Самая правильная ведьма. Трилогия (СИ)

Глава 8. в которой Мира принимает решение

По дороге к знахарке Тим пытался пару раз завести разговор о своих сыскных достижениях, но натыкался на непробиваемую стену молчания и, в конце концов, окончательно смешавшись, просто зашагал рядом. Мира полностью ушла в себя, сосредоточившись на предстоящем разговоре. Ей нужно было выработать стратегически верную линию поведения — хотя некоторые колдуны, когда речь заходит о гонорарах, мигом забывают о своей величественной отрешённости и порой проявляют поистине мелочную меркантильность, но элемент интереса к науке никто не отменял, и чаще всего именно этим они руководствуются при выборе клиентов. Потому как деньги могли предложить все без исключения, а вот игру на интерес — лишь избранные. Так что к предстоящей беседе следовало подготовиться тщательно, дабы не нарваться на поспешный отказ. Конечно, недавние события никак не способствовали активизации умственной деятельности ведьмочки, она то и дело возвращалась мыслями к погрому, к драке с Ланой, даже про ангела — хранителя пару раз вспомнила, сердито хмуря брови. Схватка с вампирами в свете последних несчастий уже отступила на второй план и не казалась чем‑то из ряда вон выходящим.

Кроме того, руки жгла спрятанная в сумке папка с личным делом ее матери. Мире очень хотелось сесть прямо на асфальт и прочитать её содержимое, но, увы, потакание собственным желаниям стало для неё большой роскошью в последнее время. Ладно, вот улажу дело с проклятием и займусь поисками негодяя, — успокаивала себя девушка.

Обычно Мира ходила до лавки знахарки пешком, занимало это от силы минут двадцать. Теперь же быстрым шагом они добрались за десять. Когда до нужной двери оставалась пара шагов и возможность ошибки уже исключалась, Тим немного замешкался и окликнул девушку:

— Ты… тебе точно сюда?

Мира взглянула на провожатого так, будто не совсем понимала, что он тут делает.

— В смысле точно? Слушай, а тебе по своим делам никуда не надо? Я уже пришла, спасибо что проводил. Давай вечерком созвонимся и пересечемся, если ты не против. Я сейчас очень занята буду.

Тим как‑то странно улыбнулся:

— И представь себе, я, кажется, даже знаю, чем именно.

— Да? — неискренне удивилась Мира. — Молодец, купи себе пирожок. Тим, я серьезно. Иди, давай, я тебе сама позвоню, лады?

— Не лады, — возразил ей рядовой Брайт, чем заслужил удивленный взгляд — на сей раз искренний. Немного смешался, но упрямо продолжил: — Мне, понимаешь ли, тоже в каком‑то роде сюда.

— Зачем? Микстуру от запора и в аптеке купить можно.

Грубость ведьмочки тощий проигнорировал и, опередив её, вошел внутрь. Мелодично звякнул колокольчик. Мире ничего не оставалось, как плестись следом. В самом деле — не за шкирку же этого надоеду вытаскивать? И когда только ему надоест за ней таскаться?

Со стороны кладовки послышались легкие шаги, затем в поле их зрения показалась Матрена Патрикеевна — как обычно, опрятная, отглаженная, сухонькая. Как глянула на посетителей, так и всплеснула руками:

— От ить надо ж, чудо чудесное случилося… ты какими судьбами‑то? Неужто совесть как есть зашевелилася? Я уж грешным делом думала, совсем забыл мя, старую…

И полезла обниматься. К Тиму, который свободно распахнул объятия и, подняв знахарку над полом, слегка покружил. Чмокнул в щеку, подул на лоб.

— Бабуль, да я тут можно сказать в качестве сопровождающего. Вот, привел. Говорит, дело у нее. — И кивнул на обратившуюся в соляной столб Миру. — Ты по этому поводу Риччи вызвонила?

Абсурд крепчал на глазах, девушка уже вообще отказывалась что‑либо понимать. Опять все друг друга знают, да не просто знают, а в родственниках, судя по всему, ходят, а она, как дурочка, мечется по городу в надежде найти помощь. И если она верно расслышала, то пресловутый колдун, на встречу с которым она так рвалась, и есть Рич. Мда… дела.

Сглотнув комок в горле, девушка через силу улыбнулась Матрене Патрикеевне и поздоровалась. Та кивнула в ответ, но все ее внимание принадлежало внуку.

— Ба, Рич уже тут?

— Ой, да какое там! Ты ж, поди, не хуже меня знаешь, как этот охальник любит опаздывать. Опять каку кралю уламывает на предмет зачетов ихних.

— Ба! Ну зачем ты так! Рич просто очень занят. У него и учеба, и работа там же. Некогда даже поесть.

— Завсегда у вас одни оправдания! Завсегда! То работа, то дела, чтоб их, так всю жизню и проваландаетеся… жизни этой и не видя… девок вам надо лЮбых, ядреных, да под одеяло… вон где здоровьице то, а не книжную пылищу носами сопливыми нюхать.

— Бабуууль… — Тим смутился, поставил Матрену Патрикеевну на пол.

Но та не думала замолкать:

— Дык рази бабушку кто слухает? Рази кто разумеет, где суть‑то? Все беды от головушек ваших заумных, токмо так и есть. Что один, что второй! Бестолковыяяяя… в когой такими уродилися?

Тим умоляюще взглянул на Миру, но та с отрешенным видом слушала выстраданный монолог, не делая попытки вмешаться. На данный момент ее интересовало другое — не пошлет ли Рич ее ко всем чертям, как только увидит? И как заставить его выслушать до конца?

— Матрена Патрикеевна, век вам буду благодарна за услугу.

— Да ладноть, горюшко ты мое, толк бы вышел, и то справно. А ить как не вспоможет тебе внучок мой безголовый, несовестливый, так я еще чаво присоветую…

— Дамы, а дозволено ли мне будет узнать, в чем дело?

Дамы посмотрели на него с одинаковым выражением на лицах. Тим понял ладони:

— Я понял, понял, но можно хотя бы присоединиться к вашему собранию?

Матрена Патрикеевна поджала губы:

— Этоть надо у ей спрашивать.

— Да оставайся, коли охота. Только оно тебе надо?

Тим повернулся к знахарке:

— Бабуль, сделай мне чайку твоего, особенного.

Матрена Патрикеевна всплеснула руками:

— Где нашел‑то? Не вспоминали эту гадость почитай годков под сто… откель взялась‑то?

Тим пожал плечами.

— Давай потом. Я все расскажу, когда Рич придет.

Мира ничего не поняла, но уточнять не стала, решив, что и так все узнает в свое время.

Рич соизволил объявиться спустя полчаса после назначенного срока. Весь в пыли, в грязи, темные волосы спутаны, на одежде пятна крови, некогда светлая рубашка порвана и порядком извазюкана в чем‑то сильно смахивающем на какашечки младенца — как по цвету, там и по запаху. Настроение у него было таким же паршивым, как и внешний вид.

Трое ожидающих замечательно скоротали время за чашечкой крепкого ароматного чая, причем для Тима Матрена Патрикеевна заварила отдельно, жуткого кроваво — красного цвета, строго — настрого наказав все до капли выпить. Зачем? — задалась было вопросом Мира, но быстро себя одернула — скоро все выяснится. К ним знахарка подала собственного приготовления булочки — такие вкусные, что Мира от жадности проглотила семь штук и теперь мучилась болью в животе. Тим оказался более дальновидным или опытным и ел только третью, не спеша, растягивая удовольствие. Бабулина стряпня оказалась выше всяких похвал, и даже понимая, что сейчас лопнет от обжорства, Мира все равно прицеливалась схарчить восьмую. Последствия выпитой лунной настойки прошли без следа после второй чашки чая.

Беседа поначалу шла туго, говорили в основном Матрена Патрикеевна и Тим, Мира чувствовала себя неловко, как бывает, когда падаешь в компанию знакомых между собой людей, а сам не знаешь никого. Смысл шуток не доходит, оборванные фразы понятны всем, кроме тебя, и все вокруг смеются над какими‑то общеизвестными происшествиями из серии «А помнишь, пару лет назад…?», а тебе только и остается, что делать вид, что все замечательно. Но Тим и знахарка вели разговор как‑то так, что Мира не чувствовала себя лишней, они не переходили на личности, не вспоминали прошлое, а просто неторопливо беседовали о работе рядового Брайта. Тим с живостью описывал свои трудовые будни, причем делал это очень смешно.

— Помнится, один раз был у нас случай — вы все прекрасно знаете, чем патрульная служба занимается, не мне вам объяснять. И вот однажды патрулируем мы улицу, а время позднее было, никого уже нет, ни прохожих, ни проезжих. Сержант Клаус еще тогда заболел, меня к другому прикомандировали, — это он пояснил специально для Миры, — идем мы, идем, вдруг видим — на дороге машина стоит шикарная. Но подозрительная. Стекла наглухо тонированные, вокруг никого. А стоит неудачно очень, выезд из двора перегораживает. Мой напарник и говорит, мол, давай машину осмотрим, если ничего криминального, то хоть штраф за неправильную парковку выпишем. И все бы прошло гладко, но за осмотр он взялся так рьяно, что в один прекрасный момент машина тихо тронулась с места и покатилась вперед, а там дорога под горку и до аварии недалеко. Описать нашу панику я вряд ли смогу. Мы вцепились кто во что мог, пытаясь эту машину затормозить, а она не тормозится! И вот представьте себе картину: мы изо всех сил упираемся в асфальт, не давая свершиться непоправимому, сами знаете, потом за такую машину не расплатишься, это если она не задавит никого, и тут стекло со стороны водителя опускается и пьяная рожа с выпученными глазами нам улыбается застенчиво так: «Ребят», говорит, «мине ехать надо. Пустите, а?»

Занавес, Мира с Мареной Патрикеевной взвыли от хохота.

— Или вот еще, правда, уже не со мной, ребята рассказывали. Следователи наши. Им директор продуктовой лавки как‑то пару лет назад жалобу накатал — так, мол, и так, пропадает великая ценность — алкогольная продукция. Аж шесть ящиков чистой, как слеза младенца, анисовой кто‑то уволок. Это ж сколько убытка! Наши ребята пришли на место, все осмотрели, но как вор мог забраться в помещение без окон и с запертой дверью, понять не смогли. Магию никто не использовал — это первое, что они установили — для этого даже специально колдунов вызывали, они у нас что‑то вроде внештатных сотрудников, за интерес трудятся. Значит, кто‑то вошел в кладовку, перетаскал ящики и спокойненько ушел. Сначала грешили на грузчиков, потом на продавцов, но замки на двери были целы, а водка продолжала пропадать. Единственной гипотезой оставалось проникновение через вентиляционное отверстие, но туда ни у кого даже голова не пролезала, такое узкое оно было. В итоге, отрядили засаду и выяснили, что это детишки местные повадились бутылки воровать, угадайте, зачем? Настойку выливали, а стеклотару в ближайший пункт приема сдавали, зарабатывали на мороженое.

— Я смотрю, весело тут у вас, — раздался над головами теплой компании голос Рича, и только тогда его заметили.

— Давно здесь стоишь? — спросил Тим — он единственный даже ухом не повел при появлении брата.

— Да уж прилично. Могли бы и поздороваться.

— Ох, ты ж, служба тяжелая, ты ить откуда такой красивственный? — всплеснула руками Матрена Патрикеевна.

Рич криво улыбнулся:

— Экзамен принимал у старших курсов. — Брезгливо принюхался, бегло осмотрел себя. Хлопнул в ладоши, прошипел что‑то и вмиг стал чистым, опрятным, приятно пахнущим, Мире показалось, что даже волосы у него с помощью геля уложились.

— И как?

— Да никак. Пока они не научатся блоки правильно ставить, знание теории их не спасет. Всем неуд, а ты как думал?

— Так и думал, — весело ответил Тим. — Другого тебе не дано. Вот, клиентка твоя, помнишь?

Тут только Рич соизволил обратить внимание на сидевшую в углу Миру. Та старалась сохранять хотя бы видимость спокойствия, чтобы не спугнуть колдуна раньше времени.

— Привет, — сказала.

— Виделись недавно, — не слишком дружелюбно буркнул Рич. — Ба, ты эту имела в виду?

— Внучок, да присядь ты, устал ж поди несусветно… вот, чайку давай тебе налью… пирожков откушай, голодный, поди… — засуетилась старушка, пододвигая Ричу заварку, чистую чашку, ложку и тарелку, приготовленные заранее. — А то ить раз в годок почитаю бабусю навещаю ненужную… забуду вскорости как выглядят внучки мои родненькие…

Рич невозмутимо посмотрел на причитающую знахарку:

— Ба, мы к тебе каждую неделю приходим, а то и чаще.

— А мне что неделя, что год — все одно тоскливо вечерами в одну физию чаи хлебать!

Благоразумно промолчав, Рич уселся на предложенный стул и обратился к Тиму:

— А ты здесь какими судьбами?

— На самом деле совершенно случайно.

— Ты прекрасно знаешь, что случайности есть…

— Прямое следствие магического или божественного воздействия на ауру живого существа с конкретной целью, знаю, знаю, но тут я действительно оказался лишь по чистому совпадению.

В глазах Рича ясно читался упрек:

— И чему тебя на этих пустошах учили? Столько лет и все без толку. Еще раз говорю, что все без исключения случайности абсолютно и решительно не случайны и…

— Риччи, а давай ты потом мне лекцию почитаешь, когда я в ваш университет поступлю?

— Чего ты в нашей богадельне забыл? И кроме того, я и без поступления тебе учебную программу могу обеспечить.

— Ладно, пустой разговор, проехали.

Странное дело, но на фоне своего брата — брутального, мускулистого, загорелого, такого, что пальчики оближешь, тощий, нескладный Тим не казался совсем уж безнадежным — немного высоким и только. Или, может, у Миры глаз замылился.

— Риччи, ты кусай, кусай, милок, с пылу, с жару… токмо натуральные гредиенты… одна пользительность сплошная для твово организму…

Рич с раздражением зыркнул на Матрену Патрикеевну:

— Ба, ну сколько можно, а? Хватит дуру деревенскую из себя корчить, тебе не идет.

Мира только ахнула мысленно, а знахарка — божий одуванчик — вдруг распрямила сухие плечики и как гаркнет на Рича:

— Поговоррри мне тут! Я тебе такие экзамены устрою, ввек не отмоешься! Это понятно? А как я разговариваю, не твоего ума дело, мне лет достаточно, чтобы ещё всякие молокососы попрекали! Ешь немедленно! — вот вам и бабуля, генерал, а не бабуля.

Рич, как и Тим, не усмотрев в подобной отповеди ничего сверхъестественного, синхронно потянулись за горячей выпечкой. Мира же впредь зареклась верить своим глазам и ушам — на проверку все оказывалось совсем не таким, как выглядело. А удивляться каждый раз — больно непродуктивно, да и выставляет ее дурочкой какой‑то.

— Да, ладно, бабуль, прости. — Покаялся Рич, послушно налегая на пирожки, аппетитной дымящейся горкой лежащие на блюде в центре стола. — Это я, не подумав, ляпнул. Очень вкусно, спасибо.

— Вот так‑то лучшее, милок. Чайку еще? Аль чаво покрепче?

— Я на работе не пью.

— Дык для поднятия энтого духа… рабочего… — Матрена Патрикеевна как ни в чем не бывало перешла на деревенский говор. — Те ж, горемычному, поди ж, и расслабиться‑то некогда…

В руках знахарки появилась бутылка — пузатая, из непрозрачного зеленого стекла. Пододвинув к Ричу поближе блюдо с пирожками, она махнула рукой и на столе, звякнув, возникли две затейливые рюмочки с носиками как у поильников.

— И никак отказов не приму. От обоих. — Шустро — чувствовалась сноровка и опыт — разлила огненную, в прямом смысле, жидкость по емкостям. В тот же миг в воздух из каждой рюмки поднялся небольшой столб зеленого пламени, произошел локальный взрыв, и все затихло.

— Ох, хороша… — в глазах Матрены Патрикеевны читалась ностальгия по прошлому.

Тим печально вздохнул, переглянулся с Ричем, но было заметно, что обоим подобная ситуация опять же не в новинку. Мира, притихнув в своем углу, меланхолично жевала восьмой пирожок и размышляла о том, как повлияет на колдуна терапевтическая доза алкоголя — они ж все как один трезвенники, иначе можно таких дел натворить, век с последствиями разбираться будешь.

— А ты мне глазищами не зыркай, чай не красна девица, смущаться… — прикрикнула на Тима Матрена Патрикеевна, когда тот, взявшись за налитую до краев рюмку, нерешительно покосился на Миру. — Ну‑ка на раз — два — три.

Парни обреченно выдохнули и одним махом опрокинули рюмки. Пофырчали, проглотили. У обоих на миг глаза полностью позеленели — и зрачки, и белки. Выглядело жутко, но Мира, затолкавшая‑таки в себя сдобу, философски подумала, что могло быть и хуже. Например, они могли позеленеть целиком — как ящерицы. Или чешуей покрыться. Ну или на худой конец хвостами обзавестись. Вот смеху‑то было бы!

А знахарка‑то, знахарка‑то хороша! Скрутила их в бараний рог без малейших усилий — и за стол усадила, и пить заставила. Почему‑то вспомнились слова Тима о том, что бабушка у него ведьма. Интересно, не Матрену ли Патрикеевну он имел в виду? Хотя девушка, своих сестер определявшая седьмым чувством, в старушке ведьму не признала.

— Ну вот теперича и о делах погутарить можно… — дала свое разрешение знахарка, милостиво кивая присутствующим. — Горюшко мое горемычное, ты уж поведай о бедах своих, о горестях внучку моему, сердечком отзывчивому — да?! — авось да не откажет он в помощи малой.

Мира сильно в этом сомневалась, но деваться было некуда. Спотыкаясь на каждом слове — будто это она рюмку огненной воды выпила — ввела присутствующих в курс дела, не забыв сделать упор на том, что ситуация чрезвычайно запутанная и опасная, а также имеющая в перспективе все шансы попасть в учебники по высшей магии как не имеющая аналогов в истории. Тут она, конечно, приврала, но кто же ее за это осудит? Про ангелов она не упомянула, вообще не рассказав, как она про проклятия узнала — ни к чему это, ведь большинство присутствующих не в курсе их существования.

Судя по кислой физиономии Рича, тот был не в восторге от перспективы заниматься проблемами бестолковой ведьмочки, и сама Мира его прекрасно понимала — снятие проклятий любого уровня всегда дело неблагодарное. Времени и усилий уходит масса, а толку обычно бывает чуть. И все из‑за того, что проклятия очень индивидуальны — нет универсальной схемы, по которой они накладывались бы. Есть, конечно, основа, но каждый уважающий себя колдун надстраивает над ней что‑то свое, и разгадать что именно, подчас бывает сложновато. Так что монотонное распутывание чужих фантазий требует определенной усидчивости, которую колдуны целиком и полностью тратят на собственные драгоценные научные проекты, а на всё прочее у них ни капли не остаётся. Проводя собственные исследования, они могут месяцами не выходить из лабораторий, забыв про сон, еду и гигиену, но это же ради чистой науки, а разбираться с неприятностями какой‑то там ведьмы, вчера встреченной, кому охота?

И вот Мира обреченно сознавала, что Рич ей сейчас откажет. Вот просто так, потому что ему на фиг не сдалось время тратить на то, что его не касается. А на кону стоит ее жизнь!

Тим слушал ее откровения с каменным лицом, понять, что он думает по поводу рассказанного, было невозможно. Матрена Патрикеевна охала и ахала в особо драматических моментах повествования, но Мира понимала, что даже знахарка не в силах заставить колдуна делать то, что он делать не хочет.

— Вот, в общем‑то, и все, — закончила девушка свой печальный рассказ. — Могу еще колечко показать и зеркало.

— Нет, не надо! — поспешно открестился Рич. — Я и так примерно представляю, о чем речь. Видел такие зеркала пару раз, папа такое бабуле дарил когда‑то — так ведь? — Марена Патрикеевна кивнула. — Да только технология уже устарела, сейчас все телефонами пользуются — и силу тратить не надо, и связь на порядок лучше.

— А разве по этим вещам нельзя установить владельца? — наивно спросила ведьмочка.

Рич нахмурился:

— В принципе, можно. Но это…

— Дорого?

— Да. А еще долго и муторно. И не факт, что будет хоть какой‑то результат. Вещи — они своих хозяев быстро забывают. В таких случаях ведут разговор не о хозяине или создателе, а скорее о месте создания — больше шансов найти с помощью простейшего поискового заклинания. Но чем старше вещь, тем слабее след, и я совершенно не уверен, что по этим вещам еще что‑то можно определить.

— Но… — на Рича уставились три пары глаз.

Тот замялся, но, в конце концов, сдался:

— Могу ауру посмотреть твою, если хочешь. Снимать проклятия — это вряд ли. Но опять же, если не побоишься в качестве подопытного выступить на экзамене, десяток попыток гарантировать смогу. У меня два потока через месяц будут сдавать практику по снятию и наложению проклятий.

Мира всерьез задумалась над этим предложением. В конце концов, хуже ей уже вряд ли будет. А если что пойдет не так — все одно, мучений меньше в итоге. А кому‑то нерадивому — неуд со строгим выговором за смерть подопытного на экзамене.

Тиму такое предложение совершенно не понравилось, он уже открыл было рот, но Мира подняла вверх палец, призывая его не вмешиваться в разговор.

— Сейчас ауру посмотришь?

Рич кивнул.

— А что для этого нужно?

— Ничего. Сиди, где сидишь. Это быстро.

Рич встал, подошел к Мире, замершей столбиком. Глаза колдуна затопила мертвая чернота, на лице проступили знаки принадлежности к высшей касте, что для ведьмочки выглядело как пара непонятных черных загогулин на щеках. Она безмятежно смотрела перед собой, стараясь не шевелится, и даже дышала через раз. Пару секунд все было спокойно, а потом в черных глазах полыхнул огонь и все тело девушки будто молнией пронзило — Мира дернулась и чуть не рухнула со стула. Тим бросился к ней, поддержал, усадил обратно.

— Все в порядке?

Мира слабо кивнула. Рич отступил на шаг и усмехнулся — глаза его приобрели нормальный цвет, знаки ушли под кожу:

— Мдааа… хороша девица, ничего не скажешь. Странно, что ты еще на ногах держишься.

У Миры возникло чувство дежавю — только недавно она слышала от кого‑то нечто похожее.

— Что… — голос был слабым, ведьмочка откашлялась и еще спросила: — Что это значит?

— Да то и значит, что со дня на день преставишься.

— Как со дня на день? — Мира потрясенно всплеснула руками. — Как же так? Мне пять лет обещали…

— Врали, — уверенно отрезал Рич. — Или недоговаривали. С другой стороны, я при том осмотре не присутствовал, может, и вправду пять лет было. А сейчас — увы. Могу лишь посочувствовать, и да, до экзамена ты не дотянешь, это однозначно.

Мира опустила голову и всхлипнула.

— Но… это из‑за родового проклятия?

— Скажем так, кто‑то сильно постарался и ускорил процесс, причем, многократно. Само по себе проклятие убило бы тебя через несколько лет, но что‑то вмешалось. Последние дни ничего странного, неприятного в области сердца не ощущала?

Странного? Неприятного? — Мира чуть не расхохоталась. — Да у нее вся жизнь странная и неприятная! А в последнее время — особенно. И самочувствие в связи с этим далеко от идеального.

— И еще. Схема тут не просто с отклонениями, а с чудовищными перегибами, я бы сказал. Тот, кто это проклятие накладывал, очень сильно хотел вам пакость сделать. Давай, вытаскивай зеркало свое и кольцо. Гляну все‑таки.

Мира устало полезла в сумку, хотя еще пару минут назад прыгала бы от радости, что Рич согласился посмотреть на ее находки. Выложила их на стол и выжидательно уставилась на колдуна. Тот осторожно, не беря предметы в руки, осмотрел их с расстояния, затем извлек из кармана деревянную палочку и потыкал каждый. Ничего не произошло. Тогда Рич взял кольцо.

— Там надпись какая‑то, я не смогла прочитать.

— И я без подготовки не смогу, — подтвердил Рич, присмотревшись. — Это для получателя предназначалось, для мамы твоей, так? Значит, только она и могла эту галиматью разобрать. А для всех остальных отвод глаз первоклассный поставлен. На его снятие полдня уйдет как минимум.

Тим подал голос:

— В ее квартире я обнаружил теорин в больших количествах.

— Где именно? — вскинул голову Рич, оторвавшись от исследований. — В еде или просто?

— Не поверишь, но везде. Замаскирован хорошо, под пыль обыкновенную. Даже в сахаре был.

— Подожди! — Рич вскинул голову и в упор уставился на младшенького. — Ты долго в квартире находился? Как себя чувствуешь?

Тим лишь непонятно усмехнулся и развел руками — мол, как сам‑то думаешь? Рич вдруг сдулся и облегченно выдохнул:

— ААаа, ну да, я и забыл, — ответил, как Мире показалось, невпопад. — Но если что не так, сразу мне звони, все ясно?

Тим коротко кивнул и добавил:

— Кроме того, бабулечка меня чаем фирменным напоила.

Рич фыркнул, заметно передернулся и вернулся к разговору.

— Тогда понятно, почему проклятие так разогналось. — Довольно безразлично покачал головой. — Тут бы и щепотки хватило для разрыва всех связей, а если в таком количестве, как ты говоришь… а материнское благословение, оно тоже срок давности имеет. Его действие слабеет, а проклятие наоборот, силу набирает. Вот и результат.

Мира отвлеклась от собственных горестных мыслей и уточнила:

— А что такое теорин?

— Ты в школе не училась, что ли? — удивился Рич.

Тут в разговор вступила Матрена Патрикеевна, до того сидевшая тихой мышкой за столом:

— Гадкое это чародейство, горюшко. Гаже его токмо умертвия поднимать да по могилам рыскать. Порошок энто, для здоровья живого существа губительный шибко, егой, бывалоча, по старине в еду подсыпали, чтоб вражину извести. Ни вкуса, ни запаха он не имеет, а действие почти мгновенное — смерть подлючая, страшная, мучительская.

— Но я же ела, пила и жива до сих пор, — Мира неуверенно оглядела присутствующих.

— Дык на тож материнское благословение, дуреха, гутарят те! Оно и проклятье проклятущее тормозило, и от порошка вражьего врачевало! Матушка твоя до сих пор жизню те спасает, из могилы ледяной за тобой присматривает. Токмо срок вышел почти весь, теперича самой тебе придется выпутываться…

— Да, примерно как‑то так, — подтвердил Рич. — Если в двух словах, то с недавнего времени твой организм подвергался воздействию теорина с одной стороны и проклятия с другой. Вместе они составили гремучую смесь, которая в ближайшее время сведет тебя в могилу. До каких‑то пор их сдерживала магия твоей матери, но со временем она рассеялась и вот результат. Кстати, там еще парочка проклятий на тебе висит — видимо, для верности, но своего часа они уже не дождутся.

Такого откровенного прогноза нервная система Миры уже не выдержала — закрыв лицо руками, девушка разрыдалась. Тим начал заполошно совать ей под нос свой платок, но она зло отпихивала его руку и выла еще горше.

Между тем Рич, как ни в чём не бывало, принялся осматривать зеркало. Через пару минут удовлетворенно крякнул:

— А вот и источник всех бед! Через это зеркало твоя мать проклятие получила. Тут все и началось… Глянула в него — и готово. Это ж какая сила и фантазия… — присвистнул восхищенно, хотя на Мирин взгляд, ничего хорошего в этом факте не было. — Какой талант пропадает! И колечко… тоже непростое, но понять, где закавыка, не могу… Кто, говоришь, постарался?

Мира невнятно провыла:

— Так если б я знала, ктоооо… своими руками сволочь удушила…

— Зачем так сразу? — вступился Рич за неизвестного колдуна. — Такой талант и знания нам бы очень пригодились, а то в последнее время никого выдающегося во всех потоках. Сплошное разочарование. Видно, что не профессионал делал, местами грубо сработано, но суть ухвачена верно, и наложено все по правилам. Так, говоришь, не знаешь отправителя?

— То есть ты хочешь сказать, что мамин поклонник и наложил на нее проклятие? Это он?

— Насколько я могу видеть, да. Плетение идентично, ритм совпадает, баланс правда уже не тот, но сколько времени прошло. На зеркале почти ничего не осталось; да и на тебе столько всего, что вычленить рисунок родового проклятия практически невозможно…

— А я… я же в него смотрелась! — вдруг всполошилась Мира, разом вспомнив предупреждения Петра насчет этого зеркала. — Это значит, я еще одно проклятие получила?

— Ага, — рассмеялся Рич, — думай, что говоришь! Какое еще одно? Родовое проклятие всего — одно. Зеркало служило проводником, работу свою исправно выполнило и теперь абсолютно безвредно. Вот кабы мать твоя в него не посмотрелась, тогда да, ты бы получила заряд, да и то не факт, что столь же сильный, как в момент создания, а сейчас… это просто зеркало. Хреновое, к тому же, — добавил со знанием дела, вглядываясь в свое мутное, искаженное отражение.

— А что насчет связи? — уточнил Тим. — Как средство связи оно уже не действует?

— Кто ж его знает, действует оно или не действует. Здесь ритуал нужен целый, чтобы эту связь установить, но кто нам об этом расскажет, — философски протянул Рич, вертя зеркало в руках. — Понимаешь, Тимми, магические вещи, тем более созданные со злым умыслом и для конкретного адресата, всегда отличаются тем, что имеют специфические особенности, с первого взгляда не видимые. Ты даже ахнуть не успеешь, как на том свете окажешься, если хотя бы в руки такую вещицу возьмешь.

— Но… выяснить‑то можно?

— Что конкретно ты хочешь выяснить? — взгляд Рича стал жестким. — Для меня, например, все кристально ясно. Ведьма умрет через день — другой — это раз. Вопрос лишь в том, как именно. Проклятие родовое было наложено на ее мать через зеркало — это два. Снимать это проклятие даже я буду как минимум неделю — это три. То есть по любому не успеваем, нечего даже и пробовать. А вот колдуна отследить можно попытаться… он мне самому нужен… где, говоришь, письма его?

Мира совсем упала духом. В голове не укладывалось, что она, здоровая двадцатидвухлетняя ведьма через какое‑то время умрет. Как же так? За что? Неужели ничего нельзя сделать? Слова Рича казались чем‑то фантастическим, не имеющим к ней никакого отношения. Мира прекрасно себя чувствовала, ни на что не жаловалась, так почему так быстро и беспощадно должна прерваться ее жизнь? Где справедливость?

— Неужели ничего нельзя сделать? — эхом повторил ее мысли Тим.

Рич подумал и ответил:

— Ну почему нельзя? Можно. Причем запросто. Хочешь, скинем это проклятие на кого‑нибудь еще, как тебе? Это намного проще, чем снимать.

Потухший взгляд Миры вновь загорелся надеждой, она даже со стула вскочила, чуть не сбив с ног находящегося рядом Тима:

— То есть как? Можно проклятие просто отдать?

— Просто — не просто, но можно. Как только найдешь подходящую кандидатуру, обращайся, только учти, времени у тебя в обрез. И, кроме того, у меня завтра практическое занятие как раз на эту тему. Если успеешь, милости прошу. Я буду студентам демонстрировать чудеса магии.

Это сейчас ирония была? — задумалась Мира на мгновение, но тут же переключилась на другое:

— А ограничения есть какие? Ну там, возраст, внешность, раса?

— Да все равно, лишь бы живой. Или живая. Даже добровольного согласия не нужно. Твоя задача — до аудитории дотащить, там мои подшефные уж сами, заодно навыки подчинения отработают в реальных условиях.

Тим тихо спросил:

— То есть ты согласна на это?

Мира подпрыгнула от нетерпения:

— Ну конечно, чего глупые вопросы задаешь! Конечно, согласна!

— Но, Мира, ты же живое существо на гибель обрекаешь…

— А я, значит, не живое существо? Меня на гибель можно обрекать ни за что?

Тим покачал головой:

— Это неправильно, должен быть какой‑то другой выход.

Рич рассмеялся:

— Ну да, в этом весь ты, без нудной патетики и морали никуда. Другой выход? Он есть. В могилу. Устраивает?

Мира враждебно нахмурилась, глядя на рядового Брайта — тот в свою очередь непримиримо смотрел на брата.

— Риччи, ты понимаешь, на что толкаешь девушку?

— Я ее ни на что не толкаю. Я ей варианты озвучил возможные, решение будет принимать сама. В конце концов, она же ведьма, небось еще и не такое творит.

— Без обобщений, пожалуйста, — послышался голос Матрены Патрикеевны. — Еще одно высказывание в сторону ведьм, и кто‑то следующее утро проведет в обнимку с унитазом.

Оба брата по — военному четко развернулись к бабушке и в один голос отрапортовали:

— Есть! — после чего вернулись к разговору:

— Но цена вопроса — ее душа. Слишком высока, на мой взгляд.

— А на мой — так ничего особенного. Подумаешь, душа. Кому она сейчас нужна? Даже с доплатой не берут, сволочи.

— Рич, я против такого варианта.

— Это не твое дело, — Мира была твердо намерена найти какого‑нибудь бомжа или вампира и отдать ему проклятие. Что угодно, лишь бы выжить. А уж с последствиями она так или иначе разберется. — Во сколько мне надо быть?

— Сейчас расписание гляну, — довольный Рич достал из кармана цифровой блокнот, полистал, — так — так — тааак… вот, пятнадцать сорок пять, второй корпус, шестая аудитория. В случае чего спросишь у привратника, он сориентирует. Ладно, если от меня больше ничего не нужно, я пошел.

И исчез. Опять без портала и без следа. Вместе с ним исчезли два письма от маминого поклонника. Видимо, решил изучить.

Мира хотела было опять удивиться, но вовремя вспомнила о своем зароке и большие глаза делать не стала.

— Ох, ты ж горюшкоо… — пропела Матрена Патрикеевна, — неужто и впрямь возьмешь такой грех на душу? Уж больно люто выходит… своими руками невинность загубить… хуже, чем пришибить кого енто дело…

— Да кто вам про невинность‑то сказал? — взвилась Мира, нервы которой были уже на пределе. Мало того, что умереть должна вот — вот, так еще и по размышлении ночевать идти некуда. А единственный, но от этого не менее призрачный шанс выжить — каким‑то чудом до завтрашнего полудня нужно отыскать подходящего субъекта для подарка. — Найду вампира какого‑нибудь или еще кого. Преступника жуткого, убийцу там… кому от этого хуже‑то будет?

Знахарка только вздохнула тяжко, а Тим пояснил:

— Ты, Мира, хоть и ведьма, но многого еще не понимаешь. Делать гадости и пакости — это одно. А проклятие отнимет твою бессмертную душу, и это другой уровень, уж поверь. Ты подводишь себя к очень опасной черте, за которой — служение богу Смерти и Лжи. Ты готова заплатить такую цену за собственную жизнь? Ты готова участвовать в кровавых ритуалах, приносить жертвы и поклоняться ему? Любая душа — чистая, даже если человек погряз в пороке. Загубишь чужую душу — загубишь и свою.

Мира немного растерялась от такого пыла:

— Но… как же… как же колдуны, которые проклятия накладывают? Они же живут себе и процветают! Как же их души?

— А нет у них душ, — ответила за Тима знахарка. — Нету и не было никогда. Точнее, очень — очень давно.

— А Рич?

— И у него нет, — сказал он.

— А… ты?

— Я человек, Миранда. В общем и целом.

— Но… как? А в частности?

— Вот как‑то так… — усмехнулся парень по — доброму, второй вопрос проигнорировав. — Как‑то так получился. Если бабушка у тебя ведьма — все невозможное становится возможным. — И хитро покосился на зардевшуюся Матрену Патрикеевну.

Значит, ведьма все‑таки она, — сделала единственно возможный вывод Мира. — Или нет, не так, она — все‑таки ведьма. Но как? Почему ее седьмое чувство молчит? И почему ей кажется, что Тим что‑то недоговаривает про себя? Ладно, сейчас это не важно, важно другое:

— Но, Тим, я же умру! Я умру! Я не хочу умирать! Что мне делать?

Тим мрачно уставился перед собой:

— Не знаю. Я не знаю, что тебе делать. Знаю только, чего тебе делать ни в коем случае нельзя.

— Отлично. — Ведьмочка вспылила и, подхватив сумку, куда сложила зеркальце и колечко, двинулась к выходу. — Вот и стой на этом, а я пойду жизнь свою спасать. И без твоих советов прекрасно обойдусь!

И гордо подняв голову, выплыла из лавки, не забыв сердечно поблагодарить Матрену Патрикеевну за гостеприимство и в пояс поклониться в знак глубочайшего уважения.

Часы на телефоне показывали без четверти девять, когда злая на весь белый свет Мира подошла к подъезду. Она дико устала, издергалась, к отвратительному настроению добавилась усиливающаяся головная боль. И что? Что дальше? Сложить лапки и ждать конца? Или попытаться отдать проклятие, обрекая себя на участь еще худшую? Может, Тим и приукрасил, но чутье подсказывало ведьмочке, что не сильно. Он вообще хороший, этот нескладный рядовой, зря она все время ему грубит. Хотя какая теперь разница?

Солнце ушло за горизонт, длинные тени исчезли в вечернем сумраке, на улицах зажглись веселые огоньки. Вокруг Миры кипела жизнь — проносились на бешеной скорости автомобили, шли, смеясь и шутливо толкая друг друга, разношерстные компании, и вскоре девушке стало казаться, что она чужая здесь, в этом городе, в этом доме, даже в своей квартире. Ей здесь не место. Она даже ведьмой настоящей стать не сумела, чего уж говорить об остальном. Первый парень — изменил. Соседка — избила. Ангел — хранитель — вечно издевается. А теперь над ее жизнью, которая и так ковыляла ни шатко, ни валко, нависла реальная угроза.

Заметно похолодало, и предусмотрительно захваченная ветровка была извлечена из сумки и надета.

Грустно, конечно, но что поделаешь. Вздохнув, девушка присела на скамейку во дворе своего дома, не зная, что делать дальше. В квартиру идти одной — страшно, звонить Тиму и просить о помощи — глупо и болезненно для самолюбия, проситься на постой к Лане — велика вероятность, что до утра тебя используют как еду. Видимо, придется ночевать на лавочке. А еще лучше, заняться поисками того, кому проклятие можно отдать. Не то, чтобы Мира окончательно решилась на этот шаг, но все‑таки…

— Чего нос повесила, коровушка?

Мира даже внимания на оскорбление не обратила — ей хотелось забиться в темный угол и зарыдать от отчаяния.

— Да ладно, колись, чего случилось? Мне тут опять отлучиться пришлось по срочному делу — нас проверками заколебали, через каждые два часа то одно, то другое. Теперь им мой внешний вид не понравился, видишь ли, представляешь? — в голосе ангела звучало возмущение, обида и искренне непонимание. — Нет, ты мне скажи, чего они пристали, а? Ты посмотри, посмотри, и скажи!

Мира послушно посмотрела и против воли рассмеялась — показавшийся в полный рост ангел и в самом деле выглядел… не ангельским образом. Никаких тебе рубашечек беленьких и штанишек с рюшами. Никаких благообразных вышивок, ничего подобного. Перед Мирой красовался крепенький парнишка в красных обтягивающих лосинах и черной майке с надписью — «Я твой ангел». Он был босой. Впечатляющего размера крылья были выкрашены во все цвета радуги. Петр повертелся перед Мирой и спросил:

— Не, что им не нравится? Вот что? Никакой свободы самовыражения! Никакого понимания среди собратьев! Костное, примитивное мышление и стадный инстинкт! И это среди Истинно божьих творений!

— Мммм… оригинальненько так… — ведьмочка даже не знала, что сказать. — Особенно крылья хороши…

— Тебе правда нравится? — лицо рыжего засияло, как рождественская елка. — Две ночи убил, пока нужные цвета подобрал. По — моему, круто получилось!

Мира согласно кивнула и, думая о своем, спросила:

— Скажи, а у меня есть душа?

Рыжий такой резкой смены темы разговора не ожидал:

— Ну есть, а что?

— А правда, что у колдунов души нет? — продолжала Мира.

— Нет. В смысле, правда, что нет.

— А почему?

— Что почему? — похлопал глазами ангел и вновь оставил видимым одно лицо.

— Почему у меня есть душа, а у них нет?

— Тебе кратко или с отступлениями историческими? И вообще, ты чего здесь расселась? Домой пойти не хочешь?

— Какое домой? — губы у Миры затряслись. — У меня ж там… разгром. И Тим сказал, что какой‑то теорин нашли. А он — врееедный…

Ангел закатил к небу глаза:

— Мда, легкой жизни, как видимо и смерти, тебе не видать. Чего колдун сказал?

— Что умру я завтра, вот что, — буркнула Мира, водя пальцем по лавке, скрывая навернувшиеся на глаза слезы. — Так что, братец, получишь ты свой четвертый ранг очень и очень скоро…

— То есть как скоро? — не на шутку встревожился Петр. — Касс же говорил…

— Да много чего твой Касс говорил. Только Рич посмотрел и сказал, что от теорина действие проклятия усилилось и… — слова закончились, из глаз опять полились слезы. — Короче, сдохну я, и все. Не сегодня, так завтра! — и с силой ударила кулаком по лавочке. Легче не стало, только пальцы отшибла.

Рыжий задумчиво пожевал губу:

— Ты, коровушка моя, не горюй. Он ж те выход предложил, поди? И я берусь угадать, какой именно. Спорим?

— Да что с тобой спорить… — махнула рукой Мира.

— Давай, ну давай поспорим, что я угадаю! Ну же! — в голосе ангела звучал азарт. — На что угодно спорю, что угадаю! Эти черти разнообразием никогда не отличались!

Мира вздохнула:

— Да богиня с тобой. Давай. Мне уже все равно, если честно.

— А на что? На что? — продолжал прыгать около нее ангел. — Давай на щелбан, а?

— На какой щелбан? — не согласилась Мира. — Ты ж — привидение.

— Сама ты привидение. Я — лик.

— Да мне пополам. Тела у тебя нет — как я щелбан буду отвешивать? Да и ты мне — хотя это маловероятно — тоже?

— Да не все ли равно? Я ж по любому выиграю, так что не заморачивайся раньше времени. А я разберусь, не волнуйся. Я в свое время руку набил в этом деле, не подумай, что хвастаюсь, ради Истины…

Мира могла бы еще поспорить, или повыспрашивать, как именно он собирается отвешиваться ей щелбан, будучи не призраком, а по его же словам «ликом», но сил не было, поэтому махнула рукой:

— Ладно. Давай так. Что он мне предложил, по — твоему?

— А предложил он тебе проклятие твое подарить. В смысле отдать. Найти кого‑нибудь и с его неоценимой помощью провести обряд по передаче. Так?

Мира кивнула, не скрывая удивления:

— Но… откуда ты знаешь? Подслушивал, да?

Ангел оскорбленно поджал губы:

— Я — ангел. Я не опускаюсь до банальности. Тем более, что у вас интересного можно услышать? Не поверишь, но каждое поколение твердо убеждено, что изобрело все на свете, включая секс и философию, хотя ничего нового не привносит в устройство этого мира. Одни пошлости и словоблудие. Зато гонору, гордыни и самолюбия… и не верят, что боги уже давно все за всех решили, фигуры на шахматной доске расставили и двигают их по своему усмотрению, называя это проявлением божественной воли. Играются ребятки уже много столетий. — И с подозрением посмотрел на Миранду, заинтригованную неожиданной откровенностью ангела. — Я надеюсь, ты не фаталистка? Потому что судьбы нет, есть лишь желания богов и точка. Но что‑то я отвлекся…

— Тогда откуда ты узнал?

— Помниться, коровушка, ты недавно интересовалась, отчего души у колдунов нет, а у тебя, пусть ты и не человек, есть, так?

— Ну?

— В этом и весь ответ. Природа приспосабливается. Колдуны — они ж проклятия как горячие пирожки раздают, только успевай уворачиваться. А в таком деле душа — реальная возможность попасть в услужение и рабство к богу Лжи; приходится постоянно обряды проводить по очищению, дабы в невольные последователи не загреметь раньше времени. Ничего святого для них нет, но за проповедями к Кассу. Вот потому‑то древние и избавлялись от души с помощью ритуалов всяческих — чтобы раз и навсегда, а затем через много — много поколений родился первый колдун без души. Точнее, живой с очевидными и значительными магическими способностями и перспективой стать колдуном — после длительного обучения, как это и заведено. Ненужная часть атрофировалась и облегчила колдунам проблему выбора — не поверишь, но некоторые юные недоколдуны до сих пор задаются вопросом, стоит или не стоит насылать проклятия, и какие это будет иметь последствия как для насылающего, так и для жертвы; но это быстро проходит. Год, от силы два в высшем учебном заведении — и почти стопроцентное падение нравов. Да, у колдунов своей души нет, они чужую норовят прихватить. И не просто так, а в услужение. Он ритуал проведет и душу твою в рабство возьмет таким образом. У них иногда счет на сотни идет. Но учти, это не для разглашения и я тебе ничего не говорил.

— Но… как?

— А так. Это вообще великая тайна колдунов, о которой никому не положено знать.

— То есть даже близкие ему люди не знают?

— Миранда, ты дура или хорошо притворяешься? У колдуна в родственниках могут быть только колдуны. А окружающие… Да откуда бы догадаться? На колдуне ж твоем не написано, чего у него там есть, а чего отсутствует. Выглядит как живой, ведет себя соответственно, а то, что равнодушный и черствый — на особенность характера списывают. И никто не задумывается, почему все колдуны одинаково себя ведут. Сразу же находят оправдания — мол, научный у них интерес, маститые ученые, светочи, гении все как один, таким все позволено, да мало ли что… а внутрь заглядывать страшно. Потому что пусто. Вот и обходятся окружающие отговорками.

— Но откуда тогда ангел — хранитель? Они ведь о душе заботиться призваны в первую очередь, разве не так? — задалась вопросом ведьмочка. — А если как вы говорите, души у колдунов нет и быть не может, но что Кассиопей твой пестует в Риче? О чем радеет? Что спасает, в конце концов?

Рыжий пожевал губами — видно было, что ему не очень хотелось отвечать на этот вопрос — то ли тайну какую божественную эти сведения составляли, то ли просто не знал. Хотя последнее вряд ли. И правда, помявшись несколько мгновений, Петр глянул по сторонам с самым заговорщицким видом и голос свой, обычно звонкий, бьющий по ушам высокими нотками, понизил до трагического шепота:

— Ты, коровушка моя, больно много вопросов задаешь. Тебя это, по сути, не касается, но спасает то, что поговорить охота, жуть. Не представляешь, какие у нас все молчуны — слова лишнего не вытянешь, выть порой хочется.

Миранда кивнула как болванчик, а про себя подумала, что если он так со всеми разговаривает, что видимо и есть, то не удивительно, что с ним никто общаться не хочет.

— Так вот. На самом деле все просто: у колдунов души нет, но это не значит, что ее вообще не может быть. Они берут себе души в услужение, как я уже говорил, это факт. Но они могут обзавестись и собственной, стоит только попросить у бога Истины. Сказать слово — добровольно — и душа вселится в тело. Взмах небесных крыльев — и бац — ты полноценный живой! Никаких ритуалов не требуется, никакой магии. Это — Высшая воля. Правда, мало кто из колдунов соглашается на такое — и то ближе к концу жизни, дабы после смерти обрести незаслуженный, на мой взгляд, покой. Задача ангела — хранителя — опять же, на мой взгляд, совершенно невыполнимая — насколько возможно приблизить и ускорить получение колдуном души. Так что Кассу не позавидуешь…

Мира могла только удивляться про себя витиеватым проявлениям божественной фантазии. И чего им там, наверху, спокойно не живется? Пили бы себе… что они там пьют, на инструментах музыкальных бренчали, беседы философские вели на глобальные темы, а живых и не очень оставили в покое. А то что ни событие — то, по словам Петра, согласно сценарию свыше… грустно осознавать, что твои барахтания в жизни кем‑то расписаны до мелочей и ничего ты с этим поделать не можешь. Ни изменить, ни повлиять, ни избежать. Интересно, а копиюшечку сценария ее существования никак по знакомству достать нельзя? А еще ластик и карандашик, чтобы изменения вносить…

— Твою ж… сложно‑то как… — только и могла прошептать Мира и, вернувшись мыслями к основной проблеме, спросила с отчаянием в голосе. — Но мне‑то что делать? Не проведем ритуал — умру, проведем — душу потеряю. Как быть, Петр?

— Надо подумать, опять же с Кассом посоветоваться. Может, чего дельного подскажет. И чует мое сердце, молитвы тебе учить придется.

— Молитвы? — удивилась Мира. — Это еще зачем?

— А затем. Глядишь, и поможет, без ритуала обойдемся. А если и нет, то хуже всяко не будет. Образование есть путь к вечной мудрости, никогда не слышала такую поговорку?

Мира честно ответила:

— Не — а.

— И я нет… — и хихикнул, — я только что ее придумал… так что учи, недоросль!

— Ага, ведьма и молитвы — прямо‑таки синонимы, — съязвила Мира. — И как это я запамятовала!

— Не иронизируй. Кроме того, ведьма из тебя — чистые слезы. Ты хоть раз кому навредила серьезно? Только собираешься…

Мире нечего было возразить, она вздохнула и поняла, что за этот разговор простила рыжему большинство его оскорблений просто потому, что ангел вселил в нее толику уверенности в том, что все еще образуется. А это было самое главное. Осталось только решить, где бы переночевать.