— Так, голубки, завязываем с соплями! Тьфу, аж смотреть противно. Сейчас начнется самое главное. Кстати, передай своему, что переход на кладбище может быть опасен. Потревожит нежить, потом замучаетесь обратно по гробам распихивать. Лопаты‑то под рукой, поди, нет, или дубины какой, на худой конец, чтобы мертвяков глушить.

— Противно — не смотри, — отрезала Мира по привычке. Тим поначалу сделал удивленные глаза, затем понимающе кивнул.

— Явился твой хранитель?

— Он самый. Говорит, сейчас что‑то будет.

— На самой могиле?

Мира пожала плечами:

— Он не уточняет. Вредный и наглый хам. — Помялась и продолжила: — Просил тебе кое‑что передать, я, правда, не совсем поняла, что.

— Дословно можешь? — Тим воспринял слова Миры вполне серьезно, без шуточек и недоверия.

— Что‑то вроде: переход на кладбище может потревожить нежить, которая восстанет. Или типа того. Ты понимаешь, что это означает?

Вопреки ожиданиям ведьмочки, Тим кивнул и пояснил специально для нее:

— Обращение к стражнику. Это и есть переход. Ладно, я понял.

— А раньше не знал?

— Скажем так, не знал наверняка, но подозревал что‑то в этом духе. Среди моих родственников подобных перегибов, как у меня, еще не было. Я первый и весь из себя уникальный. Спасибо бабуле.

Мира не обратила внимания на ироничный тон Тима и положила ему ладошки на грудь.

— Ты у меня самый лучший, — сказала неожиданно для самой себя.

Тим немного смутился от комплимента, придвинулся ближе к Мире и обнял за плечи.

— Ладно, давай посмотрим, что у нас на повестке ночи.

Две пары любопытных ждущих глаз уставились на смутно различимую в темноте могилу. А там как раз начиналось самое интересное.

Сначала Мире показалось, что несколько светлячков закружились в причудливом танце над покосившимся надгробием. Но вскоре стало понятно, что это искорки света, непонятно кем и с какой целью вызванные. Они то слетались друг к другу, то разлетались в разные стороны, повинуясь четко заданному ритму. Эффектно кружились, рассыпались множеством крошечных искорок, завораживающим фейерверком подлетали вверх, ныряли вниз, исполняли изящные пируэты — это походило на волшебный танец фей. Вокруг захоронения вспыхнули магические шары, разом осветив происходящее. Миранда огляделась по сторонам в надежде увидеть того, кто это делает, но вокруг не было ни души.

Спустя некоторое время искорки дружно взмыли вверх, словно салют, и осыпались на холодную землю каплями золотого дождя. Мира не поверила своим глазам, когда на двух едва заметных холмиках вдруг проклюнулись росточки, полезли вверх и за пару секунд превратились в прекраснейшие цветы, каких она ещё не видывала. Ведьмочка ошеломленно подергала Тима за рукав:

— Ты видишь то же, что и я? — спросила неверяще. — Это… на самом деле происходит? Цветы и все такое?

Тим шепнул ей в ухо:

— Именно так. И, сдается мне, это только начало.

Мира машинально кивнула, еле сдерживая себя, чтобы не бросится к могиле и не попытаться разведать, что же творится. Как она собиралась выяснять, что к чему, было неясно и ей самой, но в данном случае подобные доводы в качестве веских не рассматривались. Жизненно необходимо подойти поближе! Попытаться отследить заклинание. Найти того, кто это инициирует. Знакомый Мариссы и Ридьярда? Может быть, он или она помогут ведьмочке разобраться в их трагической гибели. Ведь просто так столь мощный выброс силы не происходит. Это же чистой воды разбазаривание, с точки зрения среднестатистических колдунов. Магия должна приносить либо прибыль, либо славу, либо способствовать прогрессу в какой‑либо сфере. Выращивание цветочков и танцы светлячков ни под одну категорию не попадает, встает вопрос: кто это делает и зачем?

Тем временем действо набирало обороты. Магические шары вспыхнули алым, и над могилой ее родителей возник размытый силуэт. Мужской или женский — непонятно. Просто очертания фигуры, одетой в обычный балахон, голова скрыта капюшоном. Фигура беззвучно застыла в воздухе. Цветы потянулись вверх, а потом бессильно опали на землю. Их нежные лепестки укутали могилы. Свет магических шаров немного пригас.

Фигура подплыла к надгробию, вытянула бесплотную руку и коснулась фотографии ее матери, Мариссы Новиковой. Мира аж подпрыгнула на месте, рванулась было вперед, но Тим её удержал.

— Это всего лишь призрак, Миранда, успокойся. Необходимо досмотреть до конца.

— Нет, ты видишь, что он делает? — возмущенно зашипела Мира. — Он мамину фотографию… трогает, извращенец! Пусти, я ему покажу, где раки зимуют!

— Родная, успокойся, это всего лишь призрак, проекция, говорю же.

— Но разве нельзя его как‑нибудь поймать? — ведьмочка никак не могла заставить себя дышать ровнее.

Тим усмехнулся ей в шею:

— Насколько я знаю, нет. По крайней мере, нам с тобой такое не под силу.

— Но ты же можешь…

— Наверное, но ты сама сказала, что подобное делать опасно. А то в придачу к призраку получим парочку умертвий. А они страсть какие вонючие в это время года.

Мира через силу тоже усмехнулась и, приказав себе расслабиться, вновь сосредоточила внимание на разворачивающемся действе.

Призрак стоял напротив надгробия долго, и разыгравшийся ночной ветерок не тревожил осыпавшиеся лепестки, словно обходя место захоронения стороной. Неподвижность эта была нечеловеческой, противоестественной.

Вдруг рядом с призраком заколебался воздух, стал наливаться чернотой и потрескивать. Побежали электрические разряды. Ведьмочка прищурилась, стараясь разглядеть получше. Темное пятно ширилось и росло, медленно, неохотно, как будто с трудом. Оно растягивалось, словно тугая резина, через силу завоевывая все больше пространства.

Мира подумала, что это похоже на портал. Видимо, путь прокладывался издалека, раз материя открывалась с таким трудом. Только кто сюда идет? Колдун, который выращивал цветочки на могиле ее родителей? Или просто кто‑то координаты перепутал? И чего еще ждать? И сможет ли тот, кто появится, ответить хотя бы на один ее вопрос? И захочет ли?

— Черт, что‑то не так, — прошептал Тим.

— Что? — сразу же напряглась Мира. — Что не так?

— Будь я проклят, если знаю. Просто не по себе. Я его чувствую… но он же… Если отбросить тот факт, что он должен быть дома, в лаборатории, то я сказал бы, что это… мой брат?..