Сан-Феличе. Книга первая

L. ФЕРДИНАНД В РИМЕ

Как и предвидел генерал Макк, посланец застал его около Вальмонтоне. Генерал не пожелал дослушать того, что рассказывал ему майор фон Райзак; он услышал только одно: французы ушли из Рима. Он бросился королю и возвестил, что по его требованию враги немедленно стали отступать и, следовательно, завтра он займет Рим, а через неделю станет полным хозяином всех папских владений.

Король приказал делать двойные переходы и в тот же день к вечеру прибыл на ночевку в Вальмонтоне.

На другой день снова отправились в путь и около полудня сделали привал в Альбано. С холма хорошо был виден Рим и вся долина вплоть до Остии. Но армия не могла войти в столицу в тот же день. Было решено, что она отправится в путь часа в три пополудни, на полпути сделает привал, а назавтра в девять утра Фердинанд торжественно въедет в город через ворота Сан Джованни и сразу же направится в Сан Карло на благодарственное богослужение.

И действительно, в три часа войска вышли из Альбано; Макк ехал верхом во главе армии, король и герцог д'Асколи — в коляске, сопровождаемой всем личным штабом его величества; слева, под холмом Альбано, там, где за тысяча восемьсот пятьдесят лет до этого произошла ссора Клодия с Милоном, осталась Аппиева дорога. Там велись раскопки, и поэтому дорогой завладели археологи. Привал сделали около семи часов вечера в двух льё от Рима.

Когда король ужинал в великолепной палатке, разделенной на три части, с генералом Макком и герцогом д'Асколи, маркизом Маласпина и наиболее близкими людьми из маленькой сопровождающей его свиты, ему доложили, что пришла делегация.

Она состояла из двух кардиналов, не примкнувших к республиканскому правительству, из чиновников, смещенных этим правительством, и нескольких невинно пострадавших, которые всегда объявляются при торжестве реакции.

Все эти люди явились, чтобы получить у короля указания относительно завтрашней церемонии.

Король сиял. Теперь и у него, как у всяких там Павлов Эмилиев, Помпеев и Цезарей, о которых три дня тому назад генерал Шампионне рассказывал майору Райзаку, будет триумф.

Значит, триумф дело не такое уж трудное, как сначала казалось.

Какое впечатление произведет в Казерте, а главное, на Молу, Старом рынке и Маринелле описание этого триумфа! Как горды будут славные лаццарони, когда узнают, что их король восторжествовал!

Вот он и победил, не сделав ни одного пушечного выстрела, грозную Французскую республику, доселе считавшуюся несокрушимой! Видно, генерал Макк, предсказавший ему все это, действительно великий человек!

Фердинанд решил в тот же вечер написать королеве и послать гонца с этой доброй вестью. Распорядившись насчет завтрашних торжеств и отпустив делегатов, предварительно удостоив их чести приложиться к руке его величества, король взялся за перо и написал:

«Любезная моя наставница!

Все развертывается соответственно нашим желаниям; меньше чем за пять дней я дошел до ворот Рима и завтра торжественно въеду в город. Перед нашей победоносной армией войска противника разбежались, и завтра вечером я из дворца Фарнезе напишу Его Святейшеству папе, что он может, если ему угодно, пожаловать в Рим, чтобы вместе с нами праздновать Рождество.

Ах, если бы можно было перенести сюда мои ясли и показать их ему!

Эти радостные вести я посылаю Вам со своим постоянным курьером Феррари. Позвольте ему в виде награды пообедать с моим дорогим Юпитером, который, вероятно, очень скучает по мне; ответьте мне с ним же и напишите, как Ваше драгоценное здоровье и здоровье наших возлюбленных детей, которым благодаря Вам и нашему доблестному генералу Макку я надеюсь передать не только благоденствующий, но и прославленный трон.

Тяготы войны оказались не так значительны, как я ожидал. Правда, до сего дня мне удавалось осуществлять почти все переходы в коляске, а верхом я ездил только для удовольствия.

На горизонте остается лишь одно черное пятно: покидая Рим, республиканский генерал оставил в замке Святого Ангела пятьсот солдат с полковником. С какой целью? Я это не вполне понимаю, но меня оно особенно не тревожит: наш славный друг генерал Макк уверяет, что они сдадутся по первому же требованию.

До скорого свидания, любезная моя наставница: оно вот-вот наступит — либо Вы для полноты торжества приедете сюда, чтобы вместе с нами праздновать Рождество, либо я со славою вернусь в свои владения, когда все уляжется и Его Святейшество папа будет восстановлен на престоле.

Примите, любезная наставница и супруга, и разделите с нашими возлюбленными детьми поцелуи Вашего нежного супруга и отца.

Фердинанд.

P.S. Надеюсь, что с моими кенгуру не случилось ничего худого и что я найду их такими же здоровыми, какими оставил. Кстати, передайте от меня сердечный привет сэру Уильяму и леди Гамильтон; что же касается героя Нила, то он, вероятно, еще находится в Ливорно; где бы он ни был — сообщите ему о моих триумфах».

Давно уже Фердинанду не приходилось писать такого длинного письма; но сейчас он находился в восторженном настроении, отсюда его многословие. Он перечитал послание, остался доволен им, пожалел, что о сэре Уильяме и леди Гамильтон вспомнил лишь после своих кенгуру, но решил, что из-за такой незначительной оплошности не стоит перебеливать удачно написанное письмо. Он запечатал конверт и приказал позвать Феррари; тот совсем оправился после падения и, явившись, как обычно, уже в сапогах, пообещал вручить письмо королеве завтра не позже пяти часов вечера.

Затем был установлен карточный стол, и Фердинанд сел за вист с герцогом д'Асколи, маркизом Маласпина и герцогом де Чирчелло, выиграл тысячу дукатов и лег спать в прекрасном настроении. Ему снилось, будто он торжественно въезжает не в Рим, а в Париж, не в столицу папских владений, а в столицу Франции и что при въезде в Тюильри, откуда после 10 августа все разбежались, его королевскую мантию поддерживают пять членов Директории, а голова его увенчана, словно у Цезаря, лавровым венком, и, как у Карла Великого, в одной руке у него держава, в другой — меч.

Наступившее утро развеяло ночные грезы, но и того, что от них осталось, было достаточно, чтобы удовлетворить самолюбие человека, которому мысль стать завоевателем пришла в пятьдесят лет.

Он еще не въезжает в Париж, зато уже готов вступить в Рим.

Въезд был ослепителен. Фердинанд был в австрийском фельдмаршальском расшитом мундире; на шее и груди у него блистали все его личные и фамильные ордена. У ворот Сан Джованни его ожидал старейший сенатор в сопровождении муниципальных чиновников; он, стоя на коленях, поднес королю на серебряном блюде ключи от Рима; вокруг сенаторов и чиновников находились все кардиналы, оставшиеся верными папе Пию VI. Отсюда по пути, заранее отмеченному букетами цветов и зелеными ветвями, королю предстояло проследовать в храм Сан Карло, где будет отслужен благодарственный молебен, а из храма — во дворец Фарнезе, расположенный, как мы уже говорили, по ту сторону Тибра, напротив дворца Корсини, из которого недавно выехал Шампионне.

В ту минуту, когда король принял ключи от Рима, грянул хор. Сто девушек в белых платьях шли во главе шествия, неся позолоченные плетеные корзины с лепестками роз; лепестки они кидали в воздух, как в праздник Тела Господня. Пустые корзины тотчас же заменялись полными, чтобы не прекращался благовонный дождь. Вслед за девушками шествовали мальчики-певчие с кадильницами; кортеж продвигался между двумя рядами жителей Рима и окрестностей. Все были в праздничной одежде; цветы сыпались словно дождь, и над толпой разносилось благоухание.

Прекрасный военный оркестр — а Неаполь особенно славится им — играл самые жизнерадостные мелодии Чимарозы, Перголозе и Паизиелло; затем, среди пустого пространства, что символически подчеркивало его монаршее величие, ехал король. Несколько поодаль за ним следовали генерал Макк и его штаб, а далее — все тридцать тысяч солдат: двадцать тысяч пехоты, десять тысяч кавалерии, все в новой форме, молодцеватые на вид; они двигались в отменном порядке благодаря многочисленным учениям, производившимся в лагерях, а за ними громыхали пятьдесят недавно отлитых пушек, свежевыкрашенные зарядные ящики и фургоны. Все это сверкало на солнце одного из тех великолепных ноябрьских дней, какие порой среди дождей и туманов дарует южная осень как последнее прости лету, как первое приветствие зиме.

Мы уже говорили, что путь следования короля был определен заранее: сначала пересекли то, что можно было бы назвать пустырем Сан Джованни ди Латерано, лужайки и уединенные аллеи, ведущие к церквам Святого Креста Иерусалимского и Санта Мария Маджоре, потом направились напрямик к древней базилике, благотворителем которой был Генрих IV, а каноником стал Фердинанд — в качестве его внука. Чтобы встретить короля, на ступенях храма собралось все латеранское духовенство. Фердинанд подъехал на коне, встреченный всеобщим ликованием и славословиями. Когда певчие умолкли, король спешился и по великолепному ковру направился к Scala Santa 70, которую перевезли из Иерусалима в Рим; некогда она находилась в доме Пилата, и Христос, направляясь в преторий, касался ее своими босыми окровавленными ногами, а теперь верующие поднимаются по ней не иначе как на коленях.

Король приложился к первой ступени, и в тот момент, когда губы его коснулись священного мрамора, раздались радостные звуки фанфар и сто тысяч голосов восторженно приветствовали его.

Стоя на коленях, король помолился, потом встал, осенил себя крестным знамением, сел на коня, проехал по обширной площади Сан Джованни, полюбовался великолепным обелиском, воздвигнутым в Фивах Тутмосом II и пощаженным Камбизом, который низвергнул или повредил все прочие памятники. Впоследствии этот обелиск был вывезен Константином, а при раскопках извлечен из Большого цирка. Затем Фердинанд направился по длинной улице Сан Джованни ди Латерано, полого спускающейся к Колизею и окруженной несколькими монастырями; потом проехал по знаменитому Каренскому кварталу, где стоял дом Помпея; почти напрямик выехал на площадь Траяна, где высилась знаменитая колонна, ушедшая в землю всем своим основанием; затем повернул направо на Корсо и с площади Венеции, что на другом конце той же улицы имеет себе пару — Народную площадь, спустился к площади Колонны и, наконец, направился по Корсо до громадного храма Сан Карло; тут, под огромным храмовым порталом, он был встречен всем причтом, вторично спешился, вошел в храм и под балдахином, сооруженным для этого случая, отстоял «Те Deum».

По окончании молебна он вышел из храма, снова сел в седло и, по-прежнему предшествуемый и сопровождаемый все тем же кортежем, стал спускаться по Корсо до Народной площади; проследовал по набережной Тибра и, в обратном направлении сравнительно с тем, как ехал Шампионне, покидая Рим, направился по виа делла Скрофа, где стоит церковь святого Людовика Французского; потом поехал по громадной площади Навона, мимо Атонального форума римлян, а оттуда, миновав дворец Браски, что напротив Паскуино, достиг Кампо деи Фьори и дворца Фар-незе — намеченной цели, завершающей его триумф.

Двор этого великолепного здания, шедевра трех величайших зодчих — Сангалло, Виньолы и Микеланджело — мог вместить в себе всю свиту короля; между двумя фонтанами, украшающими фасад и наполняющими водой грандиознейшие из всех известных гранитных чаш, были установлены четыре пушки как в знак почета, так и ради безопасности.

Обед на двести персон был подан в большой галерее, расписанной Аннибале и Агостино Карраччи и их учениками. Братья работали здесь восемь лет и получили вознаграждение в пятьсот золотых экю, то есть три тысячи франков на наши деньги.

Казалось, весь Рим вышел на площадь перед дворцом Фарнезе. Не считаясь с часовыми, народ заполнил двор, лестницу, прихожие и проник почти до самого входа в галерею. Беспрестанно раздававшиеся крики «Да здравствует король!» трижды вынудили Фердинанда выйти из-за стола и показаться в окне.

Обезумев от радости, вообразив себя соперником одного из тех героев, чьи следы он попирал, когда ехал по священной дороге, король не пожелал ждать следующего дня и решил немедленно уведомить папу Пия VI о своем прибытии в Рим. Забыв, что папа, будучи пленником французов, не вполне свободен в своих поступках, Фердинанд, разгоряченный вином и обуреваемый гордостью, тотчас же после поданного кофе отправился в один из рабочих кабинетов и написал папе следующее письмо:

«Его Святейшеству папе Пию VI, наместнику Господа нашего Иисуса Христа.

Князь апостолов, король королей!

Ваше Святейшество узнает несомненно с большим удовлетворением, что с помощью Господа нашего Иисуса Христа и под покровительством блаженного Януария сегодня я со своей армией, не встретив сопротивления, триумфально вошел в столицу христианского мира. Французы бежали, испугавшись одного вида креста и простого блеска моего оружия. Ваше Святейшество может отныне вновь обрести верховное пастырское могущество, которое я буду поддерживать своей армией. Покиньте же, Ваше Святейшество, скромное жилище в картезианском монастыре и на крыльях херувимов, как наша Богоматерь Ло-ретская, снизойдите в Ватикан, чтобы очистить его своим святым присутствием. Ваше Святейшество имеет теперь возможность отслужить в храме святого Петра божественную литургию в день рождества нашего Спасителя».

Вечером король проехал в коляске по главным улицам Рима и по площадям Навона, Испании и Венеции, и всюду его встречали возгласы: «Да здравствует король Фердинанд!», «Да здравствует его святейшество Пий Шестой!» Король ненадолго остановился у театра Арджентина, где должны были спеть кантату в его честь, потом поднялся на самую вершину Пинчо, чтобы полюбоваться оттуда залитым огнями Римом.

Весь город, начиная от ворот Сан Джованни вплоть до Ватикана и от Народной площади до пирамиды Кая Цестия, был освещен a giorno 71. Среди всех этих сверкающих огней, среди криков ликования одно только здание, на котором реял трехцветный флаг, стояло темное и безмолвное, как торжественный и грозный протест Франции против оккупации Рима. То был замок Святого Ангела.

В этой мрачной немой громаде чувствовалось что-то страшное, чудовищное; лишь один-единственный возглас через каждые четверть часа нарушал его безмолвие: «Стража, слушай!» И свет, прорывавшийся в потемках, исходил только от пушечных фитилей, которые держали наготове артиллеристы возле своих орудий.