Самый длинный месяц

Глава 12

Крупную, угадываемую издали фигуру подполковника Шрамко он заметил в конце коридора, как только поднялся к себе на этаж. Тот шел ему навстречу.

— Зайди ко мне с Гульновым, — ответив на климовское приветствие, озабоченно сказал он и быстрым своим шагом направился дальше.

Распоряжение отдано, надо выполнять. Хотя Климов мог вообще не появляться на работе: у него отгул. Но пререкаться не стал. Служба в милиции даже словоохотливых делает молчунами.

В кабинете его ждал Андрей. В его воспаленных бессонницей глазах играл огонек самодовольства.

Климов бросил свою тощую папку на стол, прихлопнул ее ладонью.

— И ты тут? Соскучился по нервотрепке?

Кажется, он вложил в свой голос чересчур много энергии, потому что Андрей недоуменно заморгал:

— А что такое?

— Начальство вызывает. Оно, видите ли, знать не знает, что у нас с тобой отгул.

— Не может без нас жить, — сочувствующе-ироничным тоном произнес Андрей и поднялся, чтобы идти. В эту секунду звякнул телефон.

Климов снял трубку.

Отведя потянувшуюся к ней руку Андрея в сторону, он раздраженно бросил:

— Да! Я слушаю.

Звонила Легостаева. Дрожаще-мягким голосом она позволила себе узнать, «нет ли каких вестей?»

— Я себе места не нахожу…

Ах, с каким бы удовольствием Климов швырнул трубку на рычаг, но воспитание не позволяло. Он едва сдержался, чтоб не нагрубить.

— Елена Константиновна, я попрошу об одолжении: не дергайте меня по пустякам!' Договорились? До свидания.

От холода собственных слов у него даже заломило в груди. Чтоб как-то полегчало, он потер ее рукой.

— Пошли.

Андрей пропустил его вперед и, нагоняя в коридоре, понимающе спросил:

— Легостаева?

— Она.

— Неугомонная женщина.

— Да уж душу вынет.

В каждом деле, которым занимаешься с полной отдачей сил, волей-неволей оставляешь часть своей жизни.

Пытаясь угадать, зачем они понадобились начальству, Климов не удержался от сарказма:

— В деспотических государствах из всех навыков больше всего ценится умение командовать людьми.

Какое-то время они шли молча, затем Андрей вздохнул, как бы подводя итог своим размышлениям, и все тем же иронично-сочувственным тоном заметил, что и республики питают слабость к этому умению.

В кабинете Шрамко они провели целый час.

Сначала Климов отчитывался по делам, которые «зависли», потом не без иронии рассказал о том, как они с Андреем «рыли землю» и выкопали из нее Червонца, но Легостаева его за сына не признала: одежка — та, а человек — другой.

— Заявление она забрала?

— Пока лежит.

— Запрос в Министерство обороны отправил?

— Отослал.

— Ну, ладно, подождем ответ, — сказал Шрамко и облокотился о стол. — Что у тебя еще? Помощь нужна?

Климов пожал плечами, помолчал и не то, чтобы зло, но с явным раздражением сказал:

— Если бы не отвлекали, было б лучше.

— Я тоже этого хочу, — пристукнул кулаком ладонь левой руки Шрамко и взял у Климова отчет.

Андрей подпер подбородок и тут же убрал руку. Вид у него был утомленно-скучным. Казалось, все усилия его лица были направлены на подавление зевоты, отчего оно искажалось судорожным подергиванием. Глаза слипались, голова клонилась.

Климову стало жаль помощника. Сам он не испытывал желания прилечь. Как всякий, кто привык растягивать дела до ночи, а порой и до утра, он давно научился спать урывками, чаще всего в машине, приткнувшись на заднем сиденье, изредка — на затянувшихся пустопорожних совещаниях: провалится в беспамятство минут на семь, на восемь, встрепенется и опять готов к «труду и обороне», как говорит Андрей.

На силу воли он пока не обижался.

Просмотрев переданный ему отчет, Шрамко снял очки, к которым, кажется, стал привыкать, и, прикусив одну из дужек, скосил глаза на заскучавшего Андрея:

— С профессорской квартирой прояснилось?

Гульнов с трудом подавил зевоту и посмотрел на Климова:

не говорить или вы расскажете?

— Я был у Озадовского, — ответил Климов и вкратце поведал о своем визите. Даже рассказал о фокусе, проделанном с ним психиатром.

— Иными словами, — заключил он свой рассказ, — целью ограбления явилась книга, с помощью которой можно научиться магии.

— Ну… — недовольно протянул Шрамко и усмехнулся. — Это ерунда.

— Я думаю иначе.

— Не будем терять голову. Смешно.

— Да как сказать, — возразил Климов. — Находиться под гипнозом — ощущение не из приятных. Сам попробовал.

Шрамко еще раз усмехнулся.

— Ладно. Будь по-твоему. Хотя мне кажется, это бессмыслица какая-то. Игра на публику. Не больше.

— Да нет, — покачал головой Климов. — Озадовский говорит, что книга уникальная, до умопомрачения. Легко читается, не требует особой подготовки. Хотя и напечатана на старорусском языке.

— До умопомрачения, говоришь? — откинулся на спинку стула Шрамко. — Оно и видно. Один из лучших сыщиков уже в истерике. Не хватает, чтобы ты поверил в вурдалаков и ходячих мертвецов. Про них ты ничего не знаешь? Знакомиться не приходилось, а?

Уловив едкую иронию в его словах, Гульнов растерянно посмотрел на Климова, но тот, чтобы как-то сосредоточиться и найти слова для своих доводов, вперился в окно.

Видя его замешательство, Шрамко стукнул очками об стол.

— Истерика простительна для женщины тридцати лет: уходит красота и все такое, а наше дело факты, факты, факты… которые, как люди, любят, когда им смотрят в глаза. Вот и давай смотреть, что там у нас?

Климов потер нижнее веко.

— Отпечатков нет, замки открыты хорошо подогнанными ключами, никаких подозрительных личностей никто не видел, в квартиру психиатра вхож один лифтер, мастер на все руки…

— Что у нас есть на него?

— Пока не проверяли.

— Так проверьте.

— Непременно, — уязвленно поддакнул Климов. — Сам займусь.

— И всех сотрудников профессора — под микроскоп, раз книга редкая…

— Единственная в своем роде.

— Ну, тем более. Зачем воздушный шар гиппопотаму? Профессора ограбил кто-то из своих.

Это можно было и не говорить. Хуже всего, когда есть догадка, но нет доказательств.